• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Субкультуры: вечное движение

Как меняются сегодня молодежные субкультуры? Кто приходит на смену хипстерам и панкам? Как меняется восприятие молодежных субкультур в обществе? Проблемой, не теряющей своей актуальности и в наши дни, давно занимаются петербургские ученые. На вопросы «Новостей Петербурга» отвечает директор Центра молодежных исследований петербургского филиала НИУ ВШЭ Елена Омельченко.

Как меняются сегодня молодежные субкультуры? Кто приходит на смену хипстерам и панкам? Как меняется восприятие молодежных субкультур в обществе? Проблемой, не теряющей своей актуальности и в наши дни, давно занимаются петербургские ученые. На вопросы «Новостей Петербурга» отвечает директор Центра молодежных исследований петербургского филиала НИУ ВШЭ Елена Омельченко.

— Елена Леонидовна, когда зародились субкультуры?

— Понятие субкультур зародилось в послевоенной Европе. В капиталистических индустриальных обществах человек с рождения обязан был соответствовать своему классу. Класс предписывал ему определенную карьеру, культуру, окружение, одежду, вкус. Война, при всей ее трагичности, дала людям право изменить свой жизненный путь и статус. Эта тенденция нашла отражение и в СССР. Люди, побывавшие в Европе, ставшие героями, бойцами-освободителями, с большим трудом могли воспринять необходимость вернуться в свой колхоз, сдать паспорт и не иметь возможности менять свою судьбу.

Начался процесс смешения классов. У людей появилось больше возможностей в плане образования, перемещения в пространстве. Развивалось постиндустриальное общество. В это время стали зарождаться молодежные движения, которые не через открытое противостояние — революцию или бунт, а через культуру стали пере­определять свое место в жизни, отказываясь от прямого и обязательного наследования родительского статуса.

Так появились субкультуры.

— Какие субкультуры были первыми? И как их воспринимали?

— Тедди-бойз (у нас — стиляги), панки, скинхеды, позднее готы, хиппи, моды, рокеры. Первые проявления субкультурной идентичности породили первые паники — по поводу морального падения молодежи. Самая жесткая и непримиримая борьба с субкультурами велась в советское время, ведь они подвергали сомнению основные идеологические и духовные ценности. Стиляг и хиппи, как известно, преследовали, обстригали, могли подвергнуть тюремному заключению.

В конце 70‑х — начале 80‑х годов субкультуры стали более расплывчатыми, широкими группами, хотя изначально были практически андеграундными движениями, попасть туда было достаточно сложно. Благодаря индустрии, которая всегда активно реагирует на изменения молодежных пристрастий и тиражирует новые образы, эти образы начинают практиковаться массово, уже безо всякой привязки к идеологии. Со временем стали развиваться клубные, барные культуры — когда человек ищет свою идентичность не через присоединение к очень ярким, эксклюзивным образам, а через тусовку, в которую он входит. Появилось рейв‑движение — массовое движение, которое не является субкультурой, но имеет особые практики, и исследователи в этой связи стали употреблять термин «неоплемена».

— А сами субкультуры в классическом понимании исчезают?

Несмотря ни на что, они по-прежнему существуют.

— Почему они продолжают формироваться?

— Всегда, везде, во все времена часть молодежи стремится к эксклюзивности. Люди растут вместе, могут учиться в одном классе, тусоваться в одном дворе. Но кто-то из них всегда будет выбирать исключительность, а кто-то будет присоединяться к большинству. Субкультурщиков, альтернативщиков, неформалов (их называли и называют по-разному) всегда мало. Любое меньшинство преследуется и маргинализуется большинством. Но оно никуда не исчезает и даже иногда становится разработчиком, источником или законодателем культурных и социальных преобразований.

Был период, и, я думаю, он снова наступит, когда происходили зачистки, борьба с культурным плюрализмом. Субкультурный бум у нас был в конце 80‑х, в 90‑х. А потом стали постепенно закручивать гайки, и в начале 2000‑х на субкультурщиков началась настоящая охота. Такое ожесточенное отношение характерно для закрытых систем, это признак культурной регрессии. Исследования субкультур сводились к наводкам — к тому, как распознать неформалов. В 2005–2006 годах по школам рассылали справки с приметами субкультур, они определялись как группы риска, с которыми должны работать психологи — переубеждать и возвращать к нормальной жизни. По классам запускали анкеты: назови, кто в твоем классе относится к субкультуре. Напоминает советские, пионерские дела — когда на собраниях пытались наставить на путь истинный.

— Кому досталось больше всего?

— Про готов писали, что они чуть ли не едят друг друга, эмо считали суицидальными.

Но тут перепутаны причина и следствие: не среда эмо развивает в молодых людях суицидальные наклонности, а молодые люди, испытывающие проблемы в связи с одиночеством и, возможно, склонные к суицидальным настроениям, включаются в эту среду.

Строго говоря, эмо — это не совсем субкультура, а скорее движение. Оно культивировало эмоции, открытость, мягкость, теплоту, то, чего не хватает некоторым детям. Говорить, что эмо-сцена провоцирует коммуникативные проблемы или что готическая сцена подталкивает к экспериментам со смертью или шрамированием, — это огромное упрощение. Все гораздо сложнее, здесь множество переплетений. Но среди родителей все равно существуют моральные паники.

— К чему приводит общественная борьба с субкультурами?

— Формируется представление о том, что субкультурные дети — это девиантная молодежь. Так называемые исследователи или чиновники даже не считают нужным проводить границу между субкультурами: им все равно, кто ты — гот или скинхед. И это очень опасно во всех смыслах, непрофессионально, усложняет диалог с молодежью.

— Но ведь неформалы не всегда ведут себя в рамках приличия и даже закона.

— Конечно, с рядом субкультур, особенно правонационалистических и реакционных, есть проблемы, и на них нельзя закрывать глаза. Но нужно разговаривать. Один весьма распространенный подход предполагает перевоспитание, социальное лечение. Другой подход — тот, который используем мы, — предполагает глубокое понимание. Это приводит к более гармоничной коммуникации и отказу от ярлыков — кто правильный, кто неправильный, кого надо лечить, а с кем надо работать.

— Всегда ли субкультуры легко определить и различить по внешним признакам?

— Мы обращаемся к смыслу идентичности, а не к ее внешним атрибутам. Все субкультурные сцены отличаются борьбой за истинную идентичность. Это тенденция конца ХХ — начала XXI вв. — попытка отказаться от имени, навязанного медиа и исследователями. Хипстеры не любят, когда их называют хипстерами, готы обязательно уточнят, какие они готы. Это связано с тем, что многие субкультурные имиджи растиражированы благодаря популярной культуре и потребительскому рынку. Многие признаки классических субкультур стали достоянием гопников.

— А чем по-настоящему различаются субкультуры?

— У каждой субкультурной сцены — свои представления о гендере, телесности, о ролях, о нормативности. Нам интересно найти мостики между различными субкультурными сценами, выяснить, как происходит передача субкультурных образов, как они становятся модным трендом и почему молодежь это практикует. Почему многие хотят быть похожими на хипстеров и почему самим хипстерам при этом важно сказать: «Вы вообще никто, и звать вас никак, и мы вообще из разных песочниц»?

— Хипстеры сейчас, похоже, уходят на второй план. Кто приходит им на смену?

— Так называемые weet — это теперь будет новая игрушка, новая потребительская ниша. Weet от слова sweet — это такие мягкие, беззлобные дети, которые любят друг друга, но отказываются от беспорядочного секса, возрождение хиппи в новом обличье. В отношении друг к другу и к миру у них преобладает нежность и теплота, они не позеры, скорее скромняги. Они очень аккуратненькие, чистенькие, носят бабушкины кардиганы, замшевые ботинки. Как всегда, воображение журналистов и маркетологов начинает приписывать новому поколению или новой субкультуре особый вид одежды и аксессуаров, свои книги и фильмы.

— Что сейчас происходит с субкультурами в России?

— Сейчас мы можем наблюдать некоторое затухание культурной активности, что вполне естественно в связи с консервативным поворотом, который отличает гендерную политику в России. На первый план выходит традиционная семейная социализация, воспитание патриотизма, что предполагает присоединение к большинству, определенные запреты культурной инаковости, единый взгляд на историю, определенные предпочтения в искусстве, музыке и так далее. Это не значит, что субкультуры исчезли. Они могут меняться, образовывать новые ядра. Если все это будет продолжаться, они уйдут в подполье, как это было в самом начале, в 70‑х, когда уже были стиляги, советские панки.

— Как вы изучаете субкультуры? Внедрение в среду? Интервью? Опросы?

— Есть исследователи, которые, преследуя политические цели, внедряются в среду — особенно если подразумевается социальная опасность субкультур. Но мы так не работаем. Мы практикуем включенное наблюдение, то есть исследователь говорит, что он исследователь, объясняет свою роль и задачу. У меня есть опыт исследования скинхед-сцены в Воркуте. Вхождение в среду, как правило, происходит с помощью проводников. Процесс завоевания доверия бывает очень долгим. Нельзя разделять взгляды, которые приняты в этой среде, иначе теряешь исследовательскую идентичность, но все равно устанавливаются дружеские связи. Так что выходить из среды тоже очень сложно. Мы берем глубинные интервью, изучаем субкультурные артефакты.

— Вхождение в субкультуры, как правило, происходит в подростковом возрасте, в юности?

— Я думаю, что это очень хороший период в жизни. Одна из общих потребностей возраста — попробовать новое. Часто она принимает негативные формы — алкоголь, курение, наркотики. Но это период жизненных проб, именно так люди вступают на путь самоопределения, самопоиска, ответа на вопросы — кто я, для чего я, с кем я? Это общие вопросы. Ответы могут быть разные, но включение в субкультуру помогает молодым людям обрести себя, друзей, избежать одиночества. Помимо фана, молодость — это время одиночества. Не всем подросткам удается найти свою компанию, добиться понимания, завоевать определенный статус. Возможность приобщиться к капиталу субкультуры — это возможность повысить свой уровень. Ребята, включенные в субкультурные сцены, как правило, ориентированы на высшее образование, это продвинутая часть молодежи. Так что я против моральных паник, я за диалог.

Беседовала Нина Фрейман