«Историку следует говорить обществу и неприятные вещи», — профессор Евгений Анисимов о ремесле историка, системе высшего образования и Петре Великом
Евгений Викторович Анисимов, научный руководитель департамента истории НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург, доктор исторических наук, рассказывает о своей студенческой жизни, любимых местах в Петербурге и объясняет, почему написание текстов — тяжелый труд, но не единственный выход для историка. Отдельной темой разговора стало празднование 350-летия Петра I и современные подходы к оценке личности первого российского императора.
— Евгений Викторович, чем вы занимаетесь в свободное время?
— Я непрерывно что-то произвожу, как паук. Все время думаю. Часть мозга всегда перерабатывает материал, даже когда я в дороге или беседую с кем-то. Приезжаю домой и иду к компьютеру — бывает, что десять страниц сразу пишу.
Лев Гумилев в лагере написал книгу без единого листа бумаги: выдергивал откуда-то нитки и делал на них узелки, повторяя: «Этот узелок — об этом, а вот эти два — о том». У него образовалась большая связка, а потом он все записал. Нечто подобное есть и у меня — я что-то чиркаю на руке или делаю отметку на пыльном стекле, когда компьютера нет под рукой.
Считаю, что всегда стоит спешить. Наукой нужно заниматься непрерывно. Как только переключаешь внимание на иные вещи, жизнь тебя уносит и все твои пометки становятся немыми. Нужно поддерживать тонус, как балерина. У всех должен быть свой «балетный станок», если хочешь чего-то добиться. Время надо беречь. Молодые обычно его тратят, но, с другой стороны, это естественно.
— Вы тоже были таким молодым человеком, который еще не познал ценности времени?
— Я жил полноценной жизнью. С виду безалаберный, но внутри у меня четкая организация. На втором курсе поехал в Москву в архив и забыл паспорт. В те времена можно было ездить без него и даже курить в самолете, но в архив меня без паспорта не пускали. Когда я стоял и плакал от огорчения, ко мне подошел «старичок» лет пятидесяти с вопросом о том, что случилось. Говорю: «Паспорт забыл, приехал дело Артемия Волынского смотреть». Оказалось, что это был директор архива. Он меня провел, мне принесли дело и потом еще пленку с копиями прислали. Удивляет, как он в плачущем парне почувствовал настоящий интерес?
Была и другая история, когда мы с приятелем вернулись из студотряда, получив около пятисот рублей, а повышенная стипендия была тогда сорок рублей. К восторгу наших девочек, мы решили совершить что-то незаурядное и полетели в Москву, чтобы купить им славившееся тогда московское эскимо. Купили мороженое в аэропорту Шереметьево и тут же вернулись, девочки ждали нас в Пулково.
Если ты нацелен на полноту жизни, то успеваешь все, даже в Москву за мороженым слетать и сухого льда выпросить у продавщицы. Но к знаниям у меня была страсть, я был фанатик истории, любил ее с детства. Я приехал из провинции и не знал ничего об античности. Когда начались лекции, сел изучать греческий язык, хотя он был мне не нужен. До сих пор люблю античность. Сейчас читаю «Императоры Византии» — очень поучительно.
— У вас есть в Петербурге любимые места?
— Я не родился здесь, но полюбил этот город, еще не видя его. В свое время Петр Великий так же полюбил Голландию. У меня было много предложений остаться в Америке преподавать, но я не могу без этого города жить. Всегда очень любил Васильевский остров — это такой «гумус культуры», каждый дом чем-то славен. Очень люблю Петроградскую сторону с ее замечательными улочками, вроде знаменитой улицы Бармалеева, откуда пошел образ одноименного героя Чуковского.
Есть такой принцип: чем больше знаешь, тем глубже чувствуешь. Гуляя по Флоренции, натыкаешься на памятную доску о том, что в этой церкви Данте впервые увидел свою Беатриче. Если ты не читал Данте, то это ничего тебе не говорит, в твоем сердце пустота. Нужно счищать с души налет повседневности, бытовщины. Я почему люблю художников? Они всегда видят разнообразие цвета. Идешь по городу и тоже вдруг замечаешь расцвеченные солнцем или темнотой уголки, разные цвета Невы. Большое счастье, что наш город не стал столицей — столичность душит своеобразие.
Я всегда говорю студентам изучать Петербург, потому что обычно они путешествуют в метро и города не знают. Изучайте город ногами! Самые прелестные места — набережные каналов, бесконечно красивые в разное время года. Ходите по музеям! Если за два года вы не побывали в Эрмитаже, то никогда туда не попадете. Кстати, за десять музейных билетов на экзамене я прибавляю балл.
— Каким было ваше первое путешествие за рубеж?
— Это были два путешествия. Я собирался в Америку, но перед этим следовало посетить социалистическую страну. Так я полетел в Берлин на симпозиум. Впервые высадился на иностранную землю, и оказалось, что приглашение и документы пропали. Едва нашел симпозиум, все утряслось. Ходил потом по незнакомому городу, решил выпить немецкого пивка и спустился в пивную, а там все как в фильме о Штирлице: мордастый бармен, запах пива. Я сделал заказ, оглянулся и увидел то, что меня страшно потрясло, — офицеров ГДР в форме, которая очень напоминала нацистскую. Они сидели за большим столом пьяные и раскачивались, держась друг за друга. Это произвело на меня сильное впечатление. Генетически все во мне возмутилось. Я ушел.
Поездка на конференцию в Гонолулу на Гавайские острова была самой потрясающей. Прилетел, вошел в номер по ключу-карте, расположился, разложил вещи. Думаю: «А это что за дверь?» Открыл, а там собственно номер — оказалось, что я в прихожей расположился. Это было сильно для советского человека, смущение колоссальное. Уже и не говорю о том, что было тяжело понимать язык. Сколько ни изучал английский, все время казалось, что ничего не понимаю. Из той поездки я привез «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Книга выглядит так, будто в воде побывала. Чтобы спокойно пройти пограничников и таможню, я ее засунул за спиной под ремень. Волновался очень, и книга намокла от пота, а когда я уже вышел к родным, стала проваливаться в штаны, и мне пришлось схватиться за поясницу, приговаривая: «Ой, что-то спина заболела». Эта книжка у меня есть и сейчас, как память об этой истории.
— Как полагаете, насколько важен обмен международным научным опытом?
— В свое время Петр Великий открыл ворота и сказал, что мы — европейцы. Это наша ойкумена, наш мир. Сопротивляться этому немыслимо. Когда мы говорим о студенческом научном опыте — это чрезвычайно важно. Один семестр, проведенный в хорошем университете, для нашего студента дает колоссальный стимул к развитию. Это возможность воспитать в себе другие качества. В университетах за рубежом никто никогда ни у кого не списывает, это просто невозможно. Международный опыт помогает пересмотреть свои знания, навыки.
— Как вы относитесь к возможным изменениям системы высшего образования, деконструкции Болонской системы?
— Болонская система отработана в сорок одной стране мира, и она действует. Ее можно совершенствовать, наполнять глубокими профессиональными знаниями, но основные принципы необходимо сохранять. Если вернуться к старой системе специалитета, смазывается творческая часть, на которую заточены следующие ступени образования.
Высшее образование расширяет кругозор, вводит в мозг схему, систему знаний, этакие каналы. Ее можно потом заполнить, чем угодно: хоть медициной, хоть математикой. Эйнштейн хорошо сказал о том, что не помнит, какая скорость света, но знает, где посмотреть. Главное, чтобы у тебя были отточенные мозги, что и дает высшее образование. Ты можешь прочитать кипу книг, ложась на диван и засыпая. Но в системе образования есть мягкое принуждение, оно тебя заставляет двигаться. Большинство людей инерционны, их трудно расшевелить, а когда начал учиться, то поехал, как на велосипеде, и уже крутишь педали и получаешь удовольствие от свистящего в ушах ветра. Так и с образованием.
— Вы неоднократно говорили о том, что считаете историка наблюдателем — что вам как историку дало наблюдение и на что стоит обратить внимание «начинающим наблюдателям»?
— Нужно читать, много и разное. Это искусство — читать книги, выискивая в них важное. Это профессионализм — умение делать выводы и учиться у других, найти у кого-то хорошую систему аргументации, сносок, интересный ход мысли. Чтение должно формировать твои мозги. Вокруг мины невежества, нужно их распознавать и обезвреживать — трудом, учением. Помнить, что непрочитанные книги мстят.
Об истории — я извлек из опыта, что история ничему не учит, даже в личной жизни. Только собственные ошибки становятся для человека важными и запоминаются. То же самое касается и общества. Общество иногда выдергивает из истории то, что ему в данный момент необходимо, а все остальное отбрасывает. Историки одиноки в мире людей, которые думают, что жизнь начинается с них. Человечество ведет себя примерно так, как надевшая новое платье и сосредоточенная на себе девушка. Оно не учитывает опыт истории. Иногда историки могут быть слабыми, говорят то, что от них хотят услышать, или выбирают уже изученное в ущерб собственным идеям, а надо сливаться с наукой, учиться.
— Как не поддаваться страсти брать из истории только то, что тебе необходимо?
— Это очень трудно. Нужно стремиться к объективности. Не нужно писать житие, но и памфлетов тоже следует избегать. Начинающему историку трудно делать этот выбор, поэтому существуют научные руководители. Как научный руководитель я знаю дело изнутри, мое мнение может быть неприятным, но мы как будто в прозекторской, когда работа лежит на столе, и я ее разбираю, оперирую. Либо найди аргументы в свою защиту, либо откажись от них. Я совершенно жесток со студентами, вообще беспощадный. Даже говорю им: мой образ должен над вами висеть и страшить, потому что только так вы будете грести веслами. Похвала сама придет от тех, кто будет читать.
Еще обязательно нужно общаться, говорить с коллегами, найти настоящих друзей. У меня жена такой настоящий друг. Я все время обкатываю на ней свои мысли, а потом она читает то, что я написал, и выдвигает «аргументы дьявола», разрушая мои красивенькие схемы. Это сильно помогает.
— Что для вас текст и его написание?
— В изучении истории есть своя эстетика и прелесть. В связи с этим всегда вспоминаю песню Окуджавы «В склянке темного стекла…». Когда сидишь в архиве и тебе приносят огромный том документов, ты его ставишь на пюпитр, открываешь и слышишь шорох будто бы времени: это осыпается песок, которым приказный дьяк посыпал, как промокашкой, страницу только что написанного текста. От этого соприкосновения с прошлым дрожь берет. А когда бабочка выпадает из документа XVIII века? Или в тексте видишь смешное место о «капитане» Александре Македонском, потерявшем штаны. Приглядываешься и замечаешь, что человек триста лет назад напротив этого места сделал отметку ногтем. Ему тоже было смешно. Этот мостик через вечность воодушевляет. Бывало, в молодости думаешь, куда пойти? В архив или к девушке? Непременно сначала в архив, «а девушки потом», как в песне. Это страсть, внутренний огонь. Они очень важны для историка.
У меня в молодости случались трудности в написании, немота. Иногда не знаешь, как выразить себя, не запутаться. Необходимо следить за стилем, бороться с канцеляритами. Пишут: «Дело в том, что…» — не надо! Давайте сразу к делу, пишите убедительно — почему вы этот факт считаете важным? Здесь можно обойтись и без всяких «например».
Как построить архитектонику работы, как поступать с большим количеством материала? Нужно непрерывно читать и перечитывать, чтобы все оставалось в голове. Я считаю, что документы нужно копировать рукой. Если бы я их сканировал, это могло бы пройти мимо моего сознания.
Любовь к архиву и источникам вечна, потому что в них каждое новое поколение видит что-то свое. Писать — это трудно. Поначалу особенно. Когда я готовлю доклад или статью, то читаю вслух и анализирую — как я произношу эту фразу? Может быть, ее надо поделить на несколько предложений? Очень люблю работать ночью, у меня в это время разрабатывается фантазия. Другое правило — все, что написано, должно полежать, слегка омертветь, но не засохнуть. Потом это надо перечитать почти злобным взглядом, без пощады к себе. Нужно делать все быстро и, желательно, качественно.
Как-то мне предложили переиздать мою старую книгу об Елизавете Петровне, а для этого нужно было перенести текст в компьютер. Когда я сел его перечитывать — понял, что это барахло, взял и заново написал эту книгу. Теперь одно издательство хочет мое собрание сочинений издавать, а мне вообще невыносимо это видеть. Мне нравится выражение Святослава Рихтера «я себе не нравлюсь». Заниженная самооценка полезна, потому что она держит в тонусе. Доктор, профессор — какое это имеет значение? Нужно критично подходить к себе и своей работе. Как Екатерина Вторая писала, мол, прохожу мимо своего бюста, и такая морда противная.
Как быть счастливым, преуспевающим, держать себя в тонусе? В этом смысле нужно исходить из того, что ты уже поступил в Вышку — это достижение, но только начало. Нужно показать себя. Я исповедую философию победителя. С юности я занимался спортом, и нет большего наслаждения, чем утащить ленточку, когда ты первым добежал до финиша. Ощущение победителя важно. Оно достигается трудом. За пять лет учебы нужно много освоить, встать на определенную платформу. Почему хорошо быть отличником? Отличнику легче, потому что появляется инерция успеха, и наоборот — у троечников инерция неудачи.
Невозможно жить без внутреннего движка, он должен быть у каждого человека.
Конечно, с возрастом возникают проблемы, с которыми нужно бороться. Я даже составил «Кодекс наступающей старости», где указал себе, какие вещи делать не стоит. Нельзя кичиться возрастом, потому что есть замечательная персидская пословица: «Если осел старый, то его не делают муллой». Не нужно разгоняться больше ста тридцати километров в час. Не стоит абсолютизировать собственный опыт, подавать свою историю жизни как образец. У каждого свой путь. Так, я много писал о Петербурге и Невский проспект мне кажется неиссякающей рекой жизни, текущей с начала XVIII века и до сего дня. Вдоль ее берегов у каждого своя тропа. У меня по Невскому был всегда книжный трек. Я знал пять-шесть книжных магазинов, когда появлялись деньги — шел покупать книжки, гулял с девушками, заходил в кофейни. Весь город наполнен нашими тропами, ощущениями. Так и в жизни.
— Как студенту выбрать свою тропу? Написание текста для историка — самый оптимальный вариант? Как вы относитесь к записи подкаста, организации выставки, съемке фильма как итогу студенческой работы? Это развлечение и массовизация или интересный выход в современном мире?
— Конечно, не только написание текста. Современные технологии позволяют делать колоссальные вещи, я очень все это приветствую. Главное — идеи. Откуда они появятся, если ты не учишься, не перерабатываешь знания собственным опытом? Многие вещи могут быть поняты только визуально. Теперь преподавание без презентации вообще невозможно. Желательно, чтобы еще была движуха при этом. Я и нашу новую программу приветствую, которая всем этим занимается (ОП «Медиакоммуникации». — Прим. ред.).
Есть один из законов борьбы со старостью — отказ от страха перед гаджетом, который стоит наравне с борьбой с комплексом старухи Изергиль (неаккуратность в одежде) или комплексом Иудушки Головлева, который всех упрекает, что свет не гасят. Пожилой человек не должен бояться нового. Современная техника совершила переворот. Помню, как в молодости узнал, что есть «компьютер». Прочитал интервью Айзека Азимова, который заявил, что начал писать в четыре раза быстрее, был потрясен. Думал, что это недоступно, а потом много книг написал, не заходя в библиотеку, потому что все можно достать из интернета.
— Публичные выступления — необходимость для историка?
— Профессионал обязательно должен участвовать в воспитании людей. Я никогда не отказываюсь пойти в библиотеку и сделать какое-то сообщение. Там сидят старушки или кто-то другой — не важно. Нужно нести профессиональное слово в массы. Однажды читал лекцию по своей книге «Куда пошел Сусанин» о живописи и подвиге Ивана Сусанина — что он спасал не царя, а своего помещика. А есть ведь посвященная традиционному взгляду опера «Жизнь за царя», и вот женщина, посетив мою лекцию, сказала: «Как же я теперь могу оперу слушать?». Неприятную тайну узнала, но что делать, надо с этим жить. Мы должны реально смотреть на мир, поэтому историку следует говорить обществу и неприятные вещи.
— Как вы сохраняете оптимизм?
— Нужно наслаждаться жизнью, мы для этого созданы. Созданы, чтобы через наш труд получать удовольствие. Спешите делать добро. Никогда не делайте зла сознательно — вы можете случайно обидеть кого-то, но никогда не задумывайте зло. Самое главное, что мне кажется важным, — думайте больше о других. Они будут думать о вас и помогут вам. Об этом английская пословица «Если вниз по течению послать кусок хлеба, то он вернется бутербродом». Нужно отдавать себя окружающим людям, в этом залог жизнерадостности. Это не опустошение, а способ, чтобы создать пространство и получить новое счастье.
9 июня 2022 — 350 лет со дня рождения Петра Первого
— Евгений Викторович, в год 350-летия Петра I традиционный Петровский конгресс (9‒11 июня 2022) был посвящен личности царя-реформатора — почему такой выбор темы?
— Идея посвятить личности Петра юбилейный, пятнадцатый по счету конгресс была предложена мной и нашла широкий отклик среди ученых. Были сформированы шесть секций, в рамках которых речь шла о том, как царь проявлял себя в кругу семьи, друзей и соратников, на поле боя и за столом переговоров, как реформатор и отец Отечества, какие элементы составляли его картину мира, формировали как человека и способствовали мифологизации.
В результате появилось много новых, очень интересных и порой даже неожиданных тем — как, например, нетривиальный взгляд сотрудника Третьяковской галереи на иконографию императора, фокусирующийся на «усах властелина», или доклад специалиста-филолога по античным сюжетам в биографии Петра. Cамые разнообразные темы, как пазл, складываются в общую картину представлений о личности Петра как ключевой фигуры российской истории. Я считаю, что в исторической науке прошло то время, когда один человек может написать нечто всеохватное с учетом самых разных аспектов темы, а коллективное творчество как раз способно на это. Хотелось бы по итогам работы конгресса на основе представленных работ издать коллективную монографию, способную войти в разряд научной литературы.
Кстати, ее частью станут и работы на основе образовательных проектов волонтеров Государственного Эрмитажа, представленные на молодежной секции конгресса «Мастерская Петра I». Студенты разных вузов, будущие специалисты, анализируют в них проявления Петра как кораблестроителя, лекаря, архитектора, его страсть к учению. Эти ребята учатся и одновременно участвуют в просветительских проектах Эрмитажа. Мне кажется, что нашим студентам тоже стоило бы включиться в такую работу, объединяющую исследовательскую деятельность и просветительское волонтерство.
— Что нового о Петре узнали и предложили к обсуждению лично вы? Чему был посвящен ваш доклад?
— Конгресс открывался моим докладом «Личность Петра Первого: взгляд из XXI века». В нем я не стал говорить о личных качествах Петра, представлению которых была посвящена отдельная панель, но постарался определить, что лежит в основе появления этой личности. Я считаю, что огромную роль сыграла детская травма, полученная царевичем в десять лет во время стрелецкого бунта, когда на его глазах убивали родных людей. В течение семилетнего регентства Софьи его не покидал страх за свое существование и за политическое будущее, усугубляемый тяжелыми отношениями в семье, конфликтом сестры, царевны Софьи, и матери, царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. В этом свете известные нам детские игры Петра с оружием и поиск новых людей приобретают отчетливый оборонительный характер и могут быть рассмотрены как детская самозащита. Из этих тревожных лет он вынес ненависть — к прошлому, к Софье, семье Милославских, к Москве и почитаемой старине. Реформы Петра стали реформами мести, потому что он хотел отказаться от того, что ему как царю было дано. Так возник Петербург и все прочее.
Уроками жизни для Петра стало посещение Архангельска, Азовские походы и Великое посольство в Европу. В визитах в Архангельск и Азовских походах у него возникла идея служения России, и он действительно стал тем правителем, который думал не о друзьях, не о собственном кармане и даже не о бессмертии, а о будущем своей страны. Что касается поездки за границу, то он пришел к выводу, что демократия как основа развитых стран, служивших ему примером, не подходит России и только державная власть может быть мотором преобразований. Из всех этих идей и вырос образ реформатора и вместе с тем личность. Но возможно, что все было и не так (смеется).
— Как вам кажется, для нас Петр другой, чем тот, что был у наших предшественников?
— Историк Погодин в XIX веке писал о том, что фигура Петра, которая стоит за нашей спиной, вопреки исторической перспективе не уменьшается по мере нашего движения. Я с ним согласен. Каждая эпоха привносила новый взгляд. В XVIII веке Петр рассматривался как демиург и основатель России, в веке XIX славянофилы стали сомневаться в верности избранного направления на запад, в советское время сформировался двойственный подход: Петр — эксплуататор народа, но он создал великую имперскую Россию. Но вообще-то он угодил и западникам — потому что открыл окно в Европу, и равнодушным к политике технократам — потому что осуществил колоссальный перенос знаний, технологий и разнообразной информации (благодаря этому в русском языке сразу появилось три тысячи новых слов и выражений), и патриотам — потому что создал империю.
В том, что он делал, опять же просматривается логика безопасности. При основании Петербурга он писал, что ни одной шведской деревни ему не нужно, а потом оказалось, что для безопасности ему нужны и Эстляндия, и Лифляндия, и Финляндия. Движение на обеспечение безопасности всегда одобрялось людьми, которых условно можно назвать имперцами, и в принципе для русских людей пространство играет большую роль, его утрата расценивается как потеря. Это позволяет правителям настроить людей таким образом, что они готовы приносить большие жертвы ради немыслимых идей. Все наши великие полководцы и флотоводцы — Суворов, Румянцев, Ушаков, Скобелев и другие — воевали за расширение пределов России. Поэтому, отвечая на вопрос, я могу сказать, что Петр постоянно современен, и для нас тоже. Для сегодняшних «западников» Россия — часть Европы, и у нас нет другого дома, их оппоненты предлагают жить самостоятельно, но лично мне такая возможность представляется сомнительной.
Петр будет постоянно актуален и каждая эпоха будет находить в нем свой аспект, который говорит только об одном — это уникальная, гениальная личность.
Личности подобного масштаба в России не было никогда. В нем было то, что я бы пожелал каждому молодому человеку: культ труда, опытного знания, вечной учебы, открытость миру, готовность воспринять новые идеи, их переработать, освоить, применить на практике. Он был доброжелателен к человеку знающему и умеющему. Петр Великий был будто заброшен из будущего в прошлое. Он понимал очень многое из того, что не понимали его современники. Петр видел Петербург таким, каким мы его видим. Эти качества строителя, созидателя — совершенно потрясающие.
Историческое образование в петербургском кампусе Вышки можно получить на образовательной программе бакалавриата по направлению «История» и на магистерской программе «Глобальная и региональная история / Global and Regional History». Программы реализуются на базе Санкт-Петербургской школы гуманитарных наук и искусств НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург.
Текст подготовили
Александра Мородецкая, студентка 1-го курса МП «Медиапроизводство и медиааналитика»
и Иван Бурмистров, студент 3-го курса ОП «История»