«Пора признать востоковедение и африканистику отдельным научным направлением»
Востоковедение сегодня — одно из самых востребованных образовательных направлений у абитуриентов, а выпускники пользуются большим спросом на рынке труда. О том, как и чему учат современных специалистов по Востоку и Африке, рассказал Евгений Зеленев, профессор, директор Института востоковедения и африканистики НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург.
— Евгений Ильич, вы могли бы дать определение, что такое современное востоковедение?
— В российском научном сообществе общепринятого определения востоковедения не существует. Поэтому, опираясь на реалии российской образовательной и научной традиции, я определяю востоковедение и африканистику в России как комплексное научное направление и соответствующую модель образования, объектом изучения которых выступают люди, общества, языки и культуры азиатско-африканского ареала, а методологией — применение методов гуманитарных и социально-политических наук с опорой на тексты на восточных и африканских языках с целью получения качественно нового знания междисциплинарного и трансдисциплинарного уровня.
Именно так мы готовим наших выпускников, которые работают на государственной и дипломатической службе, в международных межправительственных организациях, учреждениях культуры, науки и высшего образования.
— Как устроено востоковедное образование в питерской Вышке?
— Программа по востоковедению и африканистике открылась в Высшей школе экономики в Санкт-Петербурге в 2014 году. Структура обучения по бакалаврской программе «Востоковедение» в НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург выглядит следующим образом. Два первых года студенты бакалавриата, распределенные по четырем принимающим, то есть базовым, кафедрам, проходят курс первого восточного языка, начинают изучать второй восточный язык, а также проходят фундаментальную подготовку по отраслевым дисциплинам филологического направления, истории, географии и социально-культурной антропологии.
С третьего курса студенты распределяются на две новые кафедры, где им предлагается специализироваться в таких областях знания, как экономика, международные отношения, политология, социология, религиоведение и философия, культурология и искусствоведение, в перспективе — и в некоторых других. Эти специализации строятся на изучении политической, общественной и культурной жизни стран Азии и Африки. Студент сам выбирает специализацию. В этом ему помогают консультации с преподавателями, посещение открытых лекций и мастер-классов.
Логичным продолжением развития востоковедного бакалавриата в НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург стало открытие в 2023 году мультидисциплинарной востоковедной магистратуры «Кросс-культурные исследования Азии и Африки в контексте международных отношений».
— Пока ни в Вышке, ни в другом вузе нет аспирантуры по востоковедению и африканистике. Появятся ли в России кандидаты и доктора востоковедения?
— Парадоксально, но факт: 22 российских университета ведут подготовку тысяч специалистов по направлению «Востоковедение и африканистика» на уровне бакалавриата и магистратуры, которые после окончания бакалавриата не имеют возможности продолжить научную карьеру по полученной специальности, так как соответствующего научного направления официально не существует. После окончания университета выпускники традиционных востоковедных программ автоматически, за незначительным исключением, и независимо от их желания «превращаются» в историков и филологов. Не всех это устраивает, что увеличивает запрос на изменения и реформы. Предпосылки к признанию востоковедения самостоятельной наукой есть совершенно определенно.
В НИУ ВШЭ в ближайшей перспективе планируется открытие первой в России аспирантской школы по направлению «Востоковедение и африканистика». Тем самым завершится формирование необходимого третьего уровня преемственности в подготовке востоковедов: бакалавриат — магистратура — аспирантура.
— В этом году у вас вышла статья «Современное российское востоковедение в контексте “восточного вопроса”», в которой вы как раз ставите вопрос о выделении востоковедения и африканистики в отдельное научное направление.
— Да, было бы справедливо признать направление подготовки «Востоковедение и африканистика» одновременно и гуманитарной, и социальной (включая политические) наукой, поместив его в ряд надотраслевых наук, выше отраслевых. Подобная схема рассматривается сегодня как рабочая гипотеза по включению востоковедения и африканистики в реестр научных дисциплин Министерства науки и высшего образования РФ.
Пока же официально научного направления «Востоковедение и африканистика» в России не существует, но есть такая образовательная модель в бакалавриате и магистратуре.
— Из вашей статьи следует, что действующее сейчас на большинстве востоковедных образовательных программ деление на историков и филологов появилось в середине ХХ века. А что было до этого?
— В дореволюционный период (конец XVIII века — 1918 год) в России сложились принципы имперского изучения Востока, решавшие задачу с позиции европоцентризма научно описать афро-азиатский регион, значительная часть которого уже была объектом европейской колонизации. В российском востоковедении тогда преобладал междисциплинарный подход, а прием абитуриентов в университет осуществлялся на разряды, например китайско-маньчжурский, монголо-калмыцко-татарский, арабо-персидско-турецко-татарский и др. Разряды формировались по языковым и культурно-цивилизационным признакам — это был весьма современный и прогрессивный для того времени метод образования, предвосхитивший развитие современных трансдисциплинарных гуманитарных научных направлений.
— То есть так называемый историко-филологический комплекс знаний, который действует в современных университетах, сформировался уже тогда?
— Действительно, такой комплекс существовал в российской и советской ориенталистике с первой половины XIX века до начала 30-х годов ХХ века, когда студенты получали комбинированное (комплексное) филолого-историко-гуманитарное образование. Но эта модель востоковедения полностью прекратила свое существование в СССР к середине 30-х годов ХХ века, когда понятие «востоковедение» было удалено из учебных программ советских университетов, а соответствующие преподаватели переведены на филологические и исторические факультеты.
Когда в 1944 году советское руководство приняло решение восстановить востоковедное образование в Советском Союзе, принципом новой модели образования стало разделение как преподавателей, так и выпускников учебных заведений, где изучались языки и культура народов Азии и Африки, исключительно только на филологов и историков. Один год принимали абитуриентов на отделение всеобщей истории, а другой — на филологическое отделение с двумя возможными специализациями — лингвистика и литературоведение.
— А что произошло после распада СССР? Как поменялось востоковедение?
— Российское востоковедение после 1991 года сблизилось с западноевропейскими и североамериканскими азиатскими и африканскими исследованиями (Asian and African studies), восприняв их объективизм, деидеологизацию и социально-культурную антропологическую методологию, но также в него вернулись элементы неоколониальной имперскости и западоцентризма. Принципиально изменилась тематика исследований, которые все больше стали соответствовать западноевропейской и североамериканской научной повестке. Многократно возросло количество исследований, издающихся российскими учеными на английском и других европейских языках, в том числе и за рубежом.
В то же время большинство образовательных программ, перешедших из специалитета в бакалавриат и магистратуру, не отошли от деления на историков и филологов. В Высшей школе экономики, как я уже отмечал, действует альтернативная образовательная модель: мы готовим именно востоковедов.
— Евгений Ильич, вы много лет были деканом восточного факультета СПбГУ, выпустили учебные пособия, по которым и сейчас занимаются все востоковеды в России. Почему вы решили перейти на работу в НИУ ВШЭ?
— Я действительно более 30 лет проработал в СПбГУ и прошел путь от ассистента до декана факультета. Меня пригласили в Вышку в 2013 году для открытия востоковедного направления в кампусе в Санкт-Петербурге. И я увидел в Высшей школе экономики современный университет, который позволит мне воплотить в реальность те мои представления о востоковедении как науке и как образовательной модели, которые, увы, нельзя было реализовать на родном восточном факультете.
Дело было в высоком среднем возрасте преподавателей, которые со временем все реже бывают готовы выходить из зоны комфорта и что-либо серьезно менять в жизни и в образе мыслей. Поэтому я принял решение сделать новую альтернативную востоковедную образовательную модель, в которой будет место не только истории и филологии, но и экономике и политике, социологии и этнопсихологии, истории и теории международных отношений, политологии и геополитике, а также технологиям искусственного интеллекта и работе с большими данными.
Так в 2014 году в питерской Вышке сформировался коллектив молодых перспективных востоковедов, готовых не только к новому и непривычному, но и к постоянному развитию, то есть не видевших в изменениях угрозы своим личным интересам. Образно говоря, питерскому классическому востоковедению была привита московская востоковедная школа, ориентированная на современный рынок труда. Синергетический эффект от этого мне видится не только уникальным и ценным, но и чрезвычайно перспективным, доставляющим студентам удовольствие от учебы и открывающим им перспективы профессионального роста как в практической сфере, так и в науке.