«Код ученого»: Игорь Кузинер о старообрядцах в СССР, отказе от стереотипов и силе воли

Этой осенью кандидат исторических наук Игорь Кузинер выпустил подкаст «Святые из подполья» для «Яндекс Книг» и «Яндекс Музыки». Религиозные сообщества ученый исследует давно — с 2016 года, а пару лет назад он защитил диссертацию о старообрядцах-странниках. Каким было старообрядчество в начале XX века, какими качествами обладает идеальный научный руководитель и какую исследовательскую книгу можно читать вечерами за чашкой чая — в нашем материале.

Владимир Александров / НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

Исследование, которым вы гордитесь

Это, наверное, моя кандидатская диссертация. Обычно я намного критичнее к самому себе, но этот текст мне нравится. Смотрю на него и думаю: «А ведь здорово написано!»  Иногда немного огорчаюсь, что труд превратится в монографию, а не в художественное произведение: получилось бы интересно. Но пока я готовлю к публикации две книги на ту же тему — на русском и английском языках. 

В кандидатской я рассматривал биографии трех старообрядцев-странников первой трети XX века. Несмотря на падение Российской империи, революцию и становление советской власти, эти люди вели насыщенную жизнь. Может, они и считали себя мироотреченцами, но сумели сориентироваться в том водовороте событий, который поглотил их современников. Мне было интересно понять, что такая адаптивность говорит о самих странниках и о времени — более инклюзивном, чем кажется.

Обычно представления о старообрядцах — крайне ограниченные. В сознании людей это либо отшельники Лыковы, либо крупные промышленники, которые сколотили состояние и регулярно ездили в Париж за картинами импрессионистов. Но такие траектории совершенно не описывают то, как жило большинство старообрядцев начала XX века. А между тем, они не сильно отличались от своих современников. В основном они были рабочими, крестьянами и мещанами. Что из этого следует?  Старообрядцы не замыкались на себе, поэтому к их истории следует относиться более вдумчиво.

Принято считать, что с приходом советской власти положение старообрядцев значительно ухудшилось. Да, в 1918 году церковь отделилась от государства и школы и все религии оказались равны между собой. Но, как ни странно, положение старообрядцев-странников улучшилось. Если в Российской империи они были нелегалами, то после революции смогли зарегистрироваться. Так и начался короткий роман старообрядцев с советской властью. Бывшим маргиналам разрешили занимать территории монастырей и организовывать колхозы. Впрочем, привилегии сохранялись недолго: в конце 1920-х годов гонения на старообрядцев возобновились.

Когда притеснения старообрядцев начались снова, положение этих людей стало совсем печальным. И если раньше они могли рассчитывать на покровительство богатых купцов, то к концу 1920-х годов частного бизнеса просто не существовало. А значит, помощи ждать неоткуда. Тогда многие старообрядцы отдалились от своей общины и вернулись к мирской жизни, а некоторые начали совмещать одно с другим.

Бывали и крайне интересные случаи, когда странники сотрудничали с советской властью. В диссертации я как раз рассказал о человеке, который из такого старообрядца превратился в агента НКВД. Звали его Максим Залесский. Он относился к тому направлению странничества, которое не приняло советскую власть, и потому бедствовал. В какой-то момент Залесскому стало тесно среди единомышленников, и он попытался легализоваться. Нашел краеведческое общество в Ярославле, принес туда описание своей общины и икон, а потом попытался трудоустроиться. 

Но везению Залесского пришел конец: краеведческое общество разогнали почти сразу после того, как он туда обратился. Чуть позже, путешествуя, он попал в лапы НКВД. Если верить дневнику старообрядца, следователь на допросе понял, что перед ним не простой человек, а самый настоящий религиозный эксперт. Тогда Залесского начали внедрять в нелегальные общины, чему тот вполне обрадовался — его интеллектуальные способности наконец оценили. 

Конечно, тогда я романтизировал старообрядцев. Такие противоречия казались мне необъяснимыми и даже странными. А потом, когда я увидел в своих героях обычных людей, пазл сошелся. Да, Залесский — странник, но он может быть кем-то еще. Не всякий старообрядец становится Аввакумом, он просто живет и выбирает то, что ему доступно. Эту многогранность всегда стоит учитывать.

Исследование, которое изменило ваше представление о науке

Назвать одну такую книгу будет сложно, так что выберу несколько. Все — по моей теме или близко к ней. Мне нравится монография Дугласа Роджерса The Old fate and the Russian land о старообрядцах верхней Камы. До этой книги я, как и многие, подходил к старообрядцам романтически. Казалось, странники скрыли от меня свой неведомый мир, который ждет разгадки. Дуглас Роджерс поразил меня своей прагматичностью. Он смотрел на старообрядцев как на самых обычных людей и вольно интерпретировал их биографии. Благодаря ему старообрядчество превратилось для меня из острова в часть материка.

Довольно сильно на меня повлияла книга Ильи Герасимова Plebeian Modernity, да и сам ученый — тоже. Он — достаточно строгий критик нескольких моих статей. Так или иначе, я ему благодарен: теперь смотрю на работу с историческими источниками немного иначе. За незначительными повседневными фактами он научил меня видеть реальность моих героев.

Еще мне нравятся работы Юрия Слезкина. Заснуть над ними просто невозможно — так захватывающе он пишет. По сути исследования я не всегда с ним согласен, особенно когда тема мне близка. Но это уже мелкие придирки — читать-то все равно интересно. Наверное, самой занимательной мне показалась «Эра Меркурия»: она помогла ответить на вопрос о том, кто я и чем отличаюсь от других. Словом, немного оформила мою идентичность.

Все эти книги объединяет одно — детективный подход. Я часто говорю студентам, что в науке самое главное — понять, кто ты: этнограф, переводчик или следователь. Когда это произойдет, работать станет намного легче. Сам я, безусловно, сыщик — мне интересно работать с людьми, раскапывать мельчайшие детали их биографии — не остановлюсь, пока не выясню все подробности. И мне это жутко нравится, хотя многие исследователи работают совсем иначе.

Ученый, на которого хочется равняться

Думаю, Жанна Кормина. Она была моим научным руководителем и научила меня всему, что я умею. Диссертацией я тоже во многом обязан именно ей — она читала все варианты моих текстов и терпеливо объясняла, как их можно доработать. Более того, Жанна Владимировна взяла меня в грант, что позволило мне спокойно заниматься наукой, не нуждаясь в дополнительном заработке.

Жанна Владимировна — идеальный научный руководитель. Достаточно эмпатичная, но при этом сидеть у себя на шее никому не позволяла. И даже если она критиковала работу, то умела сделать так, чтобы это было жестко, но не обидно. Есть чему поучиться! 

Мне вот значительно сложнее давать обратную связь. Если у кого-то из студентов получился не самый удачный текст, я, скорее всего, назову его «ризоматичным». Самое суровое, что от меня видели студенты, — это комментарий «Не надо, правда». Впрочем, такое бывает крайне редко. В основном, у студентов-историков хорошие работы.

Мне кажется, моя мягкость давно вышла за пределы академического мира. Мне в целом трудно вступать в конфронтацию. Возможно, именно поэтому я не участвую в конференциях. Да, это важная часть жизни любого исследователя, там все знакомятся, но мне просто страшно. Пусть лучше мой текст прочтут два профессионала и дадут подробные комментарии. Для меня это намного ценнее.

Источники вдохновения

По натуре я больше писатель, чем рассказчик. От работы над текстом получаю истинное наслаждение. Бывали дни, когда я просыпался в хорошем настроении от одной только мысли, что буду писать целый день. Сейчас я перерабатываю свою диссертацию и, если честно, немного устал от нее. Даже порядок абзацев выучил наизусть. Вот если возьмусь за что-то новое — тогда совсем другое дело!

Меня радует проект, который я завел специально для студентов. Там они учатся полевой работе. Раз в месяц или два мы посещаем какую-нибудь церковь или общину, в которую ребята без меня не заглянут. Поскольку в большинстве своем мои студенты — из светских семей, я показываю им, насколько разнообразен наш мир.

В какой-то степени меня вдохновляет подкаст, который я запустил совсем недавно. Этой осенью вышел аудиосериал «Святые из подполья», записанный для «Яндекс Книг» и «Яндекс Музыки». Очень необычный опыт. Я привык к академическому стилю, и хотя у меня он достаточно раскованный, пришлось перестраиваться. Поначалу было сложно: что-то приходилось объяснять дополнительно, что-то — переписывать. А потом я поймал волну. Понял, что меня больше ничего не сковывает, можно выдвигать больше гипотез, ни на кого не ссылаясь, и это тоже нормально.

Главное для ученого

Прежде всего — сомнение. Ученому важно постоянно критиковать свой взгляд на мир и собственные труды. Это естественная часть работы. Я и сам, пока писал диссертацию, несколько раз менял свой взгляд на старообрядцев-странников. Да и сами герои к этому располагают — они вечно сомневаются в себе и своей вере.

Самым главным качеством для ученого я считаю силу воли. Ведь каждому из нас нужно довести свою работу до конца: именно по ней нас потом и будут встречать. Я видел много людей, которые были умнее и начитаннее меня, но им не удавалось написать ни строчки. Я про таких иногда говорю: «Хороший парень». Они умно говорят и всячески показывают свою значимость — намного больше, чем работают. И все-таки «свой парень» — это не профессия.