Как социологи Центра молодежных исследований изучали креативные пространства на Северо-Западе России
Осенью 2022 года исследовательницы Евгения Кузинер и Дарья Петрунина опубликовали статью, посвященную креативным пространствам как «третьим местам» в России. Они уже несколько лет изучают образовательные и миграционные траектории молодых людей из регионов СЗФО. Исследование креативных пространств — часть большого трехлетнего проекта при поддержке РНФ. В материале — интервью с авторами.
— Почему вы решили изучать креативные пространства?
Евгения Кузинер:
— В 2020 году Центр молодежных исследований получил грант от РНФ на осуществление трехгодичного исследования о миграции молодежи. Только, в отличие от многих проектов на эту тему, нам было интересно, не почему молодежь уезжает из родных регионов, а наоборот — почему остается. И как на миграционные вызовы и утечку мозгов отвечает сам регион — что делается, чтобы удержать молодежь и сделать регион более привлекательным для нее.
Наше исследование мы проводили в шести городах Северо-Западного федерального округа (СЗФО): Калининграде, Пскове, Петрозаводске, Сыктывкаре, Мурманске и Архангельске. При отборе городов мы учитывали их близость к мегаполисам и границам с другими странами. Мы также учитывали высокий уровень исходящей миграции в регионах. Сыктывкар немного отличается от остальных городов — он удален от крупных городов и границы. Однако это город республиканского значения, столица республики Коми, с достаточно высоким уровнем миграции в мегаполисы.
Мы проводили интервью со студентами и выпускниками местных вузов, экспертами по работе с молодежью и молодежной политике. Помимо интервью мы проводили «кейс-стади» — исследовали примеры успешных городских проектов о культуре и предпринимательской активности.
После интервью и наблюдений я начала замечать, что многие информанты, говоря о местах для отдыха, называли креативные пространства или же, наоборот, жаловались на их нехватку. Российские ученые не обделяют вниманием креативные пространства, но регионы редко в фокусе их исследований, чаще это все-таки Москва и Санкт-Петербург. Мне стало интересно посмотреть на региональную специфику креативных пространств: являются ли они местом притяжения молодежи, какие мероприятия там проходят, есть ли региональные отличия.
— Как развиваются креативные пространства в России? Равномерно или с фокусом на города-миллионники?
Евгения Кузинер:
— Мне показалось, что это все-таки не совсем равномерная история. Больше развития мы наблюдаем в Санкт-Петербурге и Москве — достаточно просто посмотреть на количество креативных кластеров в этих городах. В регионах ситуация варьируется — где-то их пока не открыли, а где-то есть, но совсем немного. Там все находится в зачаточном состоянии. Есть проблемы с финансированием и с оттоком молодежи, которая могла бы заниматься развитием креативной экономики. Да и сами по себе креативные пространства — это не суперкоммерческая история, много денег на этом сразу не заработаешь.
Дарья Петрунина:
— С точки зрения экономики это очень сложный вопрос. Для многих креативных пространств и местных инициатив одним из основных источников финансирования являются различные гранты. Такая форма поддержки выделяется на конкретные цели и мероприятия и не дает возможности просто существовать как пространство. Без дополнительного финансирования, доходов от продажи мерча и аренды или пожертвований пространство не сможет выжить.
Если же мы говорим о креативной экономике в целом, она безусловно развивается и в регионах. Бум DIY («сделай сам») и крафта виден везде. Мне кажется, в любом городе России можно найти гончарную мастерскую или, по крайней мере, крафтеров, которые развивают свои профили в социальных сетях, делают что-то руками и продают. Это пользуется спросом. У нас есть другой проект, который курирует Яна Крупец — в нем уже много лет изучаются крафтовые предприниматели.
— Вы уже говорили, что креативные пространства — это «третьи места». Но почему их так называют?
Дарья Петрунина:
— Это характеристика, которую в конце XX века предложил социолог Рэй Ольденбург. Он исходил из частоты пребывания человека в том или ином месте: первое — это дом, второе — работа, и третье — место, куда человек приходит расслабиться и пообщаться с единомышленниками. У последнего должна быть нейтральная территория, и оно должно быть открыто и доступно для всех, при этом способствовать образованию комьюнити, быть местом для общения. «Третьим местом» можно назвать, например, библиотеку имени Маяковского, бар или кофейню.
Креативные пространства — относительно новые «третьи места». Они создают возможность для солидаризации и объединения людей, формирования комьюнити. Это важная характеристика «третьих мест», где взаимодействие людей в фокусе внимания.
Евгения Кузинер:
— Одними из классических примеров «третьих мест» Ольденбург называл бары, кофейни и библиотеки. Креативные пространства можно считать новым типом «третьих мест». Они не всегда соответствуют основным характеристикам, которые придумал Ольденбург, однако создают открытое пространство для общения разных людей, помогают им творчески реализовываться.
— Почему может казаться, что креативные пространства — это все-таки больше про эксклюзию, чем про открытость и доступность для всех?
Дарья Петрунина:
— Задача нашего исследования — понять, можно ли вообще считать креативные пространства «третьими местами». Проведя анализ, мы пришли к выводу, что не все они относятся к «третьим местам» в классическом понимании. Номинально большинство креативных пространств действительно открыты и доступны для всех — любой желающий может туда прийти, однако на деле все немного сложнее.
Мы выделили два типа креативных пространств: одни формируются сверху, по инициативе федеральных или муниципальных властей, а другие вырастают снизу. Те, что создаются без вмешательства государства, обычно формируются из локальной тусовки, участникам которой либо не хватает места для встреч и общения, либо у них уже есть такое место, но хочется сделать его общественным. Понятно, что в такие места будут стекаться люди, похожие на основателей по своим интересам, взглядам и ценностям С этой точки зрения, пространства, созданные снизу, обладают некоторой эксклюзивностью и не для всех выглядят привлекательными. Некоторые наши информанты говорили, что им не хватает креативных пространств в городе, и те, что уже есть, кажутся им «слишком интеллектуальными».
Если мы говорим про пространства, созданные сверху, в них сложно проследить наличие определенного сообщества — скорее, его может не быть вовсе. На разные мероприятия приходят разные люди, различные группы горожан.
Евгения Кузинер:
— В своих историях организаторы и резиденты всех креативных пространств, в которых нам удалось побывать, заявляют, что открыты для всех — каждый может прийти. Это и на словах, и на деле так. Но вот приходит туда далеко не каждый, люди не чувствуют, что это «их» место. Они не олицетворяют себя с ним. Им кажется, что в такие места, скорее, должны приходить представители творческой интеллигенции — в себе они качеств этой группы не видят.
Дарья Петрунина:
— Я думаю, здесь проблема в позиционировании креативных пространств. Они могут говорить: «Да, мы открытые», но не доносить этот посыл до горожан. Возможно, им бы и понравилось там.
— Зачем обществу креативные пространства?
Дарья Петрунина:
— Если мы возьмем в качестве примера «Смену» в Казани (она не была рассмотрена в нашем исследовании, но сейчас хорошо вписывается в объяснение), то заметим, что там устраиваются образовательные мероприятия — бесплатные лекции с абсолютно разными спикерами. Люди там обсуждают не одну конкретную тему, а много разных. Это пространство — место для дискуссий, где каждый может расширить свой кругозор, проявить свою гражданственность, пообщаться. Социальные функции «Смены» применимы и к другим креативным пространствам.
— А можно ли предположить, что бум креативных пространств в регионах привел бы к сокращению оттока молодых людей из регионов?
Евгения Кузинер:
— Это очень глобальный вопрос. Утечка мозгов ведь зависит не только от уровня развития креативного сектора в регионе, но и от уровня заработных плат, качества образования, доступного жилья. К тому же не все заняты в креативной экономике — есть молодежь с совсем другими потребностями вроде мест в детских садах, торгового центра в шаговой доступности от дома и хорошей поликлиники.
Да, конечно, появление креативных пространств и подобных практик создаст определенную степень привлекательности города и региона. Даже в нашем исследования были случаи, когда молодые люди приезжали работать в конкретное креативное пространство или когда изменяли решение уехать, потому что находили работу в таком месте. Но говорить о том, что это панацея от утечки мозгов, я бы не стала.
Дарья Петрунина:
— Это безусловно влияет на отток молодежи. Создание креативных пространств — это повод переосмыслить миграцию. Но все-таки закрытие базовых потребностей первоочередно: это и развитая городская инфраструктура, и зарплаты, и доступ к качественному образованию.
— Почему обычно креативные пространства находятся в бывших промышленных зданиях? Является ли это частью их самоидентификации?
Дарья Петрунина:
— Мне кажется, здесь стоит думать не о том, почему креативные пространства располагаются именно там, а о том, что предлагает сам город. В мире сохранилось огромное постиндустриальное наследие — множество ненужных зданий в центре больших городов России, Европы, даже Азии. Эти здания больше не используются по назначению, нужно их как-то переосмыслять. Джентрификация касается не только каких-то культурных проектов, это и переоборудование старых зданий в жилые помещения и торговые площадки.
Для креативных пространств бывшие промышленные здания хороши по нескольким причинам. Часто они располагаются где-то в центральной части города. Площади таких зданий огромны — есть много пространства для переосмысления и создания чего-то нового. Помимо этого, бывшие промышленные здания аутентичны — во многих проектах сохраняются отсылки к индустриальному прошлому.
У меня было интервью с сотрудницей гончарной мастерской, которая находится в здании Александровского завода в Петрозаводске. Моя информантка с гордостью просила выглянуть в окно и посмотреть на былое величие этого места, а после с грустью размышляла о том, что Петрозаводск из города, который славился промышленностью, превратился в торговые площади. Их дело — отчасти попытка создать новый смысл внутри промышленного наследия.
Евгения Кузинер:
— В Петрозаводске в начале лета будет фестиваль «Заводь. Искусство на заводе». Он посвящен историческому заводскому наследию города. Несколько креативных пространств, базирующихся в зданиях бывших заводов, делают этот фестиваль вместе: придумывают экскурсии, организовывают цифровые выставки. Подняли даже старые чертежи и архивы.
— Что из себя представляет портрет посетителя креативных пространств?
Евгения Кузинер:
— Наши информанты говорили, что чаще всего их пространства посещает творческая молодежь, которой интересно участвовать в дискуссиях, ходить на лекции, смотреть выставки, устраивать гаражные распродажи. Мое личное восприятие немного отличается от их слов. Когда я ходила на мероприятия, аудитория менялась в зависимости от темы и содержания. Например, на публичной лекции про перестройку я видела не только молодых людей, но и постарше, на феминистский фестиваль приходили в основном женщины.
Дарья Петрунина:
— Одна из потребностей таких людей — как-то организовать свой досуг. Надо понимать, что в этих городах досуг чаще всего платный (кино, боулинг, кафе). Креативные же пространства предлагают открытые мероприятия, которые можно посетить бесплатно или за донаты.
Они помогают молодым людям творчески реализовывать себя, общаться, культурно наполняться, узнавать новое и тут же это обсуждать.
Кузинер Евгения Николаевна
Центр молодежных исследований: Младший научный сотрудник
Петрунина Дарья Сергеевна
Центр молодежных исследований: Стажер-исследователь