«Работа — это когда устаешь». Социологи Питерской Вышки изучили карьеру людей с интеллектуальной инвалидностью

Люди с интеллектуальной инвалидностью (ЛсИ) часто сталкиваются с предубеждениями: им не доверяют важные задачи и редко предлагают работу. Однако они могут быть надежными сотрудниками, особенно если правильно их мотивировать. Социологи Центра молодежных исследований Наталья Соловьева и Анастасия Андреева изучили, как ЛсИ выходят на рынок труда, и опубликовали статью в «Журнале исследований социальной политики». О ходе исследования и результатах — в интервью.

iStock

Как собирали данные

Исследователи провели 28 интервью. Шесть из них — с потенциальными работодателями, 14 — с людьми с интеллектуальной инвалидностью, восемь — с сотрудниками помогающих организаций. Интервью проходили на базе центра, который помогает людям с инвалидностью. Там же проводилась серия включенных наблюдений.

Заказчиком исследования выступила компания, где проходили интервью и наблюдения. Ее сотрудники занимаются адаптацией ЛсИ для открытого рынка труда, чтобы подопечные самостоятельно откликались на вакансии на HeadHunter и проходили собеседования.

В выборку ЛсИ вошли люди от 30 до 48 лет. Большинство информантов имели опыт работы и образования — высшего, среднего профессионального или дополнительного. Частью выборки стали представители малых и крупных компаний, размещавших вакансии для ЛсИ на HeadHunter, а также сотрудники НКО, которые занимаются людьми с инвалидностью.

Что выяснили исследователи

Социологи пришли к выводу, что некоторые смыслы, вкладываемые в трудоустройство, могут объединить как работодателей, так и ЛсИ. В их числе — альтруистический: помощь оказывалась важной как для ЛсИ, так и для работодателей.

— Что стало мотивацией для того, чтобы исследовать трудоустройство для людей с интеллектуальной инвалидностью?

Анастасия Андреева: 

— У нас в магистратуре был проект, который позволял изучить рынок труда для ЛсИ. В него мы и вписались. Для меня это было первое полевое исследование, причем сразу сложное и необычное. Сразу стало понятно: пойти по привычным шаблонам интервью здесь не получится. Нужно пробовать что-то другое. Но это очень полезный опыт, мы многому научились.

— Для чего полезны такие исследования?

Анастасия Андреева: 

— Мне кажется, надо в целом чаще рассказывать о людях с интеллектуальной инвалидностью. В информационном поле их трудовой опыт освещается скупо. Звучат две точки зрения: что их нужно заставить работать или, наоборот, пожалеть, избавить от несправедливости. Но в то же время мало кто спрашивает самих ЛсИ, какие у них мечты и цели.

Возможно, наше исследование поможет работодателям: они слабо представляют, что делать, если к ним на работу устраивается человек с инвалидностью. Для них это большая ответственность, брать ее на себя боязно. Но если познакомиться с темой поближе, страхи постепенно отступят.

Наталья Соловьева: 

— Да, работодатели действительно совсем не знают, как живут ЛсИ. Им сложно предложить какие-то действия для адаптации такого сотрудника. Вот, например, стандартная ситуация — сотрудник опаздывает на работу. Люди с интеллектуальной инвалидностью в такой ситуации могут испытывать жгучий стыд. Они не приедут на работу, потому что им когда-то внушили, что опоздание — это плохо. И в такой ситуации нужно позвонить человеку и сказать: «Мы вас ждем, все в порядке, ничего страшного не случилось». Про подобные ситуации полезно знать заранее.

— На какую литературу вы в основном опирались?

Наталья Соловьева: 

— Очень помогли работы Елены Ярской-Смирновой. С ними стало понятнее, как подходить к теме с концептуальной точки зрения. Еще, конечно, мы читали Анну Клепикову — и статьи, и ее антропологический роман «Наверно, я дурак» о детях и взрослых, которые не могут жить вне психоневрологического интерната или диспансера. Это было полезно на методологическом этапе: мы читали, с какими чувствами можем столкнуться и какие действия стоит предпринять, если что-то пошло не по сценарию. Но конечно, Клепикова рассматривала более сложные ситуации, чем мы. Наши респонденты более активные, мобильные и свободные. Они спокойно передвигаются по городу, а иногда настолько хорошо знают его, что остается только позавидовать.

— Где проходило исследование? И с чего оно начиналось?

Анастасия Андреева: 

— Мы приходили в организацию, которая заказала это исследование. Но не просто за интервью или наблюдением, мы и в занятиях участвовали. Например, готовились к собеседованиям вместе с подопечными центра. Делились на пары и разыгрывали разговор с потенциальным работодателем, выполняли тестовые задания. 

Еще мы ходили на еженедельные сессии готовки и вместе варили борщи. Пока вы режете вместе картошку и морковку, может завязаться интересный неформальный диалог. Люди в таких ситуациях иногда рассказывают о себе свободнее, чем на официальном интервью, куда какие-то детали не войдут.

Наталья Соловьева: 

— После таких неофициальных встреч было намного проще выстроить общение с ЛсИ. Уже не было отчужденности, когда мы приходили. Появились локальные шуточки. Характеры людей стали очевиднее — ведь они сильно отличаются. И конечно, после такого общения мы знали, кого и как позвать на интервью.

— А почему не стали общаться на сторонней территории?

Наталья Соловьева: 

— То, что интервью проходили на территории помогающей организации, — это осознанное решение. На территорию самих ЛсИ мы не заходили, потому что было не всегда понятно, как они живут. Если одни или с мужем или женой — это еще ладно. Но если с опекунами — это могло создать определенные неудобства. Придешь так в гости к человеку, а там его родители. Информант не сможет с ходу объяснить, зачем нас позвал, а наши слова покажутся неубедительными — особенно с учетом того, что мы расспрашиваем не о личном.

Анастасия Андреева: 

— Да, могли возникнуть ненужные подозрения. Представьте, как эта ситуация выглядит с точки зрения родителей: к вам домой приходят незнакомые люди и спрашивают у члена семьи, пользуется ли он банковской картой.

Наталья Соловьева: 

— Угу, а между тем именно такие вопросы у нас были в блоке финансовой грамотности: где человек хранит деньги, как ими управляет, на что хочет потратить. Мы-то понимаем, для чего это спрашивать, а вот со стороны это выглядит подозрительно. Родственник может вступить в диалог и начнет рассказывать историю, которая уведет от темы исследования.

— Какие сложности возникали в процессе исследования?

Анастасия Андреева: 

— Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к речи информантов — она неконвенциональная. С обычными интервью примерно понятно, сколько строчек уйдет на слова интервьюера, а сколько — на информанта. Здесь все работало иначе.

Бывали случаи, когда я задавала вопрос, а человек отвечал практически односложно. Расспрашивала, уточняла детали, но с места мы не двигались. Подводила память или не хотелось делиться. 

А как-то мне, наоборот, попался очень разговорчивый информант. Он говорил сплошным потоком, куда нельзя было вставить ни слова. Наверное, его редко спрашивали о чем-то личном, а тут выпал шанс рассказать о себе. Вот он и рассказал, причем довольно интересно… Но насколько это полезно для исследования — открытый вопрос.

Наталья Соловьева: 

— Рассказы ЛсИ о себе редко выглядят как устойчивая последовательность фактов. Кто-то может предложить три версии одной и той же истории. Однажды нам даже посоветовали поменьше слушать одного из информантов: якобы он много врет. Мы с этим столкнулись. Но это не повод не фиксировать его речь. Даже наоборот, здесь можно прийти к интересным интерпретациям. Как-то мы с Настей обе заметили искажения в рассказе информанта: написали о них в полевых дневниках. Это стало поводом для рефлексии. С ненамеренными искажениями сложнее: мы не врачи, у нас нет цели понять, почему так получилось. А вот намеренные — это интересно, они могут говорить о попытке понравиться.

Но в целом мы не стремились докопаться до истины, написать биографию людей. Нам больше важны всякие субъективные штуки. И ошибки, и неточности, и искажения проявляют эту субъективность.

— Поговорим о результатах. С какими барьерами сталкивались ваши информанты при трудоустройстве?

Наталья Соловьева: 

— Самой очевидной проблемой были социальные ярлыки — что ЛсИ сидят на дотациях, больны и так далее. ЛсИ говорили о трудностях в коммуникации, но ссылались на лень. Хотя у меня есть ощущение, что дело не в этом. Любой человек устанет, когда начнет разбираться с бюрократически запутанной процедурой. А людям с интеллектуальной инвалидностью просто нужны компаньоны, которые помогут собрать документы и сопроводят по всем адресам. 

Иногда бывают проблемы с мотивацией. ЛсИ перестают понимать, зачем им устраиваться на работу. Найти работу мечты вряд ли получится, а усталость превысит любое удовлетворение от труда. Барьером становятся и медицинские показания. Многие информанты рассказывали, что не могут выполнять какую-то работу из-за головной боли или невозможности остаться дома.

Анастасия Андреева: 

— Некоторые инструменты, разработанные для помощи ЛсИ, внезапно оказывались барьерами. Взять, например, курсы, которые можно пройти на бирже труда. Наши информанты жаловались, что образование, полученное там, потом никуда не применить.

Условия труда тоже далеки от идеальных. Иногда работодатели не хотят оформлять ЛсИ официально или не озвучивают зарплату на собеседовании, хотя завышенных требований по деньгам нет.

— Возможно ли людям с инвалидностью встроиться в трудовую жизнь сейчас, когда есть культ продуктивности?

Наталья Соловьева: 

— Мне кажется, что да. Подавленное состояние возникает у наших информантов не из-за того, как устроена их психика, а из-за того, что мир к ним несправедлив. По сути их всегда оставляют в детской позиции. Они с трудом формулируют свои желания, но не перестают хотеть от жизни большего. Некоторые мечтают рисовать картины, некоторые — пробежать лыжню, некоторые — нормально зарабатывать. При этом зарплатные ожидания не назвать завышенными. 

Анастасия Андреева: 

— Обобщать, конечно, сложно, ситуации у всех разные. Но тенденция последних лет на онлайн-работу может быть выгодна ЛсИ. Особенно тем, кто не может перемещаться на большие расстояния.

— Что становится барьером уже для компаний?

Анастасия Андреева: 

— Работодатели в целом не владеют информацией о людях с инвалидностью. Не знают, какие у них потребности, как с ними общаться. Естественно, это порождает массу предрассудков: что им нельзя доверить ничего ответственного, что они могут случайно навредить себе и другим — и тому подобное.

Наталья Соловьева: 

— Да, недоверия очень много. Хотя на самом деле ЛсИ — надежные сотрудники: они не станут забивать на работу, потому что боятся увольнения. Они четко соблюдают инструкции и в целом намного более дисциплинированы.

При этом понять работодателей тоже можно. Им нужно правильно устроить кабинеты, придумать способы транспортировки, организовать обзвон сотрудников, и иногда все это в совокупности выходит дороже, чем заплатить штраф за то, что в компании работает мало людей с инвалидностью. И в итоге компании идут по пути меньших издержек.

— Какой смысл люди с интеллектуальной инвалидностью вкладывали в свой труд?

Анастасия Андреева: 

— Очень распространенный сюжет — помощь. ЛсИ часто говорили, что работать — значит, приносить кому-то пользу. Причем это касалось не только представителей помогающих профессий, но и, например, работников столовой. Мне кажется, они принимают альтруизм близко к сердцу и потому что это понятная общечеловеческая ценность, и потому что им регулярно транслируют такие представления о морали.

Наталья Соловьева: 

— В случае ЛсИ оценивать труд как полезный вполне закономерно. Применять какие-то стандартные критерии эффективности не всегда выходит, а вот поблагодарить за помощь можно. Это мотивирует.

Анастасия Андреева: 

— Кроме того, раз ты можешь помочь, то обладаешь какими-то способностями. Ты не бессильный, а значит — взрослый. Для них это шанс расстаться с позицией ребенка.

Еще некоторые информанты говорили, что работа — это когда ты устаешь. Они сравнивали официальную занятость с трудом, которым заняты в помогающей организации. И на работе невозможно было отложить дело на завтра или остановиться, когда нужен отдых. Усталость разграничивает досуг и работу.

Наталья Соловьева:

— Для некоторых была важна формальная сторона работы. Что есть бумажка о том, что ты трудоустроен. Чаще всего об этом говорили люди с большим трудовым опытом. Им были важны документы, потому что это помогает оформлять инвалидность, а это — почти ежегодный процесс, все зависит от группы.

— О каких мотивах говорили работодатели?

Анастасия Андреева: 

— Чаще всего компаниям нужны налоговые послабления. Это главная мотивация, но подчас вообще единственная. Также некоторые работодатели хотят облагородить имидж бренда или улучшить корпоративную культуру, сплотить коллектив. Иногда это получается, а иногда возникает новый аутсайдер.

— Какие рабочие места чаще всего предлагают людям с интеллектуальной инвалидностью?

Наталья Соловьева: 

— Чаще всего какую-то монотонную работу, где не нужно изобретать новое каждый раз. Без большого количества рисков. Наши респонденты работали поварами, грузчиками, гардеробщиками. Словом, занимались скорее физическим трудом.

— А работа мечты? Насколько она совпадает с реальностью?

Наталья Соловьева: 

— Тут было интересно. По опыту наших информантов выходило так, что это работа, которая когда-то получилась хорошо. Особенно часто такое встречалось среди людей с большим трудовым опытом, они редко отрываются от реальности. Один респондент говорил, что хотел бы работать гардеробщиком, потому что ему понравилось в прошлый раз. Потом он добавил, что профессия и в детстве казалась ему классной. Скорее всего, здесь он уже достроил прошлое от настоящего. 

А вот люди с небольшим опытом работы фантазировали охотнее. Одна девочка сказала, что хочет диджеить — это мой любимый ответ до сих пор. Мне кажется, многие лейблы обрадовались бы такому сотрудничеству.

— Как вы планируете развивать свое исследование?

Анастасия Андреева: 

— Сложно сказать. Нам очень нравятся данные, которые мы собрали, и само исследование. Другой вопрос —  как найти на это время с учетом повседневных обязанностей…

Наталья Соловьева: 

— У нас пока это вольная тема, мы занимаемся ею в свободное время. Если будет возможность к ней вернуться, будет здорово: она заставляла нас много рефлексировать и читать. Я рада, что мы не забросили эту тему еще тогда, в магистратуре, и она превратилась в самую настоящую статью. Приятно, когда какие-то ранние исследования удается воплотить, я всем этого очень желаю.