Российские религиозные общины в Харбине: новая книга историка Питерской Вышки

В начале января в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга «Харбин. Вера и отчуждение». Ее автор — Ксения Родионова из Центра исторических исследований Питерской Вышки — шесть лет изучала религиозные общины, которые существовали в Харбине с начала до середины XX века. Поговорили с Ксенией о том, чем интересен Харбин для историка, какие российские религиозные сообщества там были и как шла работа над исследованием.

Фото НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

— Вы изучаете религиозные сообщества начала XX века примерно с начала научной карьеры. Как так получилось?

— В специалитете я занималась религиоведением, а в магистратуре переключилась на послереволюционный Харбин и восточную ветвь эмиграции. Потом поступила в аспирантуру по истории, и мой научный руководитель предложил смешать две темы. Так я и начала изучать российские религиозные сообщества в Китае.

— На Дальнем Востоке и Китае вы фокусировались тоже с самого начала. Почему?

— Я сама родилась на Дальнем Востоке и прожила там 31 год. Своей родиной считаю Благовещенск, где провела подростковые годы и начала формироваться как ученый.

Поскольку Амурская область граничит с Китаем, жизнь на Дальнем Востоке неизбежно с ним связана. Местные жители регулярно ездят в Китай за покупками и для отдыха, я и сама так делала много раз. Однако дело не ограничивается туризмом и шопингом. Интерес к Китаю в науке тоже очень силен: исследователи на Дальнем Востоке часто занимаются российско-китайскими отношениями. И хоть я уже живу в Петербурге и работаю в Вышке, меня эта тема до сих пор не оставила. Наверное, мне просто хочется найти что-то свое и знакомое в совершенно другой культуре.

— Итак, поговорим о Харбине. В чем его особенность с исторической точки зрения?

— Харбин был частью Маньчжурии, а на начало XX века это совершенно уникальный регион. На нее претендовали сразу несколько стран, там часто менялись режимы власти и законодательство. И Харбина все эти изменения тоже коснулись. 

Российское население появилось в Харбине неслучайно. Его судьбу вполне легко отследить: есть даты, когда оно появилось и когда покинуло территории Маньчжурии.

Сергей Витте, министр финансов Российской империи, предложил провести через Маньчжурию ветку Транссибирской железной дороги. Она должна была соединить Читу с Владивостоком и ускорить таким образом грузоперевозки. Конечно, колониальные амбиции в этом проекте тоже были. Харбин начинался как железнодорожная станция, через которую велась вся экономическая и административная деятельность с Российской империей. Конечно, русскоговорящее население там резко выросло. 

После революции и начала Гражданской войны связь с этой веткой железной дороги была потеряна, а сама КВЖД перешла к Китайской республике. Позднее советские власти добились совместного управления, но особого влияния уже не имели. Параллельно с этим в Харбине резко выросло количество российских эмигрантов. Город выбирали в первую очередь из-за расположения: туда легко было добраться из Сибири и Дальнего Востока. Сыграла роль и языковая среда: среди русскоязычных было комфортнее освоиться и найти работу.

В 1930-е годы для Харбина все снова поменялось. На территорию Китая вторглась Япония и создала марионеточное государство на территории Маньчжурии. Изменились законы и административные структуры. А в 1945 году советские войска освободили Маньчжурию и передали ее китайским коммунистам, которые начали борьбу с иностранным засильем. Для российской общины в Харбине это стало концом. Большинство было изгнано, на территории Маньчжурии остались единицы.

— А религиозная жизнь Харбина в начале XX века — как она развивалась?

— До революции главной особенностью Харбина была его либеральная религиозная политика. Витте предложил расселить вдоль КВЖД религиозные меньшинства, приглядывать за ними, но без особого усердия. Такая политика побуждала тех, кто опасался преследования, переезжать в Харбин.

После революции хлынул поток эмигрантов, в том числе и верующих. Их количество росло, и постепенно они начали образовывать разные церкви и общины. При этом особенного контроля со стороны китайских властей не было: они не считали общины чем-то опасным. Благодаря полной свободе Харбин пережил нечто вроде религиозного бума. Туда направились представители самых разных направлений, в том числе методисты. Они открыли в Харбине три школы, университет и детский лагерь. Переезжать в Харбин начали и баптисты — правда, с Дальнего Востока. Они контролировали общины обоих регионов до тех пор, пока граница между Дальним Востоком и Маньчжурией не закрылась окончательно.

Опасаясь преследования, после 1917 года в Харбин начало переезжать православное население. Его положение в СССР было значительно тяжелее, чем у тех, кто исповедовал протестантизм. Первое время советские власти поддерживали некоторые религиозные течения, в том числе протестантизм, противопоставляя их главенствующей религии. Когда православие на территории СССР окончательно ушло в подполье, власти взялись и за другие религиозные течения. Так в Харбин хлынули протестанты и он стал центром российского дальневосточного протестантизма.

При японской власти религиозным деятелям стало тяжелее — особенно протестантам. Все дело в том, что Япония в то время находилась в плохих отношениях с Америкой и Великобританией, а именно оттуда было большинство протестантских лидеров. Они покинули территорию Маньчжурии и передали руководство общинами российским пасторам. Поначалу еще как-то влияли на паству, но потом связи утратились. Письма в Харбин попросту не доходили.

Когда в Маньчжурии пришли к власти китайские коммунисты, они начали бороться с иностранцами. Религиозных общин это тоже коснулось — хотя в традиционной историографии считается, что антирелигиозная политика берет начало со времен становления КНР. Я же наткнулась на сюжет о том, как была арестована и выслана за пределы Маньчжурии группа католических священников. Параллельно с этим в Харбине были закрыты учебные заведения для католиков. И вот можно говорить о том, что зачатки этой антирелигиозной политики проявились именно в Маньчжурии.

— Каких конфессий в Харбине было больше? Есть ли какая-то статистика?

— Сложно говорить о каких-то конкретных данных. В 1920-е годы никто не занимался подсчетами. До 1917 года и в 1930-е это делали, но и здесь цифры слишком разные. Российское сообщество в Харбине всегда насчитывало больше всего православных. К 1930-м годам примерно 2 % всего населения занимали католики, 1 % — протестанты. Некоторые общины вроде методистов и баптистов в разное время насчитывали от 100 до 500 человек, но они вели довольно яркую деятельность, издавали газеты и журналы. Но конечно, в зависимости от периода эти цифры отличались.

— Результатом ваших исследований стала книга «Харбин. Вера и отчуждение». В начале января она вышла в издательстве «Новое литературное обозрение». Какие у вас ощущения от этого?

— Я, безусловно, рада. Если честно, и мечтать не могла, что с самой первой книгой попаду в «Новое литературное обозрение». Это издательство знает каждый историк, там выходят самые заметные русскоязычные и переводные исследования. Приятно, что оно отметило и мою работу: я выиграла их конкурс на лучшую диссертацию по религиоведению. 

Однако после публикации меня одолевает и мощный синдром самозванца. Постоянно кажется, что мне просто повезло. Я пытаюсь бороться с этим чувством, но получается пока плохо. Слишком люблю себя критиковать.

— Как вы работали над книгой?

— На все про все у меня ушло шесть лет. И на архивы, и на текст, и на правки. Знаете, мне недавно кто-то из друзей, далеких от науки, пожелал написать вторую книгу. Будто это так легко! На одни архивы нужна куча времени. Кстати, именно работу с архивами я считаю своей главной заслугой. Получилось собрать много новых данных и свести их в единый текст. Для диссертации я объехала десять архивов в России и Польше, которые связаны с религиозными общинами в Харбине. Для книги мне пригодились источники из семи.

Сложнее всего было найти время. Я заканчивала книгу в спокойной обстановке, однако начинала еще в аспирантуре, когда мне нужно было чередовать ее со статьями и другой работой. Возможно, будь я посвободнее, мне удалось бы раскрыть больше подробностей. И конечно, сам текст — дело непростое. Нужно оценить факты с разных сторон, исключить субъективность и превратить все это в плавный нарратив.

— Планируете ли вы развивать эту тему? Если да, то как?

— В целом мне не нравится, когда исследователь дробит монографию на множество статей. У меня так сделать не получится: права на книгу принадлежат «Новому литературному обозрению». И я, если честно, очень рада! Это повод подумать над чем-нибудь еще. Конечно, полностью уйти от Дальнего Востока, Харбина и религиозных сообществ у меня не выйдет. Прямо сейчас я изучаю одну из сект, которая во времена Российской империи жила в Харбине. А дальше мне хотелось бы немного приподняться над тем материалом, который я уже собрала. Проанализировать религиозную политику в Харбине более масштабно, применить к этой теме новые подходы… Словом, прийти с этой темой от фактов к теории. Сейчас это моя главная цель.

26 января в корпусе на канале Грибоедова пройдет презентация книги Ксении Родионовой «Харбин. Вера и отчуждение». Начало в 18:00. Чтобы участвовать и задать вопросы автору, необходимо зарегистрироваться на встречу.