• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Разбирать артхаус методами Проппа точно бессмысленно»

Иногда филологи шутят: «Все — это текст». Но можно ли считать текстом кинофильм — хотя бы с какой-то точки зрения? Применимы ли к фильмам те же методы анализа, что и к литературным произведениям? Накануне новогодних праздников мы задали вопрос об этом Дмитрию Калугину, руководителю департамента филологии, и попросили проанализировать фильм «Один дома».

Дмитрий Калугин презентует программу «Филология», День открытых дверей

Дмитрий Калугин презентует программу «Филология», День открытых дверей
Фото НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

Можно ли изучать кино как текст

Кино с его повествовательными структурами — собственно, это и есть текст. Поэтому к нему применимы те же самые методы, которые используются для анализа литературного произведения. Но конечно, особенности есть. Например, операторская работа отражает точку зрения персонажа — как в литературе. Вот разговариваю я с кем-то. Если поставить камеру прямо перед моим лицом, все сказанное будет ассоциироваться только со мной. Как монолог в литературе. Если разместить ее в третьей точке, у диалога появится слушатель — а в тексте это либо читатель, либо кто-то еще.

Даже из примера с операторской работой сразу понятно: кино говорит со зрителями на своем особом языке. Универсальной методички, как его анализировать, нет. Обращать внимание стоит, в принципе, на все. На то, как устроено повествование, на киноязык: монтаж, движение камеры, сценарий и многое другое. Главное — чтобы все это соответствовало цели и исследовательскому вопросу.

Тем, кто только начинает анализировать кино как литературное произведение, я бы порекомендовал три книги.

Юрий Лотман, Юрий Цивьян, «Диалог с экраном». Подойдет тем, кого интересует способ чтения кино, связанный с семиотикой. Авторы этой книги обозначили общий набор тем и инструментов, которые можно использовать для анализа фильмов.

Кристиан Метц, «Воображаемое означающее». Поможет взглянуть на психоаналитические коды, скрытые в кино. 

Владимир Пропп, «Морфология сказки». На этой книге мы остановимся поподробнее.

Что предложил Пропп

Филолог и фольклорист Владимир Пропп изучал сказки и смотрел на то, как устроен этот жанр. И обнаружил, что сказка имеет ограниченное число типичных сюжетов и ее персонажи начисто лишены психологизма. Мотивы героев не столь важны, главное — их действия. Репертуар персонажей тоже типичен: герой, вредитель, помощник, даритель… Обобщив все эти выводы, Пропп выделил понятие «функция персонажа».

Что понимать под функцией? Допустим, в сказке вам попалась такая фраза: «Иван-дурак убил Змея Горыныча». Из этих трех слов единственным важным будет глагол действия — «убил». Это и есть функция. Имена тут можно с легкостью заменить, они не имеют значения. Важно только действие. 

Методом Проппа удобно анализировать тексты с повторяющейся структурой. Сказки, детективы… Словом, массовую литературу. Но к более сложным вещам анализ по Проппу неприменим. Вот, например, «Повесть о Петре и Февронии Муромских», житийный текст… Там есть сцена, где Петр убивает змея. И в чем тогда разница со сказкой? Дело вот в чем: сказочный змей — лишь один вредитель из целого репертуара антагонистов, его легко заменить, история от этого ничего не потеряет. А в житии змея не заменишь, потому что он обозначает дьявола. Петр не со змеем борется, а с искусом. Или например, роман Достоевского «Преступление и наказание» — там Раскольников убивает старуху-процентщицу топором. Для сказки орудие убийства роли не играет. Для Достоевского это не так, потому что за топором кроется множество символических значений: это орудие казни и в то же самое время — мятежа, бунта.

К чему я веду: анализ Проппа плохо работает для текстов, которые наполнены символами, — для тех же больших романов. И еще меньше он подходит для текстов, которые изобретают новый язык. Взять, например, «Игру в классики» — там Хулио Кортасар играет с самим принципом жанровости, на котором строится роман. Любая такая игра уничтожает однозначность, и методы Проппа теряют актуальность.

Как анализировать фильмы методом Проппа

Разбирать артхаус методами Проппа точно бессмысленно. А вот для кино, которое строго выдерживает границы жанра, они вполне подходят. Для любовных историй, детективов, фантастики и, конечно, рождественских сказок. Фильм «Один дома» — яркий тому пример, его и рассмотрим.

Кевин Маккаллистер — типичный сказочный герой по Проппу. Эдакий лузер в семье. Есть тут и вредители — бандиты Гарри и Марв, которые пытаются ограбить квартиру мальчика. И есть помощник — Марли, человек с лопатой, который амбивалентен. Все эти герои вписываются в структуру сказки.

Функции героев по Проппу в сюжете очевидны. Главный герой Кевин ощущает острую недостачу — у него плохие отношения с семьей, его все шпыняют и ему невозможно побыть одному. Это его тайное и запретное желание. И вдруг — как по волшебству — оно исполняется, семья исчезает и все резко идет наперекосяк. В сказке бы это желание исполнил один из вредителей, но тут хватило короткого замыкания и суеты в аэропорту. Как только желание Кевина исполнилось, сразу же возникли вредители, которые захотели его погубить. Итог — Кевин побеждает вредителей, а семья воссоединяется, все счастливы.

Как и многие рождественские сказки, «Один дома» строится на идее семьи. Когда герой оказывается вне семьи, он попадает во враждебный мир. Да, дома Кевина обижают, у него ни с кем не ладится, но там все равно близкие ему люди. Но чтобы это осознать — нужно время. В обычной жизни так работает семейная терапия. Приходит клиент к психологу, а тот ему говорит: «Представьте, что у вас нет семьи. Что вы почувствуете?» И когда терапевтические сеансы закончатся, герой поймет: круто, что все мои родные тут, рядом. 

Психотерапевтом в «Один дома» внезапно становится Марли. Он объясняет, как наладить отношения с близкими, а заодно показывает, к чему приводит одиночество. Его, старика с лопатой, боятся дети, выдумывают о нем всякие небылицы. Конечно, судьба Марли повторяет историю Кевина — это структурный параллелизм. Поэтому в конце концов и старик с лопатой преодолевает семейный кризис.

Идея семьи торжествует и в «Крепком орешке». Это хоть и боевик, но тоже новогодняя сказка. Его легко разбирать по Проппу. Никакой жанровой игры и отстраненного взгляда там нет, зато антагонистов и приключений хватает. А вот «Ирония судьбы, или С легким паром» для пропповского анализа подойдет плохо. Да, персонажи этой ленты подходят под канон: герой, антагонист, невеста… Даже звучит мотив, что в новогоднюю ночь всегда происходит нечто волшебное. Но этот фильм не о чудесах, а о том, насколько типичной стала жизнь в Советском Союзе. Москву не отличить от Ленинграда, дом — от дома, ключ — от ключа. Это сатира, которая прячется за ширмой сказки. И конечно, здесь ломаются все жанровые рамки. «Реальная любовь» тоже не подойдет для функционального анализа. Пропп анализировал линейные сюжеты. А этот фильм напоминает фугу, где несколько голосов сплетаются воедино.

Какие еще вопросы можно задать к новогодней сказке

На самом деле — только один. Что лучше — посмотреть тот фильм, который следует жанру, или другой — который эти каноны разрушает? Для каждого тут свой ответ. Все-таки праздник — глубоко ритуализированная вещь. Кому-то важно соблюсти все традиции, кому-то хочется их разрушить. А кто-то вообще все это игнорирует. Я всегда смотрю накануне Нового года «Карнавальную ночь». Это веселое и доброе кино, где жизнь, молодость и творчество торжествуют над властью замшелых бюрократов в возрасте. Это же так здорово!