Дикий Грумант: об истории поморских промыслов на Шпицбергене

К XXI Апрельской международной научной конференции сотрудники Лаборатории экологической и технологической истории подготовили доклад, как Российская империя осваивала архипелаг Шпицберген. Публикуем отрывки из монографии «Поморские промыслы на Шпицбергене в XVIII – начала XIX в.», в котором исследователи рассказывают об участниках и добыче промысловых артелей.

Из поездки на Шпицберген, 2013 год

© Юлия Александровна Лайус, НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

Участники промыслов

Изучение людей, так или иначе вовлеченных в промысел, будь то организаторы или непосредственные участники охоты, составляют ключевую проблему истории экспедиций на Шпицберген. Монопольные права компаний распространялись только на торговлю ворванью, а не на сам промысел, как таковой. В итоге, как показывают документы, основную часть промыслов вели независимые собственники, не связанные с компаниями и только обязанные сбывать им продукцию своего промысла.

Эту группу составляли посадские (купцы и торговые люди) и зажиточные крестьяне, снаряжающие частные экспедиции на Шпицберген. Из архангелогородского купечества немногие заявляли о том, что они снаряжают собственные корабли, регулярно отправляющиеся на Шпицберген, обычно эта деятельность являлась своего рода дополнением к основной торговле или промыслу рыбы и зверя на Мурмане. Можно также с уверенностью говорить о том, что в частном моржовом промысле на Шпицбергене были больше заинтересованы онежские торговые люди (Турыгины, Дьяковы, Лыткины) и мезенцы (Вараксины, Рогачевы, Иньковы). Как и участники промысловых артелей, они обычно не разделяли «новоземельский» и «грумантский» [так Шпицберген называли поморы. — прим. ред.] промыслы. С их стороны, как организаторов экспедиции, выбор того или иного направления зависел от стоимости самой экспедиции. [...]

Отдельно следует упомянуть об участии в промыслах на Шпицбергене религиозных общин, в частности, Выгорецкого общежительства староверов. Так, Амос Корнилов являлся представителем именно этого сообщества. Его плавания на Шпицберген широко известны во многом благодаря его встречам с М. В. Ломоносовым, который включил сведения Корнилова о его походах на Шпицберген в свои работы.

Результаты исследования показывают, что, в отличие от участников, например, мурманских промыслов, для основной части промышленников, ходивших на Шпицберген (и Новую Землю) эта деятельность становилась своего рода профессией. Как правило, они начинали в юности (15–17 лет) в качестве учеников-«зуйков» на одном судне с кем-либо из старших родственников — братьями, отцами, дядьями, а впоследствии именно из числа таких промышленников монополии и отдельные судовладельцы набирали основной состав экспедиции и кормщиков — Иньковы, Рогачевы, Личутины, Вараксины, Стяговы, Савины, Старостины и др. В то же время, промысел на Груманте не являлся специализированным занятием; правильнее было бы говорить о новоземельско-грумантских промыслах, поскольку одни и те же промышленники часто ходили и на Новую Землю, и на Грумант.

Для населения Русского Севера дальние морские промыслы, в том числе и походы на Грумант, были одной из практик выживания в условиях неблагоприятного социально-экономического «климата». Участие в таких помыслах помогало населению решать проблемы обеспечения хозяйства необходимыми продуктами, которые можно было приобрести на заработанные на промыслах деньги. В этом убеждает также и анализ социального положения рядовых промышленников: как правило, это были люди несемейные (неженатые мужчины до 30–40 лет, вдовцы 45–60 лет) или имеющие небольшую семью (только жена, жена и 1–2 ребенка) и не ведущие крестьянского хозяйства, т. е. относящиеся к категории «бобыли», имеющие только дом, а в некоторых случаях и без дома.

Как показывают документы XVIII в., частные организаторы предпочитали набирать команду из промышленников своего региона: онежане ходили на промыслы на кораблях, снаряжаемых онежскими же купцами — Лыткиными, Дьяковыми, Турыгиными; мезенцы-кормщики и другие опытные промышленники могли быть наняты частными и монопольными организаторами из других регионов. Но, в целом, команда составлялась из «своих», поскольку трудности промысла требовали хорошей согласованности действий и доверия членов команды друг другу. Часто уходили несколько человек из одного села, даже из одной семьи — отец и сын или племянник, два-три брата. Причем, отец и сын (племянник) обычно нанимались в одну артель,  в то время как братья чаще поступали в работники в разные артели.

Промысловая артель

Артель, идущая на промысел морских зверей как на Новую Землю, так и на Шпицберген, включала в себя в среднем 12–20 человек, что отличает ее от малой рыболовецкой артели, состоявшей из 3-4 человек. Главой артели был кормщик с помощником — полукормщиком. Последних иногда было двое. Далее следовали два носошника, два забочешника, несколько весельщиков и, часто, ученик-зуек. Носошник метал в зверя «носок» — так назывался поморский гарпун в старину — и был основной фигурой на моржовой охоте. Забочешник, находясь на средней скамье карбаса [традиционное поморское судно. — прим. ред.], должен был следить за ремнями, чтобы они не запутались, и подавать носошнику гарпуны. В конце XVIII в. в ходу были уже кремневые ружья, однако носошники и забочешники по прежнему оставались в артелях, только, кроме гарпуна, они были вооружены и пищалью.

Модель поморского коча/ Баренцбургский краеведческий музей «Помор» на Шпицбергене

Промышленники участвовали в артели на основе системы покрута, получая деньги вперед, как бы в долг, с последующей его отработкой. [...] Основные принципы такой системы следующие. Работники, заключившие договор — «покрут», получали вперед деньги, выданные в зачет промысла и деньги «на обувь», которые не входили в промысловую прибыль и из нее впоследствии не вычитались. Величина выданных сумм напрямую зависела от статуса в артели. Каждый из членов артели имел определенную долю в промысле. [...]

Вероятно, основные участники каждой артели (кормщик, полукормщик или носошники) были своего рода вербовщиками других участников, приводя с собой жителей своей или близлежащей округи. Такой локальный принцип формирования артели прослеживается, например, по спискам Беломорской Акционерной торговой компании: так, из 23 артельщиков Акима Старостина 7 были из Холмогорской округи, откуда был родом и один из старших участников этой артели Нестор Добытин. [...]

Стратегия промыслов на Шпицбергене

Охотники ежегодно доставляли с Груманта ворвань, шкуры и клыки моржа, шкуры морского зайца, а из продуктов зимнего промысла на суше — шкуры песцов и северных оленей. Остальные продукты появляются в источниках нерегулярно.

Клыки являются наиболее очевидной особенностью биологии моржа и как правило упоминаются исследователями в первую очередь в качестве объекта интереса охотников. В то же время источники ясно показывают, что поморы били моржей не только ради клыков, но также для получения шкур и ворвани. Согласно Морскому уставу и описаниям моржового промысла, созданным в XVIII в., поморы использовали для моржового промысла небольшие карбасы. Охотники стремились застать зверя на залежках, иногда уходя для этого очень далеко от основного лагеря. Если им сопутствовала удача, промышленники убивали как можно больше животных и немедленно разделывали туши, забирая жир, шкуры и клыки и бросая остатки на берегу или на льдине. Именно такой способ обращения с добычей был привычен поморам при промысле морского зверя. [...]

Если охотники не могли забрать всю продукцию с собой немедленно, то им следовало отрубить мертвым зверям головы. Согласно Морскому уставу обезглавливание рассматривалось как знак собственности, означавший, что владелец намеревается вернуться. Другим промышленникам воспрещалось трогать обезглавленные туши, оставленные на берегу. В то же время Устав позволял брать целые туши моржей и брошенные без присмотра шкуры и ворвань, и все, что угодно всем позволялось брать из воды. Если владелец по каким-либо причинам не возвращался, обезглавленные туши могли оставаться нетронутыми и «берег был покрыт тушами моржей на протяжении многих лет». [...]

Моржи на Шпицбергене

Попробуем оценить примерную стоимость товаров, полученных от одного моржа. Источники показывают, что большие клыки, более 1 кг весом, составляли только малую часть добычи. Средний вес клыка в источниках XVII в. колеблется от 0,65 до 1 кг. В XVIII в. источники упоминают клыки еще меньших размеров, весом от 0,3 до 0,5 кг. Таким образом, можно предположить, что основной целью охотников были самки или молодые моржи.

Как правило, такой морж на Шпицбергене весит около 600 кг. Используя данные о ценах от 1793 г.можно попытаться оценить доход от одного такого зверя. Средний морж давал следующие товары: два клыка, по 0,5 кг каждый, всего 1 кг; 1 пуд клыков стоил примерно 19,75 руб., следовательно, два таких клыка приносили порядка 1,2 руб.; одна шкура стоимостью примерно 0,98 руб.; 150 кг ворвани. Пуд ворвани стоил 2,65 руб., или 0,16 руб. за 1 кг, следовательно, ворвань от одного моржа могла быть продана за примерно 24,25 руб. В целом один морж такого размера приносил на рынке примерно 26–27 руб., и почти 90% этой выручки обеспечивала ворвань. [...]

Морской заяц дает от 40 до 100 кг ворвани. В среднем можно предположить, что продуктивность достигает 70 кг. При средней цене ворвани в 2,65 руб. за пуд один зверь приносил на рынке 11,3 руб. за ворвань. Еще 0,62 руб. стоила шкура. В целом один морской заяц приносил примерно 12 руб., и почти 94% этой суммы приносила ворвань.

Единственным продуктом песцовой охоты был ценный мех. Каждый песец приносил в среднем 4,35 руб. Северный олень служил важным источником пищи для охотников, и можно предположить, что оленьи шкуры были не главной целью промысла. Тем не менее, каждая шкура приносила дополнительного дохода примерно на 1,5 руб.

На основе расчетов, приведенных выше, можно прийти к некоторым выводам относительно стратегии поморских промыслов на Шпицбергене в кон. XVIII в. Летом охотники прежде всего были заинтересованы в ворвани, которая обеспечивала от 90 до 94% выручки от промысла морского зверя. Зимой же поморы, прежде всего, били песцов, которые обеспечивали наивысшую выручку от сухопутных промыслов.

Таможенные материалы показывают, что в том случае, когда промышленники получали много ворвани, они могли даже игнорировать другие продукты. Так, на борту двух судов, пришедших в Архангельск со Шпицбергена в 1787 г. было зафиксировано 428 бочек ворвани и кроме того только 100 шкур морского зайца. В то же время когда промышленники не получали достаточно ворвани, они обращали внимание на прочие ресурсы. Так, в 1785 г. удалось добыть в среднем только 90 бочонков ворвани на судно, и промышленники доставили с Груманта моржовые шкуры и клыки, тюленьи шкуры, гагачий пух и китовый ус.

Вся продукция грумантских промыслов предназначалась для продажи, в том числе на экспорт. В целом ее можно разделить на продукты морских промыслов и меха. Главную часть первой категории составляет ворвань, а второй — песцовый мех. Продукты морских промыслов входили в состав так называемых «поморских» товаров, занимавших видное место в экспорте архангельского порта на протяжении всего XVIII столетия. Моржовый клык в значительных количествах вывозился в Астрахань и далее через Каспийское море в Иран, Индию и Среднюю Азию. [...]

Итак, можно заключить, что документы XVIII в. не дают оснований говорить о какой-либо особенной продуктивности и доходности промыслов на Шпицбергене. Основной целью экспедиций была ворвань, весьма важный для того времени товар, доставлявшийся в Архангельск не только со Шпицбергена, но со всего региона Белого и Баренцева морей. Промыслы на Шпицбергене занимали весьма скромное место в хозяйственной жизни Русского Севера в изучаемое нами время. Тем не менее, они были важны для некоторых групп местного населения.

Авторы:

Юлия Александровна Лайус, ведущий научный сотрудник Лаборатории экологической и технологической истории
Маргарита Михайловна Дадыкина, старший научный сотрудник Лаборатории экологической и технологической истории
Алексей Викторович Крайковский, старший научный сотрудник Лаборатории экологической и технологической истории