• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Важно, чтобы академия не превращалась в клетку»: Александр Алхимов об исследовательских интересах, работе и учёбе

Магистрант второго курса программы «Глобальная и региональная история» Александр Алхимов рассуждает о важности прикладных дисциплин и синдроме Fear of Missing Out, а также рассказывает о работе в музее и о том, как от изучения Южной Африки пришёл к исследованию формирования афроамериканской идентичности в США.

«Важно, чтобы академия не превращалась в клетку»: Александр Алхимов об исследовательских интересах, работе и учёбе

Фото из архива Александра Алхимова

Я окончил бакалаврскую программу «История» в московской Вышке и на старших курсах раздумывал, какую магистратуру выбрать: учиться за рубежом, сменить профиль на социологию или остаться на своём направлении. В итоге решил — и обстоятельства так сложились — остаться в Вышке, но переехать в Петербург, совершенствовать уровень владения английским, узнать больше о социальной антропологии и обучаться на программе «Глобальная и региональная история». 

На первом курсе бакалавриата я был и студентом, и школьником одновременно — не знал, что именно делать и как сформировать исследовательский интерес. Тогда я пошёл к известному африканисту Александру Воеводскому и начал изучать Южную Африку. Потом я уже более осознанно подошёл ко всем этим вопросам и решил писать про то, что более сообразно моим суждениям — углубился в изучение идей американского либертарианства, консерватизма и ультраправых; слушал лекции Родиона Бельковича и написал под его научным руководством курсовую об американском изоляционизме в период Второй мировой войны.

С третьего курса я активно начал интересоваться афроамериканской историей: Гарлемский бунт в 1935 году, право на оружие в контексте движения за гражданские права в 1950-1970-е годы. Мне всегда были интересны социальная и афроамериканская история: как люди, о которых я пишу, организовывали демонстрации, институциональную деятельность, как они действовали в условиях ограничений. Мои исследовательские интересы формировались таким образом в основном потому, что США мне виделись идеальной политической системой — страной с работающей системой сдержек и противовесов, правами регионов (штатов) и достаточно свободным рынком. Если говорить о расе, то бо́льшая часть населения Соединенных Штатов — белые люди, социальное благосостояние которых увеличивается. Но афроамериканцы в этом контексте гораздо более коренное население, чем основная часть граждан США, при этом большинство из них — бедные. Мне всегда было любопытно, какие у этого предпосылки. При этом было время, когда темнокожие богатели примерно с теми же темпами, что и остальные этнические группы в США, например, во время Гарлемского ренессанса в 1920-е годы. В то время в Соединенных Штатах  — период очень свободного рынка и изоляционная внешняя политика. Дальше Великая депрессия в 1930-е, восстановление в 40-е и процветание в последующие 30 лет. После 1970-х рост благосостояния замедлился, несмотря на социальные программы для темнокожего населения, антидискриминационное законодательство и проведенную до конца десегрегацию, которая, на мой взгляд, устраняла государственные препятствия на уровне штатов. Иными словами, я считаю, что свободный рынок в бо́льшей степени способствует продвижению меньшинств, чем государственные программы.

На меня повлиял Чарльз Тилли (прим.ред. — американский исторический социолог), в Вышке издавали его книгу «От мобилизации к революции». Тогда же я познакомился с трудами Мишеля Фуко — «Безопасность, территория, население», «Рождение биополитики», «Надзирать и наказывать» — эти работы сформировали мой взгляд на дискурс как на набор ограничений, в которых человек может что-то сказать или не сказать. На меня также повлияли Фридрих Август фон Хайек  (прим.ред. — австрийский политический философ, экономист) и его взгляд на либертарианство и свободный рынок как на процесс социальной эволюции, а также Джеймс Скотт (прим.ред — американский антрополог) и его описание низовых практик, критика государства и других иерархических структур — это мне очень симпатично. Всё это привело к моему бакалаврскому диплому — «Влияние маккартизма на борьбу за гражданские права на Юге США (1946-1954)». Теперь эти темы я продолжаю развивать в моей магистерской диссертации совместно с Андреем Исэровым и Александрой Касаткиной.

Во время написания диплома я обнаружил, что есть такой расследователь, точнее будет сказать investigator, — Элвин Стоукс. Он был темнокожим антикоммунистом, который сначала работал шерифом, а после — в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, также участвовал в избирательной кампании Ричарда Никсона. Его, как говорит Черчилль, «звёздный час» был в 1949 году, когда он участвовал в слушаниях по внедрению коммунистов в группы меньшинств, где в том числе обсуждались и расовые вопросы. Мне стало интересно, чем Элвин Стоукс вообще занимался, как и почему он мог работать в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, тогда как в историографии она считается несколько расистской, хоть и федеральной, организацией. В Центре исторических исследований департамента истории Питерской Вышки работает Перри Янг. Через неё на меня вышел человек, с которым мы активно обмениваемся информацией по вопросам исследований. Иными словами, сейчас с помощью различных средств и связей, в том числе тех, которые дала мне программа «Глобальная и региональная история», я выясняю, как и что Элвин Стоукс пытался внести своей работой в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. В своей будущей диссертации, если получится, я хочу отобразить часть бюрократической биографии этого расследователя, а именно — изучить дискурс бюрократических документов. Сейчас у нас на программе любят Бруно Латура и в некотором роде на меня он тоже повлиял. Я познакомился с его методами и, думаю, что это может мне пригодиться для понимания того, что делал мой герой Элвин Стоукс в контексте слушаний по расовым вопросам в 1949 году. Сейчас я также размышляю над тем, как развивать тему диссертации дальше, уже после магистратуры. Возможно, продолжу разработку темы афроамериканской идентичности или уйду в бюрократические вопросы, чтобы узнать как был устроен этот корпус Комиссии расследователей.

Моё главное достижение в рамках магистратуры — реализация того, что не получилось сделать за время бакалавриата. В прошлом году я много выступал на конференциях, пробовал представить различные материалы, которые накопились за пять лет обучения в Москве. В этом году я планирую представить на конференции своё эссе, которое писал в рамках курса «Антропология цифрового». К сожалению, на данный момент не получилось опубликовать статью. Я переработал материал бакалаврского диплома и предложил его к публикации в журнале «Россия и Америка в XXI веке», но мне отказали с формулировкой, что ВКР опубликована на сайте Вышки. Сейчас я переделываю статью ещё раз и надеюсь всё же опубликоваться. В связи с этим у меня был прогрессирующий синдром упущенных возможностей. Предполагаю, часть студентов с ним столкнётся или, может быть, уже ощущает это. Но здесь важно помнить, как сказал мой коллега Гриша Винокуров: «Отказы —  это нормально». Сейчас у меня готовится другая публикация в moloko plus о женщинах в КНДР и о том, как повлиял на них голод. Параллельно с американской историей мне была интересна северокорейская гендерная история. В этом на меня огромное влияние оказал Андрей Ланьков, я очень ему благодарен. Его исследования о функционировании рынка Северной Кореи — образец того, как рынок лучше государства способен спасти от голода бедных женщин, мужчин, детей, оказавшихся при развале системы снабжения, и как рынок и сейчас помогает богатеть, казалось бы, социалистической стране. 

Я считаю очень важно выходить за рамки общепринятого понимания научных текстов. Будем честны, в академии сложно заработать, особенно сейчас с ростом цен на жилье, ипотеку и многое другое. Важно, чтобы академия не превращалась в клетку, куда постепенно помещают человека, а после его закрывают или он делает это сам. Те курсы, которые нам дают в магистратуре — отличные, но иногда возникает желание осваивать и что-то более прикладное. Сейчас это желание я реализую благодаря МагоЛего, где взял курс «Программирование для анализа городских данных». Но мне кажется прикладные возможности должны быть и внутри программы. Например, из историка или антрополога, на мой взгляд, получится неплохой специалист в области медиакоммуникаций или маркетинга, UX-исследователь. Иными словами, я найду хорошую зарплату, но чуть позже, чем мои друзья программисты или менеджеры. Мне кажется важным, чтобы люди понимали: когда ты получаешь гуманитарное образование, то можешь не ограничиваться только академией или преподаванием.

Сейчас мой Work-Study-Life Balance несколько нарушен: у меня только что закончилась подработка, но продолжается основная работа и учёба. Один из главных лайфхаков совмещения этого всего — договориться с начальником, что вы можете уходить на час раньше. Но я бы рекомендовал, если всё же нет возможности сосредоточиться на чём-то одном, то искать работу через нетворкинг. Мне это всегда очень помогало. Так, благодаря контактам я успел поработать в Еврейском музее и центре толерантности в Москве, и очень рекомендую его к посещению, а также был цифровым ассистентом в Вышке и работал на суперкомпьютере. На подработке я был на позиции младшего редактора в агентстве, которое занимается брендингом. Моя коллега и подруга Ривка Майчак в своё время посоветовала устроиться в Музей истории профессионального образования — основное место работы, где я — специалист по экспозиционной и выставочной деятельности, который иногда проводит экскурсии, ищет документы для выставок и прочее. Это помогло мне больше узнать о том, как развивалось профессиональное образование. Если вам тоже интересна социальная история, особенно всё, что связано с рабочими, обращайтесь или приходите в музей — у нас есть много документов по этому поводу.