• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Бакалаврская программа «История»

С искусством нет смысла торопиться: Кирилл Чунихин о Лаборатории визуальной истории, интересе к репрезентациям и умении смотреть

В этом году в Вышке начала работу Лаборатория визуальной истории. В чем ее главные задачи и кто может стать стажером, как связаны исследования противогаза, покорение вершин и Холодная война, ради чего можно прийти в субботу к первой паре — об этом и многом другом спросили руководителя Лаборатории и доцента Департамента истории Кирилла Чунихина.

Кирилл Чунихин на семинаре Лаборатории визуальной истории

Кирилл Чунихин на семинаре Лаборатории визуальной истории
© НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

— Как создавалась Лаборатория визуальной истории, в чем ее методологическая рамка и основные задачи?

Лаборатория визуальной истории появилась в 2024 году. Этот проект был задуман как площадка для академического диалога между коллегами-историками, так или иначе заинтересованными в проблематике визуальности. Мы должны помнить, что любое изображение прошлого — это не столько документация истории, сколько субъективный выбор, обусловленный социальными, политическими и прочими обстоятельствами. Любая визуализация истории, если мы говорим об образах прошлого, — это какое-то решение. Иногда возникает ощущение, что в нашем обществе стирается различие между изображением и историей, и картина на сюжет из прошлого может восприниматься как объективная документальная фиксация. Нам же крайне важно подходить ответственно к изображениям, понимая, что это конструкт, а не репрезентация исторической реальности такой, какой она была. 

На мой взгляд, с которым не все согласятся, история — это самая главная дисциплина сейчас, по крайней мере в России. Прошлое становится все более популярным, едва ли не каждое выступление какого-либо политика отсылает к образам истории, у нас распространены практики, связанные с исторической реконструкцией. Для всего этого важен не только нарратив, но и образы. Мне кажется, именно они осмыслены в гораздо меньшей степени. Почему конкретные картины приходят в учебники и написаны именно так, а не по-другому? Этот клубок сложных историй подводит нас к повестке реконструкции образа и побуждает разбираться, из каких дискурсов и представлений сплетено наше визуальное мышление о прошлом. Мы сталкиваемся с этими образами повсеместно и, к сожалению, не всегда ответственно относимся к тому, что показывают в исторических сериалах и фильмах, в музеях.

— Как строится деятельность Лаборатории?

Распространенное мнение, что искусствоведы и историки искусства — люди с особой подготовкой и навыками, которые видят в визуальном материале больше, чем пассивную иллюстрацию. Иногда историк искусства может с трудом вступать в продуктивный диалог с историком, который не посвящен в специфику визуального материала. Здесь и возникает сложность: Департамент истории и студенты много работают с визуальными материалами. Идея Лаборатории была в том, чтобы создать пространство, в котором специалисты различного профиля могли бы объединяться, находить общий язык и постепенно решать эту сложную проблему. Наша Лаборатория — часть Национального исследовательского университета. Аббревиатура «НИУ» очень важна. Хотелось бы, чтобы Высшая школа экономики преуспевал в различных направлениях, в том числе и в исследовании визуальности. 

Другой важный для нас аспект — образовательный. Мы активно работаем со студентами-историками без бэкграунда в истории искусства. Хотелось бы, в первую очередь, помочь коллегам разобраться, как работать с визуальностью. Сейчас мы активно разрабатываем программу по истории искусства для магистратуры. Хотя Петербург очень прочно ассоциируется с искусством и визуальной культурой, запрос на историю искусства не покрыт образовательными программами университетов города. Наша Лаборатория еще и про это.

Само словосочетание «визуальная история» — очень недавнее изобретение. Как термин его стали активно использовать с 2019 года, когда в журнале Representations опубликовали блок статей, посвященных визуальной истории. Там была предпринята попытка рефлексии на тему того, каким образом конструируются наши представления о прошлом и какова роль в этом визуальной культуры. Исследователи, систематизировав работы предшественников от начала XX века, заново актуализировали эту тематику. Мне представляется, что благодаря фокусу нашей Лаборатории, мы сможем принять активное участие в этом процессе становления субдисциплины. 

За эти полгода в нашей Лаборатории прошли три открытых семинара, где коллеги показывали, как их текущие проекты связаны с проблематикой визуальной истории. Мария Чукчеева, которая занимается исторической живописью, выступала с докладом «Русская история в картинах». Эта тема очевидно, отсылает к повестке визуальной истории. На второй встрече Ксения Малич презентовала свою книгу «Пришел, увидел — побежден», посвященную архитектуре. Был доклад Евгения Викторовича Анисимова об исторической фотографии и тех сложностях и возможностях, которые возникают у историка при работе с таким медиумом. 

У нас также есть семинары, где мы обсуждаем менее публичные проблемы: тексты, которые готовятся к публикации в журналах или черновики монографий. На этот семинар мы собираемся коллективом Лаборатории и приглашаем коллег, которые могут быть заинтересованы в выстраивании академического диалога. Это попытка наладить другие связи в контексте нашей институции, выстроить экспертное сообщество, которое помогает довести чей-либо текст до более совершенного состояния.

— Кто может стать стажером-исследователем и как это можно сделать?

Мы только появились и развиваемся, но активно вовлекаем стажеров в работу. Присоединиться к нашей Лаборатории может человек, которому не чужда повестка исследования визуальной культуры. Если есть какая-то прямая заинтересованность, проект связан с визуальным материалом, есть желание работать и делать некоторые вещи, не предусмотренные основной программой, и работать немного сверх и вглубь, то милости просим. 

Простой способ попасть в Лабораторию — смотреть профили коллег, которые работают у нас, и размышлять, может ли кто-то быть вам полезен и чему у них можно научиться. В штате Лаборатории очень разные люди. У нас есть представители академического искусствознания — Мария Чукчеева, Андрей Ромахин и другие. Есть профессиональные кураторы-музейщики: Марина Шульц, заведующая отделом современного искусства в Эрмитаже; Василий Успенский, научный сотрудник отделения гравюр Эрмитажа, хранитель итальянской гравюры. У нас всех разные подходы и взгляды на вещи, на историю, на роль слова по отношению к искусству. Нужно смотреть, кто вам больше подходит, но при этом не забывать, что вашу тему должен понять не только искусствовед и историк, но любой образованный человек. Вы должны оставаться частью Департамента, быть в диалоге с коллегами. 

У нас очень большие планы на ближайший учебный год. Помимо регулярных докладов на открытых семинарах, мы ожидаем нескольких очень известных специалистов в истории искусства. Сейчас договариваемся с художниками, которые специализируются на визуализации прошлого, чтобы они также выступили в качестве докладчиков. Нам интересно понять, как они воспринимают прошлое? Почему считают, что их картины «историчны» и что вкладывают в это понятие? Иными словами, мы пытаемся привнести совершенно различные перспективы в повестку визуальной истории, но все это происходит в контексте академической среды. 

В следующем году мы также планируем глобальный проект об образах отечественной истории, к которому могут подключиться студенты и все, кто желает с нами работать. Мы хотели бы в перспективе создать большой корпус, базу данных источников, в которых визуализируются события отечественной истории: картины, гравюры, фотографии, карикатуры и другие материалы. Интересно, что нам даст такая аккумуляция образов истории? Мы хотим посмотреть на весь этот исторический срез, изучить его глубину, ширину, богатство.

— Как вы сами пришли к изучению визуальной истории и что исследуете сейчас?

Первое образование, которое я получил, — филологическое. Меня интересовала художественная литература и поэтика художественного образа: какими средствами он создается и почему достигает такого эффекта. Дисциплина, в которой эта проблематика серьезно развита — семиотика. Например, как устроена картина или стихотворение, почему они такие, каким образом это работает? На эти и другие вопросы можно хорошо отвечать, используя семиотику. Чтобы лучше понять семиотическую традицию, я поступил в магистратуру Европейского университета на факультет истории искусства, где в то время преподавание во многом основывалось на достижениях тартуско-московской школы. В определенной степени я разобрался с понятиями, которые нам нужны для анализа изображения, вербальных текстов, кинотекста и мог объяснять не то, почему это «красиво», а как это работает. После этого мне стало интересно, как все-таки конструируется знание, как явление обретает смысл? Иными словами, я заинтересовался репрезентацией как таковой, но в узкой специализации — в искусстве. Отсюда в моих исследованиях и появляется связь между визуальным и репрезентацией. 

Если сейчас посмотреть на мои работы, не все из них связаны с историей искусства или историей визуальности. Например, у меня есть большая статья про культурную историю противогаза: как он возник и что значил в контексте советской действительности. Несмотря на то, что многие мои работы могут показаться результатами труда в совершенно разных областях, для меня они — часть одного целого, потому что во главе всегда анализ репрезентаций, основанный на кропотливой работе с архивными источниками. 

Если говорить глобально, то мой интерес к истории искусства возник давно. В 2016 году я защитил диссертацию, посвященную истории американского искусства в Советском Союзе в Холодную войну. Меня интересовало, как одни и те же работы американских художников могли получать совершенно противоположные оценки, когда они экспонировались в Америке и в Советском Союзе. Этот феномен меня поразил. Теперь считаю тему для себя завершенной. Должен выйти моей работы — книга, которая подводит черту под этим исследованием.

Сейчас мои интересы больше сместились в сферу, связанную непосредственно с визуальной историей. В данный момент я занимаюсь иконографией альпинизма. Представьте, что вы узнали о человеке, который взошел на вершину горы. Какой образ вам представится? Скорее всего это будет человек, опирающийся одной ногой на скалу или камень, его рука, возможно, будет поднята в триумфаторском жесте. В этом образе для нас есть быстро считываемое послание: триумф, человек покорил вершину. Если обратиться к канонам фиксации опыта нахождения на высоте, мы увидим, что эта очевидная форма человека, доминирующего над горой, на самом деле, достаточно позднее изобретение, которому предшествовали другие варианты. В итоге в силу определенных причин у нас распространена именно эта форма, хотя другие тоже существуют. Сейчас меня интересует история визуальной фиксации опыта нахождения на высоте в европейской культуре. Эта тема тоже имеет отношение к визуальной истории, потому что само восхождение  — часто событие историческое.

— Как заинтересовать студента искусством так, чтобы он захотел прийти на занятие в субботу к первой паре?

Я действительно люблю ставить занятия утром. На вопрос, как заинтересовать кого-то, я ответить не могу, потому что сужу по себе. Каждый сам знает, как лучше себя заинтересовать. Преподаватель может предложить студенту возможность получить новый опыт. Важный аспект преподавания истории искусства в том, что мы показываем, насколько по-разному можно понимать не только отдельные произведения, но историю искусства как процесс. Картины можно разделить по жанрам, эпохам, основываясь на биографии художника или социально-политическом контексте. Есть множество вариантов истории искусства, и у каждого свои плюсы, минусы и сложности. Но самое главное  —  уметь смотреть, а не только говорить об искусстве. Видеть, выявлять, уметь считывать визуальные особенности — все это важные навыки. Поэтому на моих курсах любое домашнее задание нацелено не только на то, чтобы выучить какие-то слова об искусстве, но чтобы эти идеи применять для критики произведения. Обучить кого-то, что кубизм был после импрессионизма несложно. Но помочь человеку научиться анализировать и критически излагать свои мысли, опираясь на теории и свой визуальный опыт, — это главный навык, который хотелось бы дать студентам.

— Какая тема, на ваш взгляд, дается студентам труднее всего на ваших занятиях?

Учиться очень сложно. Я прекрасно понимаю психологию студента, потому что сам продолжаю учиться. Тут важно, наверное, помнить: если что-то, что дает преподаватель кажется вам очень простым, есть вероятность, что на самом деле вы не поняли глубину материала или этой проблемы. Некоторые вещи, которые мы сто раз обсуждали, в следующем разговоре могут открыться с иной стороны. Другие вещи можно понять, накопив не только интеллектуальный, но и определенный жизненный опыт. Например, когда я был студентом, тема «Женщина в искусстве» казалась очень свежей и это было очень новое знание. Сейчас такие темы могут казаться очевидными, как будто бы до них не нужно доходить. У студентов в ряде тематик современной мысли гораздо большее контекстуального знания, чем у меня. 

Но некоторые вещи освоить непросто, их нужно попытаться преодолеть и не расстраиваться, если ты не понимаешь с первого раза. Навыки анализа, говорения, письма приходят с практикой. Редко кто пишет без страдания, это тяжелый труд. Студентам важно активно включаться в образовательный процесс и всегда стараться находить для себя какую-то выгоду. Нужно пройти свой путь в университете, тогда знание будет не просто набором фактов и мыслей. Оно будет живое, настоящее и ваше. 

Вспомните, когда приходишь в музей, некоторые люди за секунду обходят весь зал. Может быть, это полный дилетант, который ничего не смог увидеть, потому что он не умеет смотреть. Может быть, это эксперт, которому хватило доли секунды, чтобы понять происходящее. Но есть и те, кто стоит и смотрит, потому что им это отзывается и у них есть навык общения с произведением искусства. Мне кажется, самое важное — это время. У нас сейчас очень много стресса, давления, информационного шума, который поступает отовсюду. Взаимодействие с искусством требует «медленного» времени, как и чтение хорошей книги. С искусством нет смысла торопиться, момент контакта с ним не нужно ускорять. Мне кажется, что изучение истории искусства важно не только потому, что вы зубрите какие-то тексты и готовитесь к зачету. Вам дается возможность спокойно потратить свое время на созерцание какого-то объекта, получить от него опыт. Это очень важно — иметь возможность тратить время без спешки на какое-то значимое для вас дело. Академическое изучение истории искусства безусловно связано с образованием, зачетами, но в тот же момент у нас появляется время, которое мы можем тратить на то, чтобы разбираться в тонкостях стиля, особенности композиции, логике истории духа или отсутствии таковой.

— Что вы порекомендуете прочесть тем, кто стремится развивать интерес к визуальной истории, но не знает, с чего начать?

Есть подборка, которая поможет разобраться с очень базовыми вещами. У Сергея Михайловича Даниэля, известного искусствоведа и художника, есть серия книг и самая базовая из них — «Искусство видеть». Прекрасный текст, в котором на доступном языке излагаются основные принципы, свойства изобразительной риторики. Сейчас есть тенденция: все хотят что-то быстро узнать. Например, научиться импровизировать на бас-гитаре за пять минут, посмотрев короткое видео на YouTube в ускоренном режиме. Разумеется, такого не бывает. Любое ремесло и искусство требует времени. Эта книга как раз хорошо дает вводные материалы, показывает вам как смотреть, как читать картину. Я советую эту книгу, потому что она простая, и я сам с нее начинал. Она подпускает к себе читателя с совершенно любой подготовкой. 

Вторая рекомендация — тоже классика известного искусствоведа Эрнста Гомбриха «История искусства». Это хорошо иллюстрированная и написанная книга, в которой искусство подразделено на основные периоды, чтобы читатель мог ориентироваться и примерно понимать, чем отличается барокко от импрессионизма и знать больше об этих периодах. Мои курсы обычно называются не «История искусства», а «Истории искусства», потому что истории разные. Книга Гомбриха — это одна из историй искусства. 

Освоив эти две книги, можно понять, в чем ваш интерес и куда стоит двигаться дальше. Уже после прочтения вас ждет увлекательное поле разнообразной литературы и разных перспектив, которые переплетаются и выстраиваются в сложные траектории, позволяя увидеть какие-то объекты с совершенно непредсказуемых сторон.