Что читала самая читающая страна? Отвечает историк литературы Дмитрий Козлов

1 сентября закончился «День Д» — ежегодный фестиваль, посвященный Сергею Довлатову и его эпохе. Ценителям «позднего Ленинграда» были открыты площадки для чтения стихов, просмотра документального кино, а также лектории о жизни людей 1970–90-х годов. Дмитрий Козлов — историк литературы, старший преподаватель департамента филологии Питерской Вышки — выступил с лекцией «Что читала самая читающая страна? Госиздат. Дефицит. Самиздат». Пересказываем главные тезисы этого выступления.

Госиздат

Еще в 1963 году Леонид Брежнев назвал советский народ самым читающим народом в мире. За десятилетия эти слова стали пропагандистским штампом, который подкреплялся в первую очередь статистикой необъятных тиражей. До сих пор для многих образ «самой читающей страны» — одна из составляющих ностальгического мифа об идеальном СССР. Но что за книги входили в перечень «советской литературы»? Откуда появлялись тонны изданий?

Что говорит статистика?

С этой точки зрения, литература СССР — это собрание всех экземпляров бумажных текстов, издаваемых в стране: от художественных произведений до научных трудов. Например, за девятую пятилетку (1971–1975) в Союзе печатается более 6,5 миллиарда экземпляров. Это 86 000 наименований, половину из которых занимают книги. 

Сегодня многие считают, что основа этих цифр — книги Ленина, Маркса и Энгельса. Однако в первой половине 1970-х их издают по минимуму: вероятно, потребность в них государственных и домашних библиотек в общем удовлетворена. В гораздо больших объемах печатается общественно-политическая и научно-техническая литература, необходимая пропагандистам и преподавателям общественных и точных наук. Около 30 % всех изданий — учебники для вузов, школ, техникумов и профтехучилищ. 

Более трети всей книжной продукции составляет художественная литература. В том числе и детские произведения, даже те, которые выходят из обихода со взрослением детей. Но сколько книг действительно читали взрослые граждане и тем более какие — из статистики узнать невозможно. 

Читательские интересы в 1970-х

«Даже в середине 2000-х, когда я брал в библиотеке университета советское издание «Капитала» Маркса, одна глава была зачитана до дыр, а другие не открывались ни разу», — вспоминает Дмитрий Козлов. Тексты классиков марксизма-ленинизма явно не самые популярные и в советское время. Большинство читает их, только чтобы сдать общественно-политические предметы во время учебы. В 1970-е люди активно читают, но каждый по-разному. Взять те же книги о войне: ветеран читает ее, чтобы вспомнить былое, внук — чтобы вдохновиться приключениями героя, а внучка — чтобы найти историю любви. 

Ученые тоже замечают отличия в целях чтения. Именно в 1970-х проводятся первые качественные социологические исследования чтения, которые предлагают в том числе сформулировать свое отношение к предложенным книгам и авторам. Однако в этих опросниках заметна предзаданность ответов, основанная на  определенных представлениях об «общекультурном уровне» опрашиваемой группы. В рамках прорывного исследования «Книга и чтение в жизни небольших городов» жителю глубинки РСФСР социологи предлагают оценить Чаковского и Айтматова. А тем временем другие исследователи просят студентов Таллинского пединститута сформулировать свое отношение к  Хемингуэю, Сэлинджеру и Достоевскому. Больше психологические, чем социологические, опросники позволяют определить, какие типы читателей — например, экстраверты или интроверты — есть в Советском Союзе. Однако и их не достаточно, чтобы понять, что же на самом деле читают люди.

Читательские интересы в 1980-х

И все-таки: что же интересует читателей? Искать ответ на этот вопрос начинают сотрудники сектора социологии книги и чтения Государственной библиотеки имени Ленина. Они проводят масштабные централизованные исследования. Меняются опросники: вместо «да-нет» респонденты теперь должны дать развернутый ответ. Так, например, определяется подборка любимых авторов граждан. В топе предпочтений Валентин Пикуль, Александр Дюма, Юлиан Семенов, Алексей Черкасов и Алексей Толстой с Михаилом Шолоховым — и чем дальше по списку из сотни имен, тем яснее, что это самые разные авторы. В ходе исследований команда ученых — Лев Гудков, Борис Дубин и Абрам Рейтблат — приходит к выводу: в стране нет единого «советского читателя». 

Однако открыто говорить об этом нельзя. Признать, что бесклассовое советское общество, оказывается, дифференцированно, — это идеологически неверно. Советский народ един — значит, едины и его читательские предпочтения. Поэтому единственный критерий, который все же позволяет говорить о неоднородности читательских предпочтений, — уровень образования граждан. Он фактически берет на себя функцию общественного класса. 

Дефицит и самиздат

Где брали книги?

Социологи ставят себе новую задачу: выяснить, где граждане приобретают книги. По результатам опроса 1988 года, литературу на любой вкус советский гражданин, скорее всего, может найти в библиотеке. Тем временем на полках книжных магазинов востребованные книги не залеживаются. Именно поэтому создается иллюзия засилья пропагандистской литературы — эти книги не раскупаются, хотя в процентном соотношении их издавалось не так много. 

Вместе с тем в магазинах ассортимент все уже — в погоне за быстрым товарооборотом продавцы совсем не стремятся к разнообразию книг. Они предпочитают заказывать небольшое количество наиболее популярных наименований. Порой в целой республике десяток наименований закрывает до 95 % заказов в одном издательстве, при том, что его портфель гораздо больше. Это приводит к затовариванию складов и перекосам в распределении книг по регионам страны. Таким образом, к середине 80-х книжные магазины скудеют, а читательские потребности среднего советского читателя старается закрыть общественная библиотека.

Ценность издания

Редкие книги в красивой обложке становятся своеобразной валютой. В обмен на дефицитного Пикуля можно получить билет в театр или попасть на прием к врачу. И советские карикатуристы, и рафинированные читатели-интеллигенты критикуют «собирателей корешков» — тех, для кого книжный шкаф является изящным предметом интерьера. Книжный черный рынок пополняется и книгами, украденными из библиотек. Так, в 1972 году сотрудники библиотеки имени Маяковского через задний двор выносят книжки, несут их на улицу Рубинштейна, в ресторан «Тройка». «Видимо, получали за них дефицитное мясо», — иронизирует лектор. «По какой-то причине чаще всего воровали «Анну Каренину» и Константина Федина». Тем не менее, «чтобы утащить из библиотеки совсем уж дефицитного Дюма, нужно, чтобы он там был», а он постоянно на руках. Книгу из библиотеки крадут другим популярным способом — просто не возвращают ее. 

Что-то новенькое

В 1974 году стартует эксперимент по обмену макулатуры на книги. За каждые 20 килограммов бумаги выдают талончик в книжный магазин. Ходят слухи, как жаждущие новой литературы люди отправляют в пункт вторсырья полные собрания сочинений Ленина и Толстого, чтобы за талоны получить Джека Лондона, Майн Рида, Конан Дойля. Так это или нет — проверить сложно, но книжный дефицит действительно меняет предпочтения граждан. Становясь объектом дефицитного или престижного потребления, книги выстраивают новые сети отношений, в которые включены не абстрактные «потребители печатной продукции», а люди, совмещающие или чередующие роли читателей, продавцов, промоутеров, а иногда и производителей книг.

Не хватает — сами напечатаем

Многих изданий в Союзе не хватает на всех желающих — например, сборников Ахматовой. Книги начинают перепечатывать. На это уходят огромные усилия машинисток. Одни из них печатают в рабочее время или после пар в университете, другие — работают профессионально, получая за свой труд вознаграждение. Чем опаснее распространять тот или иной текст, тем дороже. Машинисткам, которые печатают Солженицына, доплачивают за риск. 

В самиздате распространяются не только поэзия или диссидентские тексты, но и зарубежные издания: детективы Эрла Гарднера или фантастика Фрэнка Герберта. Причем и перевод зачастую выполняли не профессиональные литературные работники, а читатели-энтузиасты. Качество текста при этом страдало, но зато можно было оперативно узнать, «а что же было дальше».

Советские граждане читали много. Каждый удобными способами обходил дефицит и находил интересные для себя произведения. «Исследовать советского читателя можно. Важно при этом помнить, что нет его единого, который весь поголовно любит Пикуля или Довлатова. Нужно понимать: кто, как и какие книжки читает и что это говорит нам об обществе, в котором их писали, печатали, воровали и покупали», — отмечает Дмитрий Козлов.