«Городские легенды»: искусствовед Ксения Малич о любимых местах в Петербурге
Продолжаем исследовать Петербург и Ленобласть вместе с преподавателями Питерской Вышки, на этот раз — с историком искусства Ксенией Малич. Почему здание Двенадцати коллегий сложно воспринимать как административное, какую библиотеку в Выборге стоит увидеть всем скептикам в отношении модернизма и какого поэта можно встретить в центре города — в интервью.
Место, которое вдохновило на исследования
Думаю, архитектура стала делом моей жизни, потому что привлекала мое внимание еще в детстве. Я выросла в районе Театральной площади, у Львиного мостика, отсюда уже начинается Коломна. Это место всегда ассоциировалось у меня со старым Петербургом. В моем доме когда-то жили актеры Большого театра, и в некоторых мемуарах встречаются упоминания о том, что к ним в гости приходил Пушкин. Сейчас дом, конечно, перестроен, но ощущение города начала XIX века здесь чувствуется.
Все, в чем ощущалась историческая подлинность, обращало мое внимание на себя с детства. Коломна в 1980-е была таким законсервированным пространством — уцелевшие фрагменты XVIII века во дворах-колодцах, чудом выжившие чугунные решетки. Да и сама топография улиц, эта криволинейность, малоэтажность… Старые слои там до сих пор читаются очень легко. Это придает району особенную драматургию. Ты будто становишься частью спектакля, который разворачивается во времени. На самом деле все зависит еще от того, что в наушниках: Kronos Quartet, «Кино», Talking Heads, «Звуки Му», Roxy Music, New Order, «Принцесса Турандот», Depeche Mode, Рахманинов, Дэвид Боуи или Лев Лещенко — это из моего плейлиста. Очень важно, что ты слушаешь в тот момент, когда идешь по улице.
Конечно, канал Грибоедова, Екатерининский канал, речка Кривуша — для меня родное место. Когда я начала работать в Высшей школе экономики, мне было вдвойне приятно оказаться именно в корпусе на Грибоедова. Я ведь гуляла вдоль этой набережной с тех самых пор, как научилась ходить, знаю там каждую гранитную плиту. И вот — волей случая — снова оказалась здесь. Кстати, в детстве я совсем не замечала здание, где находится теперь учебный корпус Вышки. Советский модернизм, но в глаза не бросается, между другими памятниками и не обратишь внимания. А сейчас я смотрю на это здание и понимаю, что архитекторы очень осторожно включили его в общую застройку.
Любимый дом в Петербурге
У меня нет любимых домов, скорее районы. О Театральной площади я уже сказала, еще мне очень комфортно в начале Фонтанки — от Невы до улицы Пестеля. Там, с одной стороны, чувствуешь природную стихию, которой город изначально сопротивлялся. Домысливаешь все эти берега и болота, постепенно «затвердевавшие» по воле градодельцев.
С другой стороны, в начале Фонтанки чувствуется связь времен. Там есть и петровский Петербург — настолько далекий, что воспринимается как мираж. Застройка времен Петра I практически не сохранилась, не доминирует в городе. Но Летний сад и Домик Петра I позволяют почувствовать те векторы, с которых начинался город. Если же шагнуть в сторону от Фонтанки, откроется Петербург конца XIX века. С модой на историзм, эклектикой и неоклассицизмом. Здесь хорошо видна многогранность города, который был открыт всему и богател за счет этой открытости и динамики — в прямом и переносном смысле. Есть и советская послевоенная классика, очень тщательно прорисованная, в такт с дореволюционным почерком.
Этот участок Фонтанки важен не только памятниками архитектуры вроде Инженерного замка или храма Святого Пантелеймона, но и в целом своей согласованностью. Эта стройность в облике дает ощущение покоя, созидательный душевный настрой. Мне вообще кажется, Петербург — про то, что все не зря. Что бы ни происходило, какие бы тяжелые моменты ни переживал город, все равно остается след энергии и творческих сил, вложенных в него.
Место, о котором хочется рассказывать всем и каждому
В Петербурге красота немного абьюзивная: ты к ней подключаешься, а она существует без тебя, как будто над тобой. Так и с Новой Голландией, шедевром Валлена-Деламота и Чевакинского. Это удивительная архитектура — промышленная, при этом очень простая и чистая по своему замыслу и одновременно эффектная. Очень петербургская, потому что в ней есть строгость и отрешенность. Тут понимаешь, что красота — она больше человека.
Особенное удовольствие доставляет неоштукатуренный кирпич. Здание промышленное, вроде бы можно обойтись и без штукатурки. Получилось по-северному лаконично, с особой независимостью и статью.
В начале нулевых на Новую Голландию было не попасть, я часто проходила мимо, казалось, это кадр из кинофильма. Мне кажется большой удачей, что удалось организовать реконструкцию без компромиссов в материалах и качестве строительных работ. А новые малые архитектурные формы не мешают памятнику, а наоборот — точно дополняют его облик. Пример, который способен вдохновить на другие эмоциональные и ресурсно затратные проекты в других частях Петербурга.
Современному городу требуется больше пространства для общения и творчества. Детям — площадка, студентам — каток или лекторий, старожилам — сад и кофе. При этом исторический контекст подсказывает для каждого такого пространства свой характер. Тот же «Севкабель Порт» слегка панковский по сравнению с Новой Голландией, но не менее комфортный. А это в свою очередь дает ощущение безопасности.
Место, которое хочется держать в секрете
Набережная Крюкова канала — в сторону Фонтанки. У меня от нее двойственные чувства. С одной стороны, важно, чтобы эта часть города сохранялась в достойном состоянии, здания реставрировались, появлялось больше зелени. Но с другой — чрезмерная коммерциализация бывает травматична для атмосферы места, которая является частью коллективной памяти горожан. А значит, и важным источником для самоидентификации, ощущения принадлежности городу.
Мне нравится гулять в районе Никольской площади, там тише, чем на Петроградской, или в районе улицы Некрасова. И все-таки Коломна становится более оживленной. Появилось много новых центров притяжения: новые залы Мариинского театра, Новая Голландия, отреставрированный Дом музыки, корпус Высшей школы экономики, Лендок.
Место с любимой историей
Когда я попадаю на Васильевский остров, то всегда вспоминаю книгу «Черная курица, или Подземные жители». Место ассоциируется у меня с этой странной, но очень петербургской сказкой. У Погорельского образ города совпадает с моим ощущением от кварталов вокруг университета и Академии художеств.
Остров мне нравится еще и тем, что в нем есть какая-то романтика нереализованного проекта. Это удачное напоминание о том, что не все человеческие амбиции воплощаются. Ведь когда-то островные линии должны были стать каналами, а сам остров — административным центром. Ничего из этого не случилось. А здание Двенадцати коллегий никогда не ассоциировалось у меня с министерствами и ведомствами, оно мне казалось, наоборот, очень нарядным и дружелюбным, потому что я с детства приходила сюда на биофак к папе на работу.
И конечно, на Васильевском острове я провела пять университетских лет, когда училась на историческом факультете. Там такие красивые галереи! Наш преподаватель Валентин Александрович Булкин на экзамене по древнерусскому искусству любил подложить студентам черно-белую фотографию галереи истфака между снимками допетровских памятников. А мы гадали — что за странный ракурс!
Любимое место в Ленобласти
Я люблю Ладогу, там самые мощные пейзажи. Ладога воплощает в себе все строгое, холодное и северное. Она никогда не дает расслабиться до конца. Исторически важное место для ленинградцев и петербуржцев.
Еще я очень люблю Выборг. Здорово, что можно сесть на «Ласточку» и практически через час оказаться одновременно и в средневековом, и в динамично развивающемся городе конца XIX — начала XX века. И в то же время в Выборге есть памятники — свидетели рождения современной архитектуры.
Если человека, который не любит модернизм, привести в библиотеку Алвара Аалто и показать читальные залы, лекторий, фойе, этот опыт лучше слов развеет любой скептицизм. Библиотека — тот самый случай, когда архитектура прислушивается к человеку, помогает ему чувствовать себя комфортно и окружает заботой. Она идеально вписывается в окружающий пейзаж и городскую застройку. В этом месте понимаешь смысл и логику очищения и рационализации в эксперименте функционалистов.
Финский модернизм — не просто манифест ради манифеста. Это стиль, который решает массу насущных задач и в то же время умеет прислушиваться к окружающей реальности, продолжать уже существующую архитектурную традицию.
За что я ненавижу Петербург
Мне сложно испытывать ненависть. Но если отнестись к чему-то критически, то, наверное, в Петербурге замедленность некоторых процессов мешает хорошим идеям. В Москве все по-хорошему проще. А у петербуржцев будто бы слишком много времени на размышления. Отсюда самоедство и критичность друг к другу.
Что мне не нравится — это отсутствие зелени. Городу необходимы скверы, клумбы, любые деревья. На фоне зелени все преображается: появится дополнительное зонирование, изменится настроение. Жители пытаются что-то менять в своих дворах, обустраивают палисадники, но с официальной программой дело пошло бы быстрее.
За что я люблю Петербург
Город дает возможность к себе прислушиваться. На фоне Петербурга себе сложнее врать. Здесь так много подлинной красоты и вещей, которые существуют над всем, — что бы ни происходило. Если настроиться на город, намного легче отбросить все то, что ведет по ложному пути. А если остались детские воспоминания, тем более: просто возвращаешься в точку сборки.
Мне очень нравится то, как о Петербурге писал Александр Кушнер. Его спокойная и не надрывная тональность. До сих пор помню наизусть «Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки», мама летом заставляла учить стихи в первом классе. Я иногда вижу поэта во время прогулки — но не вдоль Мойки, а там, где теперь живу.
Блиц: дом Зингера или универмаг «У Красного моста»
Универмаг «У Красного моста». Он рациональнее и сдержаннее, в нем меньше мишуры, прикрывающей архитектуру, больше правды, созвучной времени. И еще здание получилось менее буржуазным, хотя оно тоже построено по заказу предпринимателя. В советское время там была швейная фабрика, теперь — магазины.
Обычно идеи, связанные с обновлением или реконструкцией, лежат на поверхности. Главное — стараться сохранять подлинные следы времени. Взять ту же столярку или деревянные детали — кто-то провел многие часы, работая над ними. Человеческие усилия считываются интуитивно, когда соприкасаешься с предметом. Присутствие прошлого не сымитировать. Чем больше старых деталей, тем больше отреставрированный памятник потом отдает зрителям. Эти затраты окупятся стократ. Человек всегда чувствует присутствие другого человека.
Малич Ксения Александровна
Отделение дизайна и современного искусства: Доцент