• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Связаны ли психологические характеристики представителей российской элиты и их взгляды на мировую политику?

Преподаватели нашей программы активно занимаются научной работой как самостоятельно, так и в составе различных научных центров Вышки. Борис Олегович Соколов, доцент департамента социологии, один из преподавателей магистерской программы «Сравнительная политика Евразии» и старший научный сотрудник лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ, рассказал об одном из своих текущих научных проектов.

Связаны ли врождённые или сформировавшиеся в раннем детстве психологические характеристики политика с тем, как он воспринимает актуальную внешнеполитическую ситуацию и какие действия полагает необходимыми или уместными для разрешения наиболее острых международных проблем? Преобладающие сегодня в теории международных отношений формальные модели представляют государственных деятелей как (сверх-) рациональных акторов, спокойно взвешивающих все «за» и «против» и принимающих наиболее эффективное решение, исходя из текущего профиля «национальных интересов» и имеющихся ресурсов. Индивидуальные психологические особенности людей, ответственных за выработку и реализацию внешней политику, в таких моделях обычно остаются за скобками; их эффект полагается равным нулю. Так ли это на самом деле?

В настоящем исследовании мы используем данные 7-й волны проекта «Российские элиты», чтобы понять, как соотносятся психологические характеристики высокопоставленных российских политиков, госслужащих и представителей силовых структур, а также ведущих бизнесменов и ученых, и их взгляды по широкому кругу внешнеполитических вопросов. Используя наиболее влиятельную в современной психологии модель личности, - так называемую «большую пятерку» черт личности (personality traits), - мы показываем, что те представители элиты, которые получили высокую оценку по шкале невротизма/беспокойства (neuroticism), демонстрируют весьма критичное отношение к конфронтационному измерению российской внешней политики (например, действиям в Сирии и Украине), а также предпочитают  либеральную интерпретацию международных отношений (предполагающую примат экономических мер над военной силой и ориентацию на сотрудничество, а не на конфликт). Высокое баллы по шкалам доброжелательности (agreeableness) и добросовестности (conscientiousness), напротив, тесно связаны с поддержкой реалистической интерпретации международных отношений («всё решает сила») в целом и агрессивной антизападной внешнеполитической риторики в частности.  Для таких черт, как экстраверсия (extraversion) и открытость новому опыту (openness), систематических эффектов выявлено не было.

Стоит отметить, что установленные взаимосвязи в большей степени проявляются среди тех представителей элиты, которые непосредственно вовлечены в процесс выработки и принятия внешнеполитических решений. Эти результаты недвусмысленно показывают, что субъективные психологические характеристики связаны с тем, как политики понимают и осмысляют актуальные внешнеполитические проблемы и какие способы их решения находят предпочтительными. Соответственно, этот фактор заслуживает большего внимания со стороны исследователей международных отношений.

Борис Соколов (НИУ ВШЭ), Егор Лазарев (Университет Торонто), Эдуард Понарин (НИУ ВШЭ)