«Городские легенды»: филолог Дмитрий Калугин о любимых местах в Петербурге

Продолжаем текстовые прогулки по Петербургу с преподавателями Питерской Вышки, в этот раз — с Дмитрием Калугиным, профессором департамента филологии. Где в городе можно найти призраков, в каком дворике на Литейном продают интересные книги и на какой площади витает дух Достоевского — в интервью.

Фото НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

Место, которое вдохновило на исследование

Район около Сенной, неподалеку от корпуса на канале Грибоедова. Здесь жили Раскольников, старуха-процентщица и майор Ковалев из гоголевского «Носа». Это место, полное исторических и литературных призраков. Весной мне предложили прочитать лекцию для цикла «Душа Петербурга» в пользу благотворительного фонда AdVita, который помогает онкологическим больным. Там я и рассказал о петербургских призраках — откуда они берутся и что они значат.

В литературе призраки всегда становятся предвестниками кризиса. И, собственно, в истории Петербурга этим кризисным моментом стало само его строительство. Петербург — город на костях, созданный вопреки природе и не имеющий истории. Как говорил Достоевский, «самый умышленный город на всем земном шаре».

Создавая Петербург, Петр I исказил естественный ход истории, и улицы города наполнились призраками, причем не только человеческими. Петербург связан с грезами, безумием, деньгами, стремлениями, вознесением… Все-таки бывшая столица! Теперь все эти мечты и амбиции тоже стали несколько призрачными.

Любимый дом в Петербурге

Отдельных любимых домов у меня нет, будет трудно выбрать какой-то один. К тому же любовь — это чувство, а чувства бывают изменчивы. К городу в том числе. Мое отношение к тому или иному зданию зависит от тысячи причин: с какой ноги я встал, как себя чувствую, что прочел в новостях. Иногда мне все не мило, а иногда контакт со средой получается сверх всяких ожиданий. Поэтому невозможно говорить о том, что существует устойчивое ощущение связи с городом. Оно подвижное, живое.

Мне в целом нравится петербургская жизнь в центре: Невский проспект и все улицы, которые к нему ведут. Хотя в действительности я не люблю туристические места. Никогда не дохожу до Дворцовой площади — сворачиваю на Малой Морской. А если хочу прогуляться, то иду в Коломну или в Пески.

В центре Петербурга даже время летит быстрее — там магазины, транспорт, люди снуют туда-сюда… Но есть такие улицы, как, например, Кирилловская, где остались только тишина и смерть. Как говорил Гоголь: «Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка, все, что осело от столичного движенья». Полная депрессуха.

Точно так же меня вгоняет в тоску район Некрасовского рынка, где я провел довольно много времени. Не люблю этот период жизни, коммуналку и соседей. При этом часть улицы Некрасова поближе к Литейному проспекту вызывает совсем другие ощущения. Тут уже можно и в «Хроники» зайти к друзьям, когда есть время. Город пронизан внутренними границами, которые ты постоянно пересекаешь.

Место, о котором хочется рассказывать всем и каждому

Рассказывать про отдельные места взахлеб у меня уже не получится. Но есть симпатичные маршруты, с которыми не связано ничего плохого. По дороге на работу я пересекаю Загородный проспект, спускаюсь по Введенскому каналу, перехожу Фонтанку, потом — Сенную и сворачиваю на канал Грибоедова. Вот там мне нравится все — особенно Никольская церковь с самой красивой питерской колокольней.

Много связано с Мариинкой, но раньше мне это место больше нравилось. Когда-то там были ДК имени Первой пятилетки и Литовский рынок, построенный по проекту Кваренги еще в XVIII веке. Но их снесли и на месте этих зданий построили вторую сцену Мариинского театра, вид которой меня совершенно не вдохновляет. Мне кажется, если бы выбрали первый и более шокирующий проект, который у многих ассоциировался «с двумя брошенными на землю мешками мусора», было бы проще смириться с таким переиначиванием пространства. А так получилось ни то ни се.

Самое драматическое для меня место — это Владимирская площадь, рядом с «Владимирским пассажем». Там построили отвратительное стеклянное здание. Когда я прохожу мимо, то буквально отворачиваюсь — насилие, произведенное над площадью, ощущается всем моим существом. А раньше это была прекрасная площадь, над которой витал дух Достоевского… Беда, что так происходит. Но препятствовать изменению городской среды не очень получится. Следующее поколение будет воспринимать это уродливое здание как нечто естественное.

Место, которое хочется держать в секрете

На Литейном, 60 есть магазин издательства «Новое литературное обозрение». Находится он во дворике, который раньше выглядел убитым, а сейчас похорошел. Мне вообще нравятся такие тихие и приватные уголки. В них мало пафоса и много жизни, непарадной и неофициальной. Редкость для советских проходных дворов, в которых я провел много времени школьником.

Место с любимой историей

Я привык воспринимать Петербург через призму исторических и литературных сюжетов. Мой дом находится в Семенцах между «Пушкинской» и «Технологическим институтом». Этот участок носит такое название, потому что раньше там располагались казармы Семеновского полка. Но и моя улица — с историей. Там есть дом, где был убит Ленька Пантелеев, знаменитый преступник 1920-х годов. В Ленькины времена там располагался бордель, сейчас — центр социальной реабилитации людей с инвалидностью.

Вообще мне всегда нравился непарадный Петербург, связанный с тайнами, убийствами… Инженерный замок я люблю больше, чем Русский музей, — а все потому, что, говорят, по нему шастает призрак Павла I. Или Юсуповский дворец — из-за убийства Распутина это место тоже окутано тайной.

Любимое место в Ленобласти

В детстве я очень любил Петергоф: мы снимали там дачу, даже довольно долго. Я гонял по паркам на велосипеде мимо фонтанов, цеплялся взглядом за руины еще не восстановленных дворцов, находил что-то необычное. В парке Александрия как-то набрел на могилу Эрлера, который работал над созданием парка в Петергофе.

Увы, я разлюбил Петергоф и Александрию в нынешнем их виде. Иногда езжу посмотреть на фонтаны с сыном, но ничего там меня уже не греет. Всюду одни музеи, все платно и огорожено решетками. И вроде бы ремонт аккуратный, но жизнь, мне кажется, ушла из этих мест…

А ведь я помню время, когда капелла в Александрии была заколочена, по Новой ферме гуляли сквозняки. Руинированность придавала тем местам удивительный флер. Теперь же нужно платить за то, чтобы пройти через каждую калитку, которой до этого не было. Мир заросших аллей ушел, остались одни металлоискатели…

За что вы ненавидите Петербург

За его историю. Это столичный город с областной судьбой. В России столица может быть только одна. Петербург был столицей, но утратил свое значение. И чтобы жители нашего города не отчаивались, им сказали, что у нас две столицы: одна — политическая, другая — культурная.

Но в Петербурге и культура несколько обветшала. Здесь провинция у моря, как сказал бы Бродский. С хорошими воспоминаниями, довольно печальным настоящим и совершенно непонятным будущим.

Петербургу не хватает собственной жизни, он живет взаймы, как и всякий регион, это его судьба — жить взаймы. Городу сказали, что он — культурная столица, а культура — она где? Пока что — в прошлом. Питер воскреснет в тот момент, когда обретет будущее, но Эрмитажа и Медного всадника для этого недостаточно. Даже Новой Голландии — довольно модного нынче места — тоже мало. 

Нужно больше проектов от знаменитых людей. Когда приезжает звезда, это сразу меняет городскую среду. Центром притяжения мог бы стать Дом радио, но… Один мой студент как-то ответил на вопрос о том, почему Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», фразой: «Не получилось». Вот так и тут. Не получилось…

За что вы любите Петербург

Я отношусь к Петербургу как к собственному ребенку. Чего обычно хотят родители? Чтобы их дети были хорошими и становились еще лучше. Пусть и в Петербурге остается лучшее, что в нем есть, но появляется и бурление жизни — интересные идеи, фестивали, проекты. И город тем не менее развивается, что-то сносится, что-то строится. Жизнь идет своим ходом, и ничего с этим не поделаешь, но хочется, чтобы появлялись новые хорошие архитекторы, дизайнеры. Чтобы старое и новое нашли друг друга.

Понятно, что невозможно сохранить город в XVIII–XIX или в ХХI веке. Я не говорю, что его надо законсервировать, — это уже было когда-то. Считаю, что к городу нужно относиться по-республикански. Нужна возможность влиять на изменения, чтобы горожане могли участвовать в общем деле. Защитить любимый сквер или дорогое сердцу здание. Выражать себя творчеством — теми же граффити. Но в Петербурге всего этого крайне мало.

Блиц: «город пышный» или «город бедный»

Как можно выбрать бедность? Это же не оперная бедность, когда красивые актеры разыгрывают из себя бедняков. Настоящая бедность очень непривлекательна, а настоящая пышность — товар для туристов. Я уже не упаду в обморок, если увижу позолоченные колонны, шпили, купола… Видел все это тысячу раз. Для меня важно пройти где-то посередине. Открыть город по ту сторону богатства и бедности — где существует какое-то человеческое измерение. Где есть место людям.