Новое в профессии юриста
Гадис Гаджиев, научный руководитель юридического факультета Санкт-Петербургского филиала НИУ ВШЭ, профессор на кафедре гражданского права и процесса, судья Конституционного суда Российской Федерации поделился взглядами на актуальные тенденции в профессии юриста.
– Это научное направление, по-английски называемое Law & Economics, на Западе получило очень бурное развитие. Этот курс преподается во многих вузах, если не сказать во всех. И мы тоже, видимо, должны заниматься этим серьезно. Юристы вполне могут использовать познавательные структуры, созданные экономической теорией, а точнее институциональной экономикой.
Существует экономико-центристский подход к праву, в большей степени ориентированный на экономистов. А есть юридико-центристский подход, объединяющий юристов-экономистов. Старший судья Федерального апелляционного суда США по второму округу и заслуженный профессор Йельской школы права, выдающийся американский правовед, один из основателей, наряду с Рональдом Коузом и Ричардом Познером, течения «права и экономики» Гвидо Калабрези написал, что его преподавателями были два нобелевских лауреата по экономике. Они создали очень интересные познавательные структуры, которые могут быть использованы в различных сферах правоведения: и в теории, и в правовой политике при разработке законов, и даже в решениях судов при правоприменении. Знать про эти новые познавательные структуры, конечно, чрезвычайно полезно и интересно.
В качестве примера можно использовать такой образ – когда человек только с помощью своих глаз смотрит на окружающий мир, он видит одно, если он смотрит через оптический аппарат (используя инфракрасное излучение или рентгеновские лучи), он получает совершенно другую информацию. То же самое происходит, если юристы начинают использовать экономические методы. Это совершенно новый усложненный, но невероятно информативный взгляд на действительность. Поэтому эти исследования вне всяких сомнений полезны для юристов.
Как доказательство, мы, когда принимаем решения в Конституционном суде, часто используем следующие познавательные структуры: транзакционные издержки, экстерналии, соизмерение выгод, общая польза, общественное благо. Весь этот лексикон, разработанный экономистами, уже у нас в ходу. Это я и называю своего рода легитимацией, юридическим признанием экономических идей.
– В Конституционном суде есть эксперты, которые уже сейчас работают на стыке экономики и права?
– У нас работает Татьяна Храмова (Сырунина), выпускница НИУ ВШЭ. Она прошла специальную подготовку по программе Law & Economics в Университете Erasmus в Голландии и стала дипломированным специалистом в этой области, одним из немногих, наверное, в нашей стране. В настоящий момент она преподает в университете в Австралии, тем не менее, ее заключения мы использовали в работе в Конституционном суде.
– Какое отражение междисциплинарные исследования могут найти в учебном процессе?
– В учебном процессе есть много разных аспектов, которые затрагивают сферы права и экономики. Во-первых, это методологические вопросы. Что собой представляет юридический мир, что собой представляет тот мир идей, который условно можно назвать экономическим миром? Понимая, что это два анклава в окружающей нас действительности, мы видим, что между ними есть очень много общего. Потому что и те, и другие изучают экономические отношения.
Спецкурс, который я читаю в Высшей школе экономики в Санкт-Петербурге, так и называется «Право и экономика». То есть это попытка показать, что есть экономическая теория, есть юридическая, но они очень аморфны, то есть очень похожи. При этом они занимаются одними и теми же общественными отношениями, то есть по сути это теоретическое отображение одного и того же человеческого опыта, опыта участия в экономических процессах. Этот опыт отображается с помощью различных научных понятий. Есть юридические понятия, есть экономические. Но между ними – огромное сходство. Экономисты говорят «капитал», юристы используют «уставный капитал». Отличается, например, представление о ценных бумагах. Я был знаком с Гайдаром, он всегда говорил, что самые ценные бумаги – это постановления правительства Российской Федерации.
Таким образом, много общего. И поскольку много общего, возникает гипотеза, что можно те познавательные структуры, которые выработаны экономистами, попытаться использовать в области юриспруденции. Это помогает, когда разрабатываются проекты законов, то есть решаются вопросы политики права. Их можно использовать даже в процессе рассмотрения сложных дел, когда там возникают сложные аксиологические проблемы. Два права почти одинаковые с точки зрения их веса. А какому из них отдать предпочтение? Тут как раз возникает возможность использовать дополнительные доводы из экономической теории, так сказать, субсидиарно, дополнительно.
– Цифровые технологии как-то могут повлиять в ближайшей перспективе на профессию юриста?
– Вне всякого сомнения, все очень быстро будет меняться. Уже меняется. Огромное количество рутинной работы в больших юридических фирмах выполняют роботы. То, что раньше делали малооплачиваемые начинающие юристы, которые только пришли в компанию, сейчас делают машины. Конечно, это уже меняет сам облик юридической профессии. Естественно, цифровая торговля, интернет провоцируют новые конфликты: посягательство на частную жизнь, распространение незаконной информации. Например, некий человек отправляет со своего служебного компьютера информацию на свой домашний компьютер. А это конфиденциальная информация компании, которая может быть продана компании конкурента. Кого привлекать в этом случае к ответственности? Может ли сетевая компания, которая обеспечивает эту передачу информации, быть привлечена к ответственности. Это все уже регулируется правом. Это новые юридические конфликты, которые раньше не рассматривались ни судами, ни юристами, поскольку не было этой технологии.
– Не отнимают ли роботы возможность практики, начала своего профессионального пути в крупной компании у молодых специалистов?
– Да, роботы лишают новичков возможности работать в крупных компаниях. Бизнес – это предпринимательская деятельность. Компании выгоднее использовать труд роботов. Почему она должна проявлять какую-то социальную благотворительность и нанимать молодых юристов? Надо сказать, что работа, которую они осуществляют, действительно чрезвычайно рутинная и неинтересная. Например, это может быть задание просмотреть регистрационные данные по недвижимости в нескольких государствах. И вот человек должен ползать в течение недели по сайтам, смотреть эти регистры на разных языках и вылавливать необходимую информацию. Это же можно сделать и с помощью машины. Если речь идет о компании, которая использует эти технологии, она скорее будет заинтересована в том, чтобы к ней поступил специалист, разбирающийся в этих технологиях.
– На выпускном вечере вы пожелали выпускникам сохранить верность своей профессии. Что-то еще вы хотели бы пожелать нынешним студентам и абитуриентам, которые приходят учиться сейчас?
– Дело в том, что это очень емкая формула. Когда я говорю о верности, не надо воспринимать слово верность односторонне, так сказать, с учетом его бытового контекста. Можно понять, что верность профессии означает всю жизнь работать только юристом и не становиться бухгалтером или президентом. Это надо понимать не так. Можно и президентом стать. Когда я говорю о верности профессии, это означает не предать ее, не совершить недозволенное: не взять взятку, не продать правосудие. Верность профессии, прежде всего, предполагает соблюдение морального стандарта, заложенного в основу этой профессии.
Юристов вообще трудно понять. Когда юрист говорит, что самое главное – любовь, он имеет в виду не физическую любовь, а определенную организацию социума. Допустим, он говорит, что есть социальное государство, в социальном государстве одни люди заботятся о других. Это форма любви. Происходит кристаллизация любви в виде пенсионной системы и пенсионного фонда.
Если же вернуться к вопросу верности профессии, большое значение также имеет постоянная учеба, постоянное самообучение. Это тоже часть верности профессии.