«Не только жуткие и ужасные»: Иван Авраменко о пользе creepy stories

Нам стало жутко интересно узнать о курсе про страшные рассказы, их пользе и потенциале изучения. Факультативный курс Analyzing and Creating Narratives by Reading English Creepy Stories читает Иван Авраменко, доцент департамента иностранных языков Питерской Вышки. Мы поговорили с преподавателем об истории создания дисциплины в интервью.

Фото из архива Ивана Авраменко

— Расскажите о своих научных интересах. Почему вы изучаете английскую литературу?

Сначала я учился в обычной школе, но в какой-то момент сказал маме, что хочу учить английский. Она очень серьёзно это восприняла, и привела меня в школу с углублённым изучением языка. Любовь к английскому мне привили именно там. В средней школе я всегда активно читал, участвовал в олимпиадах. У нас была учительница по английскому, которая специализировалась на литературе, — она стала моим проводником в мир английской литературы. После этого я поступил на романо-германское отделение филологического факультета по литературоведческой части. На третьем курсе я думал, что изобрёл для себя нарратологию, делал доклады по этой теме, а потом мне сказали: «Про это книжки вообще-то есть». Так этот термин появился в моей жизни, и я писал диплом и диссертацию в рамках нарратологических исследований.

— Какую первую работу по нарратологии вы прочитали? «Нарратологию» Вольфа Шмида?

Шмида тогда ещё не было в общем доступе, а интернет был такой слабенький. Я начал с компилятивной работы Ильи Петровича Ильина «Постмодернизм: словарь терминов». Она была энциклопедическая, но наиболее актуальная в то время. Потом появился Вольф Шмид; другие англоязычные работы по нарратологии пошли следом. 

— Как вы изучали английский язык?

Это было обычное дело, поскольку ещё со второго класса у нас было изучение английского. Обычно в язык приходят через культуру — читая определённых писателей, начинаешь привязываться к ним. У меня произошло наоборот. Английский стал обычным делом в жизни и во многом сформировал мои поведенческие паттерны — я стал слушать англоязычную музыку и читать зарубежных авторов больше, чем русскоязычных. 

— Какой ваш любимый английский автор?

Ещё год назад я готов был ответить, что мой любимый автор — это Джеймс Джойс и его роман «Улисс». Но в последнее время я плотно сел его читать и понял, что всё-таки есть что-то не моё в этом. Уже не цепляет. В последнее время самое большое удовольствие мне приносят книги Роберта Гэлбрейта. Джоан Роулинг, пишущая под псевдонимом детективные романы, — моё guilty pleasure. Они потрясающие. Они великолепные. Я не могу оторваться.

— Есть ли у вас конкретный список любимых книг или вы предпочитаете читать литературу по авторам?

Наверное, я бы шёл по авторам. Достаточно много читал Кадзуо Исигуро — нобелевский лауреат, сравнительно недавний. Кто ещё у меня на полочке стоит? Современные писатели, которые практически стали классиками, типа Грэма Свифта, Иэна Макьюэна, Джулиана Барнса, и в целом — рубеж XX–XXI веков. Также я по долгу службы перечитываю и классику типа Чарльза Диккенса, Уильяма Теккерея. Они хорошие ребята, но произведения уже староваты.

— Расскажите, как зарождался курс Analyzing and Creating Narratives by Reading English Creepy Stories и почему короткие страшные рассказы, известные также как creepy stories, стали основным объектом изучения?

Я никогда не увлекался литературой ужасов, хоррорами или даже триллерами. Если говорить про жанр в целом, то это единственный жанр кино, который я практически не смотрю. Ужасы меня пугают. Триллеры ещё куда не шло. Посмотрел в молодости «Кошмар на улице Вязов», с тех пор не могу к этому возвращаться. 

Содержательная часть курса шла от Ольги Дорошко, коллеги по департаменту иностранных языков, с которой я познакомился три года назад. Она узнала, что я литературовед, и пришла ко мне с большим желанием предложить студентам курс по чтению страшных рассказов. Я честно сказал, что у меня именно с этим жанром есть проблемы. Но мы нашли хорошее сочетание. Она стала идеологом контента, а я — его академической формой, в которую мы завернули изучение страшных рассказов. 

Вы правильно сказали, давая англоязычный термин: мы аккуратно выбрали слово creepy, потому что в нашем курсе тексты не столько жуткие и ужасные, сколько странные, необычные, посвященные другой реальности или представлениям о ней. 

— Вы сказали, что Ольга Дорошко подобрала содержание курса. Можете примерно описать выборку произведений?

Да, у Ольги всё началось с большой любви к Роальду Далю. Она сказала, что он обязательно должен быть в силлабусе. И это было самое начало — мы взяли два рассказа в курс. Правда, в ходе обучения студенты обычно успевают изучить только одно произведение Даля. 

Потом мы с Ольгой просто сели читать и отбирать произведения. Мы договорились, что возьмём рассказы более современные и решили, что это будут именно рассказы, а не романы. Их удобнее и проще анализировать. Мы пошли с авторов середины XX века. Единственным исключением стал Рэй Брэдбери и его рассказ 1948 года, с которого мы начинаем курс. 

Мы включили представительные имена английской и американской литературы — Кадзуо Исигуро, Чак Паланик, Стивен Кинг. Но добавили несколько менее известных имён — Тананарив Дью и Питер Уоттс, — потому что рассказы классные, интересные. Кроме этого, мы попытались подобрать более разнообразные жанры. Немного уходили в научную фантастику и детективный жанр, где искали странные рассказы.

— Вы упомянули, что составляли методологическую основу курса. Можете кратко рассказать про методы анализа?

У Маяковского есть знаменитая статья «Как делаются стихи». Мне всегда было интересно, как делается литература. Как человеку, который между восьмым и девятым классом увлёкся Набоковым, мне интересно именно внутреннее устройство: как этот художественный мир формируется, благодаря каким усилиям, приёмам, что туда входит, каков рецепт и внутренняя кухня. Это я всегда люблю обсуждать. Изначально задумка была не в том, чтобы создавать нарративы, а в том, что мы будем смотреть, как получается тот или иной нарратив.

Поскольку студентов — не исключительно, но в большей степени — привлекает в этом курсе именно жанр, то мы от этого и отталкиваемся. Им интересно это читать, и поэтому мы предлагаем: «Давайте посмотрим, как возникает тот или иной эффект, как нас цепляет автор, что он делает для того, чтобы развить тему или эффект, привести нас к какой-то мысли». 

Но потом мы решили: несмотря на то, что наш курс не посвящён сторителлингу или креативному письму, нужно добавить элементы творческих заданий, где мы предложим студентам придумывать те или иные аспекты вымышленных миров, необычных сюжетов, странных персонажей. Или креативно поработать с текстами, которые уже есть. Например, продолжить рассказ, написать его концовку. 

Поэтому создание курса получилось в итоге из двух аспектов: как у автора получается нарратив и что мы можем попробовать с ним сделать. 

— Какое итоговое задание выполняют студенты в рамках курса?

Изначально в курсе мы предлагали два варианта финального проекта. Один был более аналитический, другой в качестве варианта для более сильных студентов — творческий. То есть тот, кто хорошо себя показывает в течение курса, имеет право выбора — сдавать аналитическую презентацию, анализ текста, или создавать свой. В течение трёх лет я с большим удовольствием и интересом читаю то, что ребята пишут, — просто потрясающие вещи. Очень профессионально.

— Есть ли у студентов какое-то универсально любимое или нелюбимое произведение?

Мне кажется, что предпочтения более размазаны, хотя большой энтузиазм вызывает один из самых проблемных и провокационных текстов, который мы даём в конце курса, — рассказ Чака Паланика Zombies («Зомби», 2013). Он прямо странный, и я всегда с предуведомлением говорю: «Ребята, если что, читаем осторожно, пытаясь не повредить психику, но всё-таки читаем». 

Наиболее проблемным текстом оказался рассказ Питера Уоттса The Things («Существа», 2010), который является адаптацией известного фильма ужасов. Там персональная точка зрения, причём не гуманоида, а инопланетянина. Очень трудно разобраться в хитросплетениях происходящего в рассказе и того, что хочет сказать герой. Для этого нужно знать оригинальный фильм и очень внимательно читать само произведение. 

— Вы говорили, что не любите хорроры, но какой у вас самый любимый рассказ из силлабуса курса?

Когда я готовился к курсу, попался один рассказ. Он меня вывел на автора, которого я до сих пор не упомянул, хотя он является одним из центральных в английской литературе, — Нила Геймана. Его рассказ A Study in Emerald является аллюзией к известному прецедентному тексту. На него наворачивается совершенно новый сюжет, который обманывает ожидания читателя. Каждый раз, когда я перечитываю этот рассказ, я всё равно получаю от него удовольствие. 

— Если бы вы стали писателем, про что бы вы писали и кем бы вдохновлялись?

Интересно. Я, как и многие филологи, естественно, начинал с написания стихов. Они тоже были отчасти разножанровые. Но в прозу мне очень сложно выходить. Я раз в год радую своих друзей коротеньким рассказом, который пишу летом, пока у меня больше свободного времени. На большее меня не хватает. 

Конечно, я бы мечтал, в какой-нибудь параллельной реальности написать роман. Скорее всего, он был бы вдохновлён интеллектуальными веяниями а-ля творчество Джеймса Джойса или Хулио Кортасара, где сюжет увязывается с размышлениями и эрудицией, которые должен выказать читатель. Но у меня всегда была большая проблема с формулированием сюжета, поэтому мой роман и остаётся ненаписанным. 

— Что бы вы посоветовали будущим и настоящим исследователям литературы?

Организовать своё чтение. Экономистам, например, проще в том, что их данные находятся в рамках определённого ограниченного масштаба. Даже если это тысячи строк Excel, они всё равно обрабатывают их не вручную, а исследователям литературы нужно этот материал прочитать перед «обработкой». 

Сегодня в основном изучают большие тексты. Надо читать сам текст, а потом — исследования того, как с ним работать. В итоге у тебя получается два списка, необходимых для чтения. Они должны быть обширные, включать в себя и большой корпус текстов, которые ты изучаешь, и самые значимые имена исследователей в твоей области. Иногда начинаешь метаться: читаешь литературу и чувствуешь, что тебе не хватает теоретической подготовки. Начинаешь изучать теорию и понимаешь, что у тебя пробелы в чтении.
Второй момент, ещё более важный — найти человека, который бы тебя направлял, мог помочь и подсказать. И, наконец, третье, это погрузиться в среду таких же увлечённых людей — от общения с ними рождается синергия и возникают новые идеи, новые тексты. 

Так что желаю исследователям литературы времени на чтение, наставника и коллег, а читателям желаю, чтобы любые эмоции, которые они испытывают от страшного, весёлого, умного, шли на пользу, а не вредили. Всем ментального здоровья.

Интервью: Фёдор Жатин, магистрант первого курса программы «Русская литература в кросс-культурной и интермедиальной перспективах»

Редактор: Андрей Смирнов, магистрант первого курса программы «Русская литература в кросс-культурной и интермедиальной перспективах»