Нацизм и революционный консерватизм. Родство идей и разобщенность целей
«Консервативной революции» часто вменяется в вину некая ответственность за нацизм.Если упростить историографические замечания по этому поводу, то логика проста: ряд «идеологем» революционные консерваторы действительно разделяли с нацистами, — хотя вернее сделать обратный акцент: нацисты многое разделяли с консервативными революционерами. В чём и суть обвинения, выдвигаемого интеллектуальному течению — оно «подготовило почву» для нацизма.
Наиболее популярны подобные толки были в ранней историографии «консервативной революции», в либеральном или марксистском её изводе. К примеру, Х. Герстенбергер, А.С. Бланк — привычным образом увязывали оба явления со всевластным немецким «монополистическим капиталом», обвиняя их в способствовании «германскому империализму»; историки К. Зонхаймер, Х. Швирскотт прямо говорили, что «консервативные революционеры» своими интеллектуальными выходками создали для нацистов «благоприятную почву».
Нельзя не понимать этих людей: мотивация найти любого потенциального «виновника» в первые же десятилетия после войны вполне объяснима, ведь вопрос относительно Второй Мировой и, в частности, Третьего Рейха — «как вообще так получилось?!» — не в шутку терзал людей; а ответ на этот вопрос подразумевал автоматическое изобретение средств, как бы «этого» больше никогда не допустить.
Так что обвинение более чем понятно. Тем паче, что родство идей глупо отрицать.
Дело не только в схожей и «расчищающей путь» критике Веймарского режима, но и в абсолютно конкретных ценностях — кровь, почва, дух, нация, рася. К тому же, именно консервативные революционеры очень помогли в культивации нацистского мифа об «ударе в спину»: мол, Первая Мировая война была практически выиграна немцами, но враги в тылу устроили ряд идеологических диверсий, в ходе которых фронт был надорван, свершилась «Ноябрьская революция» и о победе немцам пришлось забыть.
О практически выигранной войне писал Освальд Шпенглер. Писал об этом и Эрнст Юнгер — и его чувства можно понять – солдат. И есть некая скорбная ирония в том, что эти две персоны, настроенные категорически «русофильски» и даже просоветски, культивировали миф, впоследствии использовавшийся нацистами в рамках агитации против так называемых «жидо-большевиков».
Но уже ближе к 1970-80-м годам тенденции в историографии видоизменяются; «родство идей» начинает казаться совершенно не таким однозначным, как прежде. Не то чтоб разгорается какая-то полемика, просто анализ совершенно конкретных идеологических моделей революционных консерваторов сам по себе наталкивал на мысль об их широте в сравнении с нацистскими догмами.
Поле исследования «консервативной революции» существенно расширяется и углубляется, начиная с попыток новой классификации приписываемых течению движений, пристального рассмотрения каждого из них отдельно с вдохновенным вниманием к отдельным личностям, и заканчивая практически оформлением новой «методологии» — термин «консервативная революция» подозревается в применимости не только к Германии…
Юлиус Эвола
Эрнст Юнгер
Мартин Хайдеггер
Обостряются дискуссии о «Третьем Пути», специфике этой идеологии и вероятности её практического воплощения. К тому же, ряд деятелей из так называемых «новых правых» напрямую заявляют «консервативную революцию» как одну из вех своего идеологического генезиса, а один из самых именитых революционных консерваторов – Эрнст Юнгер – оказался долгожителем; он жив и здравствует, полон творческих сил, пишет книгу за книгой, переписывается с философами Мартином Хайдеггером и Юлиусом Эволой.
Всё это приводит к тому, что каком-то смысле подытожить дискуссию о принципиальных различиях «консервативной революции» выпало уже российской историографии. Нельзя сказать, что она акцентирует внимание на данной проблеме. Но рассмотрение разных отдельных интереснейших контекстов данной темы само собой наводит на мысль о том, какая «цветущая сложность» лежит в самой сердцевине немецкого «революционного консерватизма» — по сравнению с нацизмом.
Российские специалисты, как правило, не снимают некоей доли ответственности с исследуемых ими деятелей, но оправдание их косвенным образом формируется само по себе по мере того, как проясняются отдельные аспекты и идеологемы.
К примеру, историки С.Г. Алленов и С.В. Артамошин концентрируются на политическом контексте – непосредственно на взаимодействии «консервативной революции» с нацистами. Исследуют контексты «русофильства» немецких консерваторов, проблемы методологии в исследовании их деятельности (всегда возникает вопрос, как и что правильно называть, поскольку иной раз всё зависит от определения), и идеологические контексты конкретных личностей: как к своим идеям пришли Мёллер ван ден Брук, Карл Шмитт, Фридрих Георг Юнгер, Эрнст Никиш и другие; их нелёгкие, а может быть и актуальные модели общественной организации, философские концепты, экономические предпочтения, и так далее.
А историк О.Э. Терехов, например, концентрирует внимание на культурологических, идейных, интеллектуальных параметрах «консервативной революции»; в частности, поднимает проблему «правого модерна», что снимает вопрос о соотношении «реакционности» и «революционности» данного течения, поскольку речь идёт попросту о разных точках приложения каких-то технологических и идейных новшеств в разных контекстах.
Также монументальный труд о «консервативной революции» и вообще Германии в промежутке между Вторым и Третьим Рейхом написан историком О.Ю. Пленковым — и он, надо сказать, наиболее ёмко сделал вывод о степени вины революционных консерваторов в нацизме: хотя историк отмечает невероятное интеллектуальное разнообразие «консервативной революции» в сравнении с пришедшей к власти «кучкой заговорщиков», — всё же
… совсем снять вину с «консервативной революции» за нацизм также нельзя, уже потому, что нет никаких оснований думать, что в случае реализации многочисленных национальных мифов «консервативной революции» они выглядели бы иначе, чем нацизм, ибо в конечном итоге национальные мифы в «век масс» необратимо должны были обратиться в концлагеря… господство мифов отменило бы автономию человеческого рассудка и его способность выбирать[1].
Автор книги под названием «Мифы нации против мифов демократии» сделал такой вывод. Стоит обратить внимание.
Список источников и литературы
- Артамошин С.В. Идейные истоки национал-социализма. Брянск: Издательство БГУ, 2002.
- Артамошин С.В. Веймарский консерватизм и национал-социализм: два разных пути для национального государства // Исторические исследования. Журнал исторического факультета МГУ. 2016
- Бланк А.С. Легенды и мифы реакционной буржуазной историографии о германском фашизме. Москва: Знание, 1972.
- Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии. Немецкая политическая традиция и нацизм. СПб: Издательство РХГА, 1997
Другие темы курса