Полевые впечатления. Зухра Бикмухаметова о находках и сложностях полевой работы
Зухра учится на 4 курсе Елабужского института Казанского Федерального Университета. В этом году она активно принимала участие в полевом этапе нашего проекта в Казани.
И.: Это твой первый полевой выезд?
З.: Да, первое серьезное поле. До этого в рамках учебной работы я ездила в Казань и брала интервью с музыкальной группой «Baradj», а в этом году приняла участие в проекте ЦМИ. Месяц мы с другими коллегами провели в Казани, где брали интервью с представителями разных молодежных сообществ. Я вместе с Альбиной Раисовной (А.Р. Гарифзяновой) брала интервью у участников группы «Baradj», а также у казанского БПАН-сообщества («Без посадки авто нет»).
И.: «Baradj» - это музыкальная группа?
Да, это музыкальная группа и они играют в очень интересном жанре, который они придумали сами. Как говорят участники группы, в этом жанре больше никто не играет ни в России, ни заграницей. Этот пост- фолк-металл, то есть это сочетание в музыке тяжелых направлений как металл и рок и этнических мотивов культуры древних булгаров. Я познакомилась с группой задолго до поля, сперва это было просто мое увлечение. Обычно каждый день я трачу час или два на поиск новой музыки. Несколько лет назад я зашла в группу Вконтакте «Татарский рок». Это было неожиданно и совсем непонятно. Там же увидела ссылку на группу «Baradj». Мне очень понравилась группа, я стала узнавать про нее и про булгарскую культуру. А потом в рамках проекта ЦМИ мы с коллегой поехали в Казань, где брали интервью с исполнителями группы и проводили включенное наблюдение.
Сейчас «Baradj» я вижу часто, а в нашу первую встречу они меня очень впечатлили. К примеру, в их команде есть Антон – он барабанщик, он носит дреды и его девушка тоже в дредах, они часто и подолгу бывают в Индии. К примеру, Айдар - другой участник, он был похож на война. Они же играют музыку о древних булгарах, вот он походил на героя из легенд о булгарах. Кто-то в группе с татуировками, кто-то без, поэтому когда я впервые их увидела, я подумала о том какие они все разные.
И.: До поля ты слушала «Baradj» и симпатизировала группе. Как думаешь, это скорее мешало или помогало в поле?
Такой вопрос мы часто обсуждали. И честно сказать, мне кажется, что это скорее помогало. Потому что я была знакома с контекстом, были какие-то связи. Но также практически каждый вечер в Казани мы с Альбиной Раисовной сидели и часами обсуждали собственные эмоции и находки. Сейчас с «Baradj» у нас продолжается переписка, они приглашают в гости, дарят диски. Они участники группы стали для меня друзьями. И лишний раз их увидеть – это очень приятно.
И.: Ты брала интервью только у ребят из «Baradj»?
Еще мы брали интервью у участников казанской БПАН-сцены (п.и. «без посадки авто нет»). Это тоже интересный опыт, потому что в день у нас могло быть два интервью. Одно проходило в творческой среде с молодежью: квартира, гитара, книги и все такое. И тут мне нужно бежать в подземную парковку, а там так холодно (смеется). То есть я поняла, насколько жизнь вокруг нас может быть разной. Это настолько «разные миры» и люди в них живут. Это, конечно, были такие экстремальные условия - из творческой атмосферы выйти в подземную парковку. Но это было круто, поскольку люди разные и я находила общий язык и с теми, и с другими.
И.: А о "БПАН" ты знала до проекта?
Честно сказать, я вообще не разбираюсь в машинах и до проекта они меня мало интересовали. Поэтому до поля я задавалась вопросом, идти ли с «пустой головой» или читать все о БПАН и машинах. В итоге выбрала первый путь. И потом, даже когда я что-то уже начинала понимать в машинах, все равно расспрашивала и просила объяснить, чтобы получить развернутые нарративы. До поля мне казалось, что интервью будет похоже на занятие на курсах по вождению. Но в итоге все прошло круто, ребята мне объясняли, что они режут, куда опускают. Конечно, поначалу я плохо понимала, в какой-то момент они даже брали меня за руку и устраивали экскурсию: «Вот эта машина вот так называется, эта машина еще не опущена, но скоро ее хозяин опустит». И мы так каждую машину посмотрели. А потом узнала, что и в нашем городке есть такие машины.
Кстати, еще один интересный момент с БПАН – это сам рекрутинг. Если с музыкальным кейсом рекрутинг был совсем не сложным, то тут в первый раз мне пришлось искать людей из нового сообщества. Для меня они были народом неизвестным и как до них добраться я не знала. Искала их больше месяца, начала искать через студентов. Нашла одного молодого человека, но потом он куда-то пропал, другой не подходил по возрасту. Потом искала через группу. Многие из участников группы, как оказалось, просто интересуются машинами, но не ездят на посаженных машинах. Часто меня отправляли к «создателю». Они так называли создателя группы БПАН. Я ему написала большое письмо про участие в проекте, а он ответил пару слов о том, что подумает. Он меня немного игнорировал, а некоторые участники продолжали отправлять меня к нему. Замкнутый круг. В итоге он написал мне сам, «снежный ком» развернуть удалось. Потом оказалось, что до нас кто-то уже брал интервью у БПАНщиков - какие-то журналисты снимали ролик и испортили поле. Как сказали ребята, о них сняли неприятный ролик о том, что БПАНщики все правила движения нарушают и им было неприятно. Поэтому они так неохотно выходили на контакт и постоянно спрашивали, что именно мы будем писать и в каком ключе. С «Создателем» тоже интересно получилось, он мне показался очень взрослым, держал себя строго и выглядел очень серьезным, мне казалось, что он гораздо старше меня. Потом оказалось, что мы почти ровесники.
И.: А с "БПАН-щиками" продолжаешь общаться?
Вот недавно мне писала девушка с БПАН, у которой я брала интервью. Она мне пишет: «Зухра, а почему меня нет у тебя в друзьях?». А я в какой-то момент через приложение удалила много человек из своего аккаунта. Не только ее, еще человек 300.
В поле тоже постоянно вставал вопрос о том, какую дистанцию держать между респондентом и исследователем. Потому что был такой момент, когда мы уже уехали с парковки, мне девушка из одного из изучаемых сообществ пишет: «Солнышко, ну как ты доехала?». Это было так непривычно, что она за меня волновалась, доехала я или нет.
И.: Были какие-то сложности в поле?
Я не скажу, что были глобальные сложности, но когда я только начала заниматься социологией, я не понимала, как можно общаться с человеком час или даже больше. А вначале проекта мне говорили, что интервью не должно быть коротким, минимум час. И это стало фобией, которая меня преследовала. На первых интервью было очень сложно забыть о времени, но потом я расслабилась, и одно интервью даже получилось на три часа. Оно было с менеджером музыкальной группы. Я пришла к ней домой и неожиданно мы стали готовить плов. Видимо, это способствовало дальнейшей беседе. Нет, сейчас я уже не переживаю о времени, но на каждое интервью реагирую очень эмоционально, это же личная история, за полтора часа ты узнаешь человека. Тоже самое с гайдом, вначале он мне очень мешал, постоянно сверялась с каждым вопросом, боялась спросить что-то не то. Думала, можно ли задать этот вопрос или нет?
Были еще сложности с тем, что я не люблю рассказывать что-то очень личное про себя, а тут нужно было задавать личные вопросы, мне неловко было что-то спрашивать. Сейчас на интервью я чувствую себя гораздо свободнее.
Были и другие особенности, скорее личные. В университете мы с Альбиной Раисовной были «студентом» и «преподавателем», а здесь приходилось эту дистанцию как-то убирать и это было необычно. И я училась заново. Трудности были связаны еще с тем, что мне не хватало какого-то опыта, в том плане, что я узнавала все от Альбины Раисовны и учебников. И всегда я спрашивала себя: «Делаю я правильно или нет, правильно ли у меня получилось?».
Вообще осознание поля ко мне пришло только тогда, когда я приехала домой и погрузилась в «реальность» (смеется). Тогда и случилась ностальгия. В Казани в поле была погода ужасная: снег, дождь, слякоть и, если честно, там меня это раздражало. А потом оказалось, что я очень по всему этому соскучилась, даже по погоде. В поле я забыла, что у меня есть учеба, забыла о свой обычной жизни и казалось, что так и должно быть. Так я и должна бегать и брать интервью, успевать или не успевать. А когда я уже вернулась в «реальность» у меня, если честно, была депрессия, опустошение какое-то. Тогда я и поняла, насколько круто было в поле.
И.: А чем ты занимаешься сейчас?
Р.: Сейчас учусь, мне остался еще один год. Если честно, пока я еще не до конца «вышла» с поля. Пока масштабность не осознаю. Альбина Раисовна часто говорит, что поле так или иначе влияет на нас. Я раньше была против машин, а когда поговорила с БПАНщиками, то подумала, что это круто. С музыкантами тоже самое, я играю на гитаре немножко, а тут захотела еще и на барабанах. Сейчас ищу, где бы позаниматься. Да, я не буду музыкантом, но я хочу эти ритмы почувствовать. То есть, когда я вернулась с поля, появились новые увлечения, я даже про машины стала немножко читать. И конечно, это знакомства. Люди пишут, и что им интересен проект, спрашивают про результаты исследования и про то, пригодились ли их интервью. Полевая работа мне очень понравилась. Был насыщенный период, до которого чего-то в жизни не хватало, а тут это и появилось.