Елена Омельченко: поведение силовых структур на «молчаливой» акции в Минске – верх беззакония

Директор ЦМИ комментирует события прошедшей в Минске протест-прогулки.

Директор ЦМИ комментирует события прошедшей в Минске протест-прогулки.

 

Молчание — это Новая форма протеста или уже где-то было? На ваш взгляд, почему акция молчаливая и что значат аплодисменты?

 

- Я уверена, что это уже было. Не могу сейчас привезти пример. Здесь, как мне кажется, соединяются две ключевые формы – демонстрация как форма протеста и флэш-моб, который не обязательно должен быть протестной активностью, может также быть культурной и интеллектуальной формой, проводиться ради веселья и «по приколу». Флэш-моб, который связан с политической активностью, когда речь идет о вовлечении большого количества людей,  граждански ориентирован. Я думаю, необходимо сделать различие между гражданской ориентацией и протестной активностью. Если мы вспомним, например, флэш-моб, связанный с памятью о Беслане, когда нужно было зажечь свечи или георгиевскую ленточку, которая сначала шла с низов, а потом была насаждена сверху, или синие ведерки – это другое, такие акции происходят на фоне гражданской солидарности,  государственного решения. В данном случае, как мне кажется, речь идет об именно протестной деятельности. Молчаливая же форма связана с тем, что открыто говорить сейчас сложно, любой митинг вписывается в несанкционированную деятельность. А люди, которые идут по дороге – они просто гуляют, они молчат, даже если они аплодируют, какое кому до этого дело? Это ведь очень интересно, как такие действия можно будет переопределить через юридическую терминологию. Думаю, что сделать это будет очень сложно. Тем не менее, людей задерживали на этой акции. Как высказался Лукашенко, первую партию уже выпустили, но вторую все еще могут задержать. Как говорится, закон законом, а слово президента у нас выше. Что очень грустно, конечно. Так и непонятно, если у нас свобода слова в каком-то виде – в данном случае, даже не свобода слова, а свобода молчания – может человек просто идти и молчать и кому-то аплодировать? Здесь запускаются процессы, характерные для советского времени – приписывание социальной неадекватности, несоответствию каким-то нормативам не очень понятным, которые разрабатываются опять же властным дискурсом, теми, кто наделен именно силовой властью.

 

Я думаю, что это новая форма протеста. Гражданские активисты не только в Белоруссии, но и в России, ищут новые способы что-то выразить, потому что общепринятые публичные формы протеста и гражданского несогласия у нас запрещены. Я думаю, эта форма молчания – способ присутствия гражданской Интернет-активности в оффлайне.

 

Чему аплодировали? Тому, что наделенный властью закон не писан, что «все животные равны, но есть те, которые равнее».

 

Что меня больше всего поразило – это поведение силовиков. Я первый раз вижу, чтобы такие действия осуществлялись переодетыми в гражданское полицейскими. Я вот представляю себе – я участник какой-то протестной активности. И меня вдруг заталкивают в машину люди, не имеющие никаких опознавательных знаков. Куда меня увозят, вдруг меня крадут или будут сейчас подвергать физическому насилию? Почему я должна быть уверена, что эти люди без всяких опознавательных знаков принадлежат к государственным структурам? Мне кажется, это просто предел беззакония. Беззакония и абсолютной небезопасности людей в минимальной попытке волеизъявления.

 

- Насколько вообще белорусская молодежь известна своими протестными действиями? Российская молодежь может перенять такую форму протеста?

 

Сложно судить о другой стране, но мне кажется, что ситуация в Белоруссии еще более критическая, чем в России. Сложно судить о ситуации в целом и о том, что связано с Белорусской молодежью по вторичным источникам, репрезентациям в СМИ, которые, как мы знаем, подвержены определенным политическим силам. Сейчас волна  конфронтации с Лукашенко, поэтому можно все это вешать. Но, тем не менее, такой резкий зажим, такое ограничение, приводят к ответным действиям. Поэтому, может быть, в Белоруссии молодежь более протестно ориентирована, чем в России, где хоть как-то можно выразить свое мнение.

 

Сможет ли российская молодежь перенять такую форму протеста? Я не уверена. Но в любом случае нам выборы еще только предстоят – события в Минске это же в первую очередь реакция на несправедливые выборы. Не уверена, что акция именно в такой форме может повториться у нас. У российской молодежи достаточно много проблем, на которые она реагирует открыто и активно, в частности, вспомнить ту же Манежку. Я бы предложила власти быть более дальновидными, толерантными. Мы знаем, что доверие к первым лицам падает, напряжение нарастает, возникают очень серьезные проблемы. Я бы посоветовала власти больше прислушиваться к исследователям. То, что сейчас предпринимается, это просто неадекватные меры – просто выделение средств под что-то с очевидной последующей отмывкой и откатами.  Исследователей при этом никто не спрашивает, а мы могли бы очень много рассказать – что сейчас волнует молодежь, чего можно вообще реально опасаться.