Елена Омельченко: «За Игорем Семеновичем Коном было легче думать и говорить»

<Не могу и не хочу говорить об Игоре Семеновиче Коне, как о человеке, который умер…Вероятно, самое большое преимущество человека науки, как и человека искусства, в том, что его жизнь продлевается дальше, за черту…

<Не могу и не хочу говорить об Игоре Семеновиче Коне, как о человеке, который умер…Вероятно, самое большое преимущество человека науки, как и человека искусства, в том, что его жизнь продлевается дальше, за черту…

 

Конечно, это зависит от силы личности, от способности сделать что-то очень большое, серьезное и важное. Само осознание масштаба личности связано со временем и осознается до конца постепенно, в основном уже после того, как человек ушел. Сам факт ухода человека из физического состояния подталкивает тех, кто его знал, переосмыслить свое отношение, и его жизнь продлевается дальше.

 

Игорь Семенович играл в моей жизни реально большую роль, хотя в дружеских или приятельских отношениях мы не были. Но масштаб личности, понимание того, что он значит для современной академии, начинаю понимать только сейчас. Это не из разряда правильных, но банальных вещей¸ что об ушедших надо говорить либо хорошо, либо никак, и только поэтому. Дело не в этом.

*

Момент, когда я получила смс-ку от моей коллеги, я помню очень хорошо. Потом почти сразу получила сообщение по Интернету от другой коллеги, потом еще, и еще, и еще... В течение 2-3 часов после того, как он ушел, мы все просто друг с другом переписывались. И как-то стало понятно сразу, что это, действительно, несовместимо, он не должен был уходить… У меня самой совсем рядом, недалеко, свои личные семейные трагедии. Мои родители в таком же возрасте ушли, еще и года не прошло, как их не стало. И по годам — вроде, ожидаемо, а по сути – не подходит. Невозможно… Не хочется впадать в патетику и говорить, что он был как родной, но почему-то по силе эффекта и воздействия ощущение личной потери.

Мне не удалось поехать на похороны, попасть на панихиду. Может быть, это и хорошо. Позже я прочла на форуме о его завещании, в котором он просил не устраивать поминок и людных панихид. И в этом есть и другое, очень тяжелое и непонятное, но это его право – распорядиться своей жизнью и своим уходом. Не мое дело размышлять над смыслом подобного жеста. Но если он сам так решил, он имеет на это право. Мое прощание было другим: собственно, и не пришлось как-то уговаривать себя, что его не стало. Он остается.

*

Когда я читала свой курс в Институте социологии РАН в Москве, на моем курсе два или три года подряд по две лекции читал Игорь Семенович. Это был настоящий подарок и слушателям, и мне. Было так странно и удивительно… Там просто курсы так составлялись, всего на несколько человек.

*

Знакомство было связано с моим приходом - немного пафосно звучит – в гендерное сообщество. Это было в начале нулевых. Я, можно так сказать, втесалась, ворвалась в него достаточно наглым образом, потому что я не занималась плотно гендером или сексуальностью. Но заниматься молодежной культурой и вообще не касаться вопросов гендерной социализации, представлений о том, как происходит осознание юношами и девушками своего тела, как включается тело в процессы идентификации, поиск себя - было невозможно, и в любом случае пришлось как бы с этими вопросами разбираться. Многие тонкости для меня не ясны и сейчас, и, конечно, книги Игоря Семеновича – незаменимые помощники. «Лунный свет на заре», «Клубничка на березе»… Я просто помню, насколько они были вовремя, насколько оказались нужны и важны.

 

Знакомство произошло на семинаре в Питере. Это был один из первых семинаров в России, после него вышла книжка «В поисках сексуальности», а проводили его Анна Темкина и Елена Здравомыслова. Игорь Семенович выступал там, и я его первый раз увидела и услышала. Познакомились. Он меня, конечно, не знал. Ну, просто, как всегда: живой классик – это странно. Я тогда рассказывала об исследовании гей-комьюнити в г. Ульяновске, это была одна из первых попыток осмысления причин и индивидуальных контекстов гомофобии в молодежной среде. Я помню, честно говоря, уже тогда неоднозначно было воспринято то, о чем и как говорил Игорь Семенович. А он тогда рассказывал про особенности сексуальной революции в современной России, ее специфике в российском контексте и прогнозировал, следует ли ожидать быстрых изменений. Некоторые критически, ну или скептически отнеслись к его докладу: поезд давно ушел, и выглядит все это не актуально. И внутренне, и в разговоре с Игорем Семеновичем, я сопротивлялась какому-то затаенному скепсису в его адрес. Если честно, я критически отношусь к представлениям, согласно которым значимым делением для понимания нашей академии остается представленность в ней старых и новых, западных и восточных ветвей и традиций. По умолчанию представители некоего эшелона «советской школы» (причем высчитанной именно по возрасту, а не по следованию неким принципам) помещаются в консервативное крыло социологической карты. На мой взгляд, никакое самое что ни на есть «западное» образование не гарантирует «продвинутости» и современности. Игорь Семенович абсолютно современен. И чем дальше, тем больше я утверждаюсь в том, что он современен и актуален. Он, бывает, потихонечку кого-то отведет в сторонку, и критически и иронично тонко отреагирует на то, что происходит вокруг, отстраивясь от каких-то высказываний, явно граничащих с недалекостью, тупостью или консерватизмом, моментально находя слова и исторические аналогии.

 

*

 

Наверное, самым большим подарком для нас (*НИЦ «Регион») было его присутствие на 15-летии, которое мы отмечали в прошлом году. Игорь Семенович сразу сказал, что да, обязательно приедет, как-то вписал нас в свой плотный график и приехал. И вот по поводу его молодости – он там заплыв делал, всех наших молодых переплыл на Волге. Невероятно. Вода холодная. А он впереди всех плывет. Одна наша коллега поплыла за ним, говорит: «я все-таки поплыву, немножко проконтролирую и подстрахую». Но это было лишним, потому что он очень хорошо плавает.

 

И вообще, как он себя вел на конференции. Я помню, что на второй день – это было открытие конференции - он сказал, что хотя по жизни принципиально против галстуков, поскольку не любит всю эту формальность, но вот специально для нашего мероприятия, чуть ли не впервые, привез галстук и – «Сейчас я его завяжу и одену!» - сказал Игорь Семенович. И он прямо на пороге зала начал натягивать этот галстук.

 

 

*

 

 

Игорь Семенович сидел в отличие даже от очень молодых фактически на всех заседаниях. В конце первого дня он мне сказал: «Только из большого уважения к вам, к вашей команде просидел…вообще это не в моем стиле, я не сижу никогда, я хожу и слушаю только то, что кажется интересным и полезным. А так, уши забивать всякой ерундой – я к этому не привык». Перед своим докладом он спросил: «Сколько у меня времени?». Ну, так минут 30-35. Прекрасно! Ровно минута в минуту уложился!

Такой был плотный доклад, от и до, включая введение, основную часть, заключение, по правилам построения классической речи. Все по существу, по делу. С оценкой прослушанных до этого докладов. Мне показалось, что это просто невероятно. Это, действительно, опыт, уважение, какое-то отношение. Это отсутствие столь часто встречаемого пафоса, снобизма по отношению к провинции. Все-таки это Ульяновск, хотя аудитория у нас была смешанная. Я думаю, что он одинаково выступает и в Стэнфорде, и в Гарварде, и в Ульяновске – с достоинством, пониманием собственной силы и интеллигентным уважением к аудитории.

Не знаю, не уверена, но очень важно понять - как другие, молодые, которые типа «другое поколение», как они вообще – улавливают эти сигналы, чувствуют, запоминают эти уроки? Такая профессиональная этика «живьем».

 

*

 

В Ульяновске была последняя встреча… Первая – семинар в Питере, потом курсы в Москве, потом защита моей докторской. Я периодически писала Игорю Семеновичу, обращалась с какими-то вопросами, важными для меня, по выяснению дефиниций, выбором темы… А потом я попросила его быть моим официальным оппонентом на защите докторской. Моим научным консультантом был Владимир Александрович Ядов. Игорь Семенович ответил, что, «как правило, я отказываюсь, но вам я не откажу, мне нравится, как вы пишите, что такой темой сложной занимаетесь». Он же тоже начинал с социологии молодежи. И, конечно, что касается сексуальности, вряд ли можно найти человека более просвещенного в современной отечественной академии, да и не только отечественной. Он согласился и помог мне, сделал ряд ценных замечаний, важных для меня. Потом несколько раз я у него дома была, по поводу диссертации приходила разговаривать.

 

*

 

Недавно мы с ним еще общались, у меня был вопрос по поводу одной из коллег – по поводу защиты диссертации на тему, связанную с трансгрессивной сексуальностью. Потому что у нас, как известно, до сих пор существует определенная предвзятость в диссертационных советах. В среде «западной» академии считается неприличным как-то неадекватно или просто с удивлением, не говоря уже о возмущении, реагировать на темы, связанные с трансгрессивностью¸ гомосексуальностью или с чем-то «таким». А у нас до сих пор – это все еще вопрос! Вопрос чего? Я не знаю, для меня это по-прежнему загадка. Чего боятся? Реакции РПЦ? А причем здесь РПЦ? Или может быть темы диссертаций стоит также согласовывать еще и в других кругах, известных своей откровенной ксено-гомофобией и страхами западных происков? У нас все еще невозможно нормально защищаться, все еще есть эшелон «не тех тем». Человек обратился ко мне за советом в силу того, что в одном из ученых советов «мягко не посоветовали», а проще говоря - отказали. Отказались принять диссертацию именно из-за темы. Подобная ситуация не только не меняется, она развивается по нарастающей, по направлению ужесточения, советы становятся все более и более консервативными. Даже в популярных изданиях, направленных на гендерное просвещение, стараются обходить эти темы, видимо, тоже опасаясь того, что это может вызвать ненужную реакцию. Наше общество, если выйти за рамки своего круга, действительно сверх-гомофобно. Только мне все чаще кажется, что эта гомофобия насильно навязывается, приписывается и поддерживается на высоком уровне, определяемом идеологическими гуру как достаточный для общественного блага и спокойствия, понимаемыми как лояльность, управляемость и всеобщая попса.

Я помню, когда я к Игорю Семеновичу приехала, мы с ним говорили об этом, мы всякий раз (пусть их и немного было) очень хорошо беседуем, чай пьем, там даже вино какое-то было. Разговаривали. И он сказал буквально: «Ну что делать? – вот такая вот страна. И просто передайте совет – либо идти до конца и быть готовым к разного рода испытаниям, наскокам со стороны, в том числе и РПЦ, и, возможно, к каким-то сложностям в отказе в защите. Но идти надо до конца и пробивать. Либо, второй вариант – ехать защищаться где-нибудь в Финляндии, где будут просто аплодировать, потому что очень мало текстов этому посвященных у отечественных авторов, каких-то серьезных¸ глубоких исследований. Не тех, которые просто пытаются показать особую степень своей мужественности и храбрости, то есть, как у Фуко - до сих пор с особым придыханием, да, говорят на эту тему, как будто это некий подвиг: «Я такая смелая – я пишу про гомосексуальность». Здравствуйте! Ну и что?! Главное не про что ты пишешь, а как ты пишешь вообще. Вопрос-то всегда в качестве текста. В глубине текста. Ну и третий вариант – это менять тему на более спокойную и конвенциональную. Спокойно защититься, а свою тему развивать в режиме статей, печатать их в хороших зарубежных изданиях. И формировать себе имя. А уж, когда, говорит, уже имя будет сформировано, ну, типа как я (* И. С. Кон), уже можно позволить себе писать все, что хочешь, не обращая внимания на эту мышиную возню. Но все равно грустно, конечно…

Мы так вот с ним говорили и потом к нему пришли гости – двое молодых людей, биологи, по-моему, они как раз на следующий день уезжали во Францию. Эмигрировали. По известным причинам. Игорь Семенович для очень многих был таким советчиком молодежи. Причем как-то удивительно! Я помню на мою защиту Митя приехал – мой сын. Игорь Семенович потом ко мне подошел и говорит: «какой хороший юноша», он даже нашел время с ним поговорить и потом, когда я приезжала, или в письмах всегда спрашивал: «Как Митя? Как он поживает? Как ваш сын?». И сейчас тоже, после 15-летия Региона, он написал мне большое теплое письмо. Для пояснения: у нас в Ульяновском госуниверситете кафедра не социологии, а рекламы. И, конечно, наши студенты ориентированы больше на какие-то арт-проекты, на рекламу, на творчество, креатив. И вот на нашем празднике, как раз Митя с Сережей (Сережа тоже наш выпускник) вели вечер, они сняли фильм про всех регионовцев, очень смешной и трогательный, такой нам всем праздник сделали. И Игорь Семенович с нами на турбазу поехал. Он плавал, да. И вот он просидел практически весь наш банкет! Прослушал все наши тосты, и сам говорил речь – хорошие слова, добрые, в адрес «Региона». И он потом написал письмо: Лена, у вас очень хорошие студенты, но нет смысла….вряд ли кто социологией из них занимается или будет в будущем… но я бы вам посоветовал разработать такой какой-то курс, типа занимательной социологии или социологического воображения, вы сможете рассказать весело и интересно, у вас это получится, чтобы просто увлечь ребят какими-то идеями. Вы заставите их думать, а уж они сами выберут то, что им по душе. Подумайте. И еще – у вас такой мальчик хороший – Сережа, мне кажется, в социологии ему делать нечего, мне кажется, вообще он не своим делом занимается, ему надо идти в театральный… природный уровень артистизма у Сережи много выше, чем нужно для социологии рекламы. Я вижу его скорее артистом или - совсем другое амплуа! - детским артпсихологом, передайте ему мой совет…

То есть вот – я не знаю, какой-то удивительное качество.

Когда я думаю об этом, то просто не могу понять, как может человек держать в активной, именно активной, а не формальной памяти, имена и отношения столь многих людей. Мне на это, честно скажу, не хватает души. Потому что формально спрашивать там просто: «Ой, а как там у тебя?» - я не могу! А полностью как-то включаться у меня нет, честно говоря, ни памяти, ни возможности.

 

*

 

Книги, книги, книги... Меня поразила мера искренности и глубины, честности человеческой и академической в книге «80 лет одиночества». В отличие от одного из журналистов, который опубликовал статью про И.С.Кона в «Русском Репортере» (называется «Кон, который про людей»). Там он говорит, что в этой книге «80 лет одиночества» - очень много науки и очень мало человека. Я абсолютно не согласна. Мне кажется, там так много человека, там так много отступлений, связанных с оценкой вообще развития социологии, своей жизни, страны, в целом. Даже о будущем России, и ее интеллигенции. На одном дыхании читается книга. И она действительно, если не как слово или завещание, это все-таки очень высокие слова, но книга – очень и очень нужная. Ее стоит перечитывать.

 

*

 

Еще поражает его удивительная работоспособность. Столько написать! Причем ни какого-то хлама, макулатуры, а хорошего качества. Столько всего знать! Обладать невероятной такой человеческой памятью. Мне кажется, он – вундеркинд. Он вундеркиндом был и вундеркиндом остался. Говорят, что вот талантливые дети, одаренные, они как-то перерастают, а вот он не перерос, он остался. Он вундеркинд. Дома он вел какие-то картотеки все время, не доверяя компьютеру: людей, с которыми знакомился, текстов, которые читал, статей… Все это вызывает удивление. Это либо результат такой кропотливой работы над собой, очень требовательной, честной…. Тут порой себя за стол не посадишь, найдешь оправдание! Даже, когда понимаешь, что это важно, нужно и интересно! А у него - просто некая дисциплина разума. Я прочитала в воспоминаниях, которые были опубликованы после его ухода на сайте ПОЛИТ.РУ, что он с шести утра до обеда каждый день работает. Все знали, что ему нельзя ни звонить, ни приходить. Каждый день. Где бы он ни был. Он работает.

 

*

 

 

И вот, пожалуй, последний урок, который я помню, на 15-летие, мы же рядом сидели с ним за столом, разговаривали. И между нами сидела совсем маленькая девочка Варя. Варя человечек очень социальный и общительный. И вот она потянулась – там коньяк, там вино, потянулась к рюмке. Я: «Ой, ужас, какой!». Он: «Ничего, ничего. Даже, если б и выпила. Не страшно. У меня такая ситуация была в детстве». В общем, ему было два или три года - Помнит, причем! - он по ошибке выпил рюмку водки за столом при маме и при гостях, все жутко испугались, потому что, конечно, он тут же отключился. Был пьяный. Пьяный маленький Кон. Ничего, все прошло, говорит, просто хорошо поспал, ничего, зато алкоголиком не стал. То есть ранняя такая прививка в детстве сработала таким образом, что иммунитет выработался. Ну, это, конечно, говорит, «я не в смысле рецепта, чтобы повторять, но ничего страшного не будет». И тут же перешел на рассуждения о том, что на самом деле запреты и эти страхи, ужасы – не самый хороший путь в воспитании. Нам только кажется, что ребенок может плакать или капризничать просто так, и поэтому стоит его строжить и наказывать. Чаще всего, мы просто не понимаем, что их не устраивает. Дети не могут объяснить причину, но она всегда есть. И особое искусство воспитания связано именно с тем, чтобы понять. Ребенок может эмоционально реагировать, у него очень тонкая душевная организация, он может искренне обижаться и даже отчаиваться. Это всегда какая-то либо физическая, либо интеллектуальная причина переживания. Но не из-за того, что он хочет покапризничать и просто поплакать и подействовать нам на нервы.

 

*

 

Сейчас находятся люди - в первую очередь, среди достаточно статусных представителей РПЦ, среди националистов и государственников-народников, которые используют уход Игоря Семеновича для создания новой волны гомофобии. И это понятно: Игорь Семенович был и остается самым ярым противником не только гомофобии, но и ксенофобии, считая их близнецами братьями, подпитывающими и дополняющими друг друга. Его основная идея, что гомофобия как бы беременна ксенофобией. Ксенофобия и гомофобия – это две стороны одной медали, связанные с непониманием, закрытостью и нежеланием просто открыть глаза и сбросить шоры. Мы все знаем, насколько неоднозначными были реакции на его выступления, мы знаем и помним, как открыто попытались помешать ему выступать в МГУ, когда воинствующие гомофобы и гопники пытались устроить скандал, пытаясь сорвать его доклад. Кстати, к чести Игоря Семеновича, он не прекратил тогда лекцию! Продолжил и завершил ее в том формате, в котором она была замышлена. Удивительный человек.

 

*

 

Он знал, на что идет. При этом он не уехал из страны вообще, хотя мог - кафедры многих знаменитых университетов посчитали бы за честь принять его в свой состав. Его активно приглашали, он много ездил, годами работал в Америке, в Англии, но он почему-то всегда возвращался. Что «почему-то»?! Потому что очевидно, что любил Россию. Очевидно, что были друзья. Очевидно, что просто понимал то, что он должен служить здесь. И он служил России, в самом прямом смысле. Он рассчитывал на то, что сможет что-то сделать, чтобы хотя бы как-то пошатнуть незыблемую уверенность в важности сохранения консервативно-гомофобного государства, в том, что «здоровое» гомофобное общество спасет население России (и прежде всего – молодежь) от извращений, моральной деградации и западного порабощения. Он пытался писать и говорить политически неангажированным языком о вещах тонких и сложных, но таких важных для физического и психологического здоровья и благополучия людей. Говорил о том, что современный незашоренный человек имеет право не только на осмысленный выбор своей частной биографии, но и право на достойное принятие его выбора, если для человека это важно. Он, пусть и негромким, не празднующим свою храбрость языком, отстаивал право на знание реальной, а не мифической жизни против мракобесия, средневековой охоты на ведьм и бесконечных поисков заговоров, происков врагов и насаждения ханженской морали.

 

*

 

После его ухода нас действительно стало меньше, нам стало тяжелее. Потому что за Игорем Семеновичем Коном было легче думать и говорить, что мы все такие из себя продвинутые и толерантные. И можем открыто отстаивать какие-то либеральные ценности. Но после выступления представителя РПЦ в Интернете, боюсь, что поубавится бойцов открытых и стойких, готовых говорить на эту тему.

 

Да, идти до конца, но не размахивать кулаками, не стучать себя в грудь, не вставать в позу, а просто – честно работать в этом направлении. Палитра гендерных и сексуальных идентичностей, сексуальных сценариев человека – множественна. Это очень интересное поле для исследований, размышлений. Разве еще не прошло время преград и барьеров стремлению познать дальше и глубже человеческое? Если мы занимаемся наукой, то как можно ограничивать наши возможности средневековыми суждениями сомнительной морали, обращенной к низким, темным сторонам, призывающей придавать анафеме неверных? Это мракобесие! Чтобы реагировать на такие вещи, не в смысле эмоционального негодования, а в смысле испуга и желания следовать советам «святого отца» – для этого следует признать себя человеком второго сорта. Сразу поставить на себе крест, слиться с некоей аморфной толпой, забыть, что ты умеешь видеть, чувствовать и говорить, собственно – предать себя. Не хочется верить, но боюсь, что без Игоря Семеновича будет сложнее, тяжелее, что «фронт» вчерашних феминисток и феминистов может поредеть.

 

*

 

С одной стороны, исследовательское погружение в молодежное поле вселяет некую надежду, что гомофобные настроения становятся постепенно менее рефлексируемыми, по большей части проявляются как воспроизводство «нужных» слов и отношений. Конечно, в агрессивной гопнической среде и в атмосфере подогреваемых «сверху» ксенофобных чувств и настроений, когда доминирующая риторика политических гуру переполнена призывами к наращиванию патриотических, а часто и националистических мускул, «нормативность» реакций на «другие» варианты жизни и сексуальности, предписана. Молодежь, в принципе, знает, как «надо» правильно отвечать и реагировать, но к счастью в повседневной жизни далеко не все готовы этим принципам следовать. То, что частная жизнь человека имеет множество вариантов, что гендерные самопрезентации и перфомансы, какими бы экстравагантными они ни были, вовсе не автоматически означают моральную деградацию и сексуальную распущенность – многие не просто хорошо знают, но и практикуют. И столь же хорошо понимают, что рассказы о повальном увеличении рядов гомосексуалов как следствии «западной пропаганды», или о возможности заразиться и стать однажды геем или лесбиянкой – страшилки недалеких взрослых. Следует бояться? А чего бояться? Говорить о том, что частная жизнь человека имеет разные варианты? О том, что желания человека не подконтрольны политике? О том, что вмешательство в частную жизнь и массовая принудительная гетеросексуализация населения (пусть даже только на уровне господствующего властного дискурса) приведет к страданиям и отчаянию какой-то части людей, а также к различным формам сопротивления и агрессии? О том, что любовь, границы ее возможностей – они лишь в узком сегменте контролируются религией, святыми отцами?

 

*

 

Я всегда хотела и хочу верить во что-то существующее за пределами понимания и рассудка, но после подобных отповедей, которые появились в Сети, что-то во мне… какой то механизм запустился. Я не знаю, когда снова я захочу зайти в церковь.

 

Лицо, облеченное властью, некий посредник, вещающий что-то от имени высшей истины и святости, наделенный априорным правом публично говорить подобное - нет, кажется этого просто не может быть.

 

Это не просто не в традиции православия, это наносит реальный удар по репутации Церкви. Может и не стоило бы так реагировать, но это одно из самых сильных разочарований за последнее время, правда. Стыдно и противно. Не надо суетиться, надо просто честно продолжать работать в этом направлении, не взирая ни на что. Для меня это - точно стимул, захотелось снова заняться гендером.

 

*

 

Глубоко и навсегда уважаю этого человека.

 

Елена Омельченко
запись и участие - Альбины Гарифзяновой
Май 2011 г., Глазго –Санкт-Петербург-Ульяновск