Разделение музыки на "живую" и "электронную": дихотомия или спектр?

Мы прервали наш разговор о Больших Студийных Проектах, почтив память Уитни Хьюстон. Теперь я продолжу тему. Грандиозные опусы со множеством инструментов становятся исключительно студийными, так как живые выступления с этим материалом не смогли бы окупиться. Компьютер заменяет одни инструменты (как правило, оркестровые), в то время как другие (типично роковые) остаются в руках музыкантов. Таким образом, происходит размывание границ между живой и электронной музыкой.

Мы прервали наш разговор о Больших Студийных Проектах, почтив память Уитни Хьюстон. Теперь я продолжу тему. Грандиозные опусы со множеством инструментов становятся исключительно студийными, так как живые выступления с этим материалом не смогли бы окупиться. Компьютер заменяет одни инструменты (как правило, оркестровые), в то время как другие (типично роковые) остаются в руках музыкантов. Таким образом, происходит размывание границ между живой и электронной музыкой.

Живая музыка может превратиться в электронную, когда её исполнение слишком затратно и трудноорганизуемо. Однако существует и обратный эффект, когда музыка, записанная с помощью манипуляций со звукозаписывающими средствами, воспроизводится на концерте при помощи традиционных инструментов. Так поступают Portishead, чьи композиции, изначально собранные по кусочкам из разных грамзаписей, исполняются при участии симфонического оркестра.

Развитие технологий, разумеется, облегчает работу композитора и открывает множество новых возможностей для музыкантов. Однако для слушателя, привыкшего к классифицированию, может возникнуть вопрос: что же считать теперь “живой” музыкой, а что считать электронной? Что, если исполнитель использует на концерте такие электронные инструменты, как сэмплер или синтезатор, создавая звук в реальном времени? А если речь идёт о вокалоидах – поющих голограммах, распространённых в японской массовой музыке? Ведь фонограмму для вокалоида вполне могли записывать живые музыканты. Если так необходимо охарактеризовать музыку как живую или электронную, невозможно пользоваться дихотомией этих понятий. Нужно пользоваться спектром.

Сторонники дихотомии, как правило, приводят пристрастные доводы: например, о том, что живая музыка написана “с душой”, а электронная – “без души”. Это напоминает такую же бесплодную дискуссию о бумажных и электронных носителях – книгах, письмах и т. д. Причём участниками таких дискуссий, конечно, становятся отнюдь не гурманы, которым действительно важен запах страниц или пальцы музыканта на струне виолончели, – они как раз молча наслаждаются. И при необходимости классифицирования будут использовать спектр, что более логично и разумно.

В заключение добавлю, что, скорее всего, у индивидов, принадлежащих к разным социальным группам и т. д., есть своя культура классифицирования стилей. Это могло бы стать довольно интересной темой для исследования, так как эти вроде бы простые, ограниченные схемы классификации – музыкальных стилей! – могут дать информацию о ценностях, которыми руководствуются индивиды.

Ася Воронкова