Возрождение кабаре: тёмная сторона

Практически во всех архаичных поминальных традициях существовала практика разгульного поведения и веселья на похоронах. Дело в том, что древние полагали, что всё, что происходит наверху, на земле, воспринимается умершими в преисподней как ровно противоположное. В том числе это касалось и эмоций. Много тысяч лет назад человек мог плясать на могиле близкого, творить там страшные непристойности и заходиться от хохота, будучи при этом уверен, что всё делает правильно. (Об этом подробнее писали М. Бахтин и О. Фрейденберг.) Смех и ужас – это близкие вещи, обе связанные с преисподней. Удивительный феномен обыгрывания этой связи в музыкальном срезе современной реальности приобрёл в частности форму нового стиля музыки – дарк-кабаре. О нём и поговорим.

Практически во всех архаичных поминальных традициях существовала практика разгульного поведения и веселья на похоронах. Дело в том, что древние полагали, что всё, что происходит наверху, на земле, воспринимается умершими в преисподней как ровно противоположное. В том числе это касалось и эмоций. Много тысяч лет назад человек мог плясать на могиле близкого, творить там страшные непристойности и заходиться от хохота, будучи при этом уверен, что всё делает правильно. (Об этом подробнее писали М. Бахтин и О. Фрейденберг.) Смех и ужас – это близкие вещи, обе связанные с преисподней. Удивительный феномен обыгрывания этой связи в музыкальном срезе современной реальности приобрёл в частности форму нового стиля музыки – дарк-кабаре. О нём и поговорим.

Кабаре 19-20 веков представляет собой синтез искусств: здесь и театр, и цирк, и музыка, и эротическое шоу. Этот концепт заново популяризуется в 2000-х на волне всяческих ревайвалов, когда происходит размытие границ между “ретро” и “нео”. Термин “дарк-кабаре” стал широко применяться уже в середине 2000-х с подачи лейбла Projekt, выпустившего сборник, который так и назывался – A Dark Cabaret.

 

Однако предпосылки для возрождения театрально-музыкально-циркового представления появились гораздо раньше 2000-х. И готы играли не последнюю роль в процессе возрождения. Вспомним тех же Bauhaus с их театральным заламыванием рук, катанием по сцене и разыгрыванием драматических сцен по поводу смерти Белы Лугоши. (Кстати, здесь можно заметить, что Бела Лугоши – тоже актёр: получается две театрализации в одной.) Готический рок порождает два главных ассоциативных поля – темы смерти/мрака и стремление к маскараду и актёрству – и таким образом становится важнейшим условием для возникновения будущего стиля дарк-кабаре.

 

Эти ассоциативные поля позже получают развитие в творчестве Siouxsie and the Banshees. Усугубляется их эротический характер: лидер группы Сьюзи Сью была любительницей бурлеска и эксплуатировала БДСМ-атрибутику при создании своего образа. Намёки на бурлеск прослеживались не только в имидже группы, но и в самом музыкальном материале: достаточно упомянуть хотя бы аккордеоновые сэмплы, ассоциирующиеся с французским кабаре.

 

Не стоит забывать о том, что важнейший элемент кабаре – сатира. Комедийное музыкальное шоу заново популяризировали лондонские коллективы Fascinating Aida и Kit and the Widow в середине 80-х. Вслед за ними появились Tiger Lillies, которые сплели воедино комедию и самые низменные аспекты бурлеска. В их творчестве часто фигурируют темы телесности, проституции, животного начала, а вокалист Мартин Жак поёт фальцетом, что намекает на кастрацию.

 

Причина появлении приставки “дарк” кроется не только в близком родстве с готикой. Внутренняя жизнь кабаре – тяжёлый полулегальный труд, и отголоски этого видны в синтезе искусств межвоенного периода. К примеру, сатирический театр Бертольда Брехта в “Трёхгрошовой опере” рассказывает историю из преступного, низшего мира и затрагивает довольно-таки тяжёлые темы, но подаёт их с шутками и прибаутками. Песня Режё Шереша “Мрачное воскресенье” на стихи Ласло Явора, которую много раз перепевали разные исполнители, побудила множество людей к самоубийству: тоже ничего себе городской романс. Атмосфера декаданса, великой депрессии, кризис романтического идеала, падшие женщины (да и не только женщины), символизм, опиум, одержимость безумными идеями, мода на сумасшествие, тяга к смерти – вот ключевые слова для описания поля, вдохновившего современных музыкантов стиля дарк-кабаре.

 

Цирковое начало особенно ярко проявляется в творчестве недавно распавшиегося кабаре-дуэта Dresden Dolls. Сами себя они называли “брехтовским панк-кабаре”, что подчёркивало важность немецких традиций – подачи болезненного содержания под сатирическим соусом. Dresden Dolls выходили на сцену в белом гриме и вели себя там как мимы. Дух кабаре в текстовой составляющей проскальзывает лишь изредка (например, в песнях Missed Me, Girl Anachronism), однако цирковой имидж соблюдается артистами полностью как во внешнем виде, так и в манере игры участников дуэта: барабанщик за установкой изображает неуклюжего клоуна, а вокалистка с нарисованными бровями разной формы яростно мучает фортепиано. Оба корчат рожи.

 

Артисты дарк-кабаре не просто кривляются, они конструируют мир фальши и несправедливости, а затем наслаждаются собственным творением. Это сходно с природой ритуального смеха на могиле: и тут и там происходит перверсия понятий. Традиции эпохи королевы Виктории передразнивает Emilie Autumn: её “викторианский индастриал” преподносит картину эпохи гиперсексуального ханжества. Дамы-участницы коллектива выходят на сцену одетыми в откровенные наряды с намёком на 19 век (корсеты, ленты, шляпки с вуалью и т. п.) и заигрывают друг с другом. А лирическая героиня текстов песен при этом представляет собой несчастную оскорблённую невинность со склонностью к суициду. Подобная игра в “Насилуют!” по Эрику Берну, естественно, добавляет представлению драматичности. Что касается музыки, сама Эмили играет на клавесине и скрипке, и это даёт очень ощутимую привязку к эпохе.

 

До постсоветского блока идеи дарк-кабаре не дошли, вероятно, потому, что у нас и готики как таковой не было. В творчестве некоторых групп СНГ наблюдается рост значимости развлекательно-театрального аспекта (например, “Серебряная свадьба”, “Голуби и безумные кашевары”), однако здесь за маскарадом скрывается не упадничество, а скоморошество, лишь весьма тонко намекающее на странноватые особенности архаического мышления. И разумеется, нет никакого эротического подтекста. Скомороший перформанс – это ссылка на некоторое сконструированное “русское народное” прошлое, ностальгия по несуществующей картинке. Это точно такая же опора на разрозненные куски прошлого и конструирование из них некоторой искусственной атмосферы, как и “брехтовское панк-кабаре” Dresden Dolls. Однако это неплохой способ создавать интересные, многоплановые вещи. Если бы в России и было дарк-кабаре, то, пожалуй, неплохой основой для него могли бы быть песни Вертинского, городской романс, наследие русских символистов...

Ася Воронкова