Жанна Кормина: «Студент должен воспринять, пережить мысль и вернуть ее как свою!»

Четверо наших преподавателей победили в номинации «Лучший научный руководитель». С каждым из них мы решили поговорить о том, как они работают со своими учениками, с какой мерой подходят к ним, какие методы применяют.

Первой о своем опыте научного руководства и преподавания рассказала Мне очень понравилась сама идея отмечать преподавателей за научное руководство, и идея брать у них интервью, тем самым показывая, что они не просто выполняют рутинную дополнительную работу, а поддерживают миссию вуза, который укрепляет научную связь между преподавателями и студентами.

- Прекрасно, что не пришлось заполнять формуляры и как-то специально участвовать в конкурсе. Тогда переходим к самому главному вопросу, в результате каких Ваших преподавательских методов родилась эта получившая признание диссертация?

- Если представить преподавателя как скульптора, а студента как материал, то материал сам задает будущее творение. Мне повезло с Ольгой. Я ее помню еще с тех времен, когда она еще училась на бакалавриате, она всегда была думающей, читающей девочкой. Когда Ольга получила диплом, то начала искать свое место в жизни, и обрела его в научно-исследовательском центре «Мемориал». Им нужен был человек под проект «Виртуальный музей Гулага», и ее исследовательский темперамент, ее гражданская позиция настолько совпали с их ожиданиями, что она стала их постоянным сотрудником.

Когда я училась в университете, на истфаке, в то время вуз тратил деньги на организацию наших поездок «в поле», к сожалению, сейчас на поездки студентов денег нет. У нас есть деньги на коллективные экспедиционные поездки, такие, как лаборатория Даниила Александрова осуществляет, но на индивидуальные поездки деньги не выделяются. В Ольгином случае выдалась редкая возможность организовать полевое исследование не в Петербурге. По проекту «Мемориала» ей нужно было в основном делать фотографии мемориалов на местах массовых захоронений жертв Гулага, для диссертации же визуальный материал дополнялся серией интервью. Она работала в городе Медвежегорске (республика Карелия) и селе Яренск (Архангельская область) и смотрела на то, как память может оказаться инструментальной. Она занималась тем, что в научном дискурсе называется политика памяти, как прошлое превращается в символический ресурс и становится «полезным» (usable past). Маленький городок Медвежьегорск, куда бы иначе ни за что не поехали ни иностранные послы, ни культурные атташе, вдруг становится значимым из-за того, что там захоронены их погибшие в лагерях соотечественники.

Не могу сказать, что были какие-то особенные методы или секреты, кроме того, что научный руководитель реагирует на запросы студента, регулярно встречается с ним и разговаривает. Во время таких встреч ты обычно предлагаешь студенту рассказать о своем материале, о том, что его удивляет, смущает – эмоционально и интеллектуально задаешь вопросы, комментируешь – ничего особенного.. В результате выстраивается теоретическая рамка работы, обозначается ее главный нерв, проблемы, которые еще надо решит и те, что решить не удастся. Мой принцип – не делать работу за студента. Но, что я делаю обязательно, так это вычитываю текст. Одно время я делала это исключительно внимательно, практически, как редактор какого-нибудь издательства. Я заставляю ребят внимательно относиться к своему тексту, потому что это их лицо. Текст должен быть читаемым, красивым, понятным.

- Я бы еще хотела расспросить о базовых принципах Вашей преподавательской работы.

- Свою главную задачу в работе со студентами я вижу в том, чтобы мотивировать их самостоятельно мыслить. Что это значит? Это значит, что те формулировки, которые я им даю или они сами или с моей помощью находят научной литературе, ими усваиваются, переживаются и возвращаются нам, как то, что они придумали сами. Это довольно сложный процесс, но мне кажется, что в этом состоит обучение.

- Как это все происходит физически?

- Я заставляю студентов говорить. Например, у меня недавно прошел курс по социологии религии, к каждому семинару мои студенты читали какой-нибудь текст, и, опираясь на вопросы, которые я им давала, они обсуждали прочитанный материал на занятиях. В какой-то момент я вдруг осознала, что должна их заставить пойти к этим людям, религиозным, и увидеть их! В качестве задания они делали коллективные проекты, в процессе они должны были выбрать какое-нибудь религиозное движение или группу, например, кришнаитов, и сделать презентацию о нем на семинаре. Но презентация – это не слайды с общими сведениями, которые можно выудить из Интернета, они должны были сделать крохотное этнографическое исследование, когда уже просто необходимо потрогать, пощупать, почувствовать, увидеть, сходить туда. Это очень важно, ведь мы воспитываем критически мыслящего человека! А для этого он должен искать, кроме всего прочего, собственные нравственные нормы. Когда мы работаем с разными религиями, я обращаю внимание ребят на то, что эти люди такие же, как мы, они живут своей жизнью, такой образ жизни для них нормален. Попробуйте понять другую нормальность, говорю я своим студентам. Главная цель, чтобы студент стал самостоятельным человеком, сам писал, сам думал, сам искал, сам принимал решение. Вообще я бы сравнила работу со студентами с работой педагогов, которые обучают игре на музыкальном инструменте: и мы, и они прежде всего «ставим руку». У ученика может не оказаться музыкального слуха или не получиться овладеть вполне техникой исполнения, но рука его будет поставлена. Можно назвать это вкусом.

- В своих публикациях узник Михаил Ходорковский иногда пишет о том, что лучшее образование – это советское, люди, получавшие образование в 90-е, смели последние крохи этого самого лучше, а дальше все. А сейчас много говорится об инновационных технологиях в образовании. Что лично Вам ближе – традиционный или современный подход к обучению?

- В советском образовании было много хорошего, и много плохо. Скажем, система чтения лекций, когда почти нет семинаров. Это другая философия обучения. В чем-то, вероятно, это не плохо, но это означает, что ты усваиваешь только одну правду и потом только ее воспроизводишь. Возможно, эти лекции прочитал прекрасный профессор, однако они не содержат альтернативы. Я же говорю: прочти этого автора, этого и этого, выбери, что тебе кажется наиболее релевантным для твоей конкретной задачи, например, для исследования.

Я хорошо помню, как прошло мое первое соприкосновение с системой западного образования. Я закончила обычный вуз, хороший, как мне кажется, а потом училась в аспирантуре Европейского университета в Петербурге, в это время я получила грант фонда Сороса на развитие курса. Одним из условий работы по этому гранту было обязательное участие в небольшом методическом курсе в Институте «Открытое общество», где нас учили методике преподавания. И там они боролись с тем, что мы, ребята из постсоветского пространства, впитали уже в себя очень крепко. Они говорили о том, что нужно отходить от начетничества, заниматься со студентами групповой работой, индивидуальной работой, ни в коем случае не вдалбливать знания. Самое важное в преподавательской работе, учили нас, – feedback – обратная связь! Нужно понимать, как отзывается ваше слово. Естественно, нужно читать классику, кто говорит, что нет?

Как-то у меня занимался студент, который был убежден, что секты – это плохо. Что я могла сделать в этой ситуации? Я рассказала ему только то, откуда взялся дискурс, который он поддерживает, но пытаться изменять его позицию силовыми методами, например, угрожая не поставить зачет, я, конечно, не стала.

- Под Вашим руководством начала работать новая научно-учебная группа, расскажите о ней.

- Эта группа занимается изучением религии и секуляризации в современной России (центр ИРИС). На мой взгляд, открытие таких групп – очень правильная форма интеграции студентов в науку, и хорошо, что Вышка это поддерживает и развивает. В советское время это делалось через СНО – студенческое научное общество – и часто эти СНО были совершенно вымороченными, то есть неэффективными на практике.

Когда я узнала про конкурс НУГов, я очень обрадовалась, у меня уже было несколько студентов, которые интересовались этой темой, и я решила принять в нем участие.

Я занимаюсь антропологией и социологией религии, но в большей степени православием. А студенты православием заниматься не хотят, и я это вижу. Ну не заставлять же мне их! Они хотят заниматься современными городскими верованиями, тем, что называется «новые религиозные движения», нью-эйдж, такими вещами. Я решила, что раз река течет так, то я поплыву с рекой. У меня есть две студентки, которые дотошно и обстоятельно все это изучают и я, посмотрев на них, оформила заявку в соответствии с их научными устремлениями, чтобы таким образом интернализовать интерес к этой области научного знания. Так оформилась наша группа, в которую входят трое студентов-бакалавров, одна студентка магистратуры, я как руководитель, и менеджер, что, на мой взгляд, очень важно. Первая наша встреча состоялась 7 ноября.

У каждой из участников НУГа уже есть тема, кто-то из них сделал больше, кто-то меньше, но все они проводят полевые исследования, наблюдают, берут интервью. Мы планируем на наших встречах обсуждать результаты того, что они сделали, читать вместе всякие умные статьи-книжки, больше по-английски, чем по-русски, в отечественной литературе все это как-то мало представлено, к сожалению. Я надеюсь, что у нас будут хорошие гости, у меня много планов на хороших гостей, и мы будем обсуждать их исследовательскую рутину. Как они ходят в поле, что они там делают, какие тут есть находки, какие могут быть повороты, какие могут быть фокусы. В итоге с одной студенткой мы напишем совместную статью, она очень ответственно к этому относится, а с тремя другими мы как минимум подготовим полноценные научные доклады, может быть, к апрельской конференции в Москве. Я очень надеюсь, что наш проект будет продолжен и после июня, когда время работы НУГа закончится.