«Человек – это тот, кто делает наш мир лучше»

Николай Солодников стал гостем «ВидеоВышки» и дал интервью студентам Медиакома

Встреча с автором проектов «Солодников» и «ещёнепознер» получилась очень честной, душевной и по-семейному тёплой. Она прошла в режиме открытого микрофона – студенты и преподаватели могли задать Николаю абсолютно любые вопросы. Но, по сути, полуторачасовой разговор стал признанием в любви – Богу, семье, человеку, Родине, Петербургу, профессии и... макаронам. Почему лучше не смотреть двадцатиминутные ролики об искусстве, как полюбить человека, который несёт чушь, почему не стоит заигрывать с молодёжной аудиторией и чем всё-таки хороши «Денискины рассказы» – читайте в интервью.

 
«Попробуйте в человеке, который вызывает неприязнь, увидеть четырёхлетнего ребёнка»   

– Николай, Вы взяли интервью у сотен разных людей. Наверняка Вы общались с героями, которые Вам не очень симпатичны и с которыми Вы не согласны по каким-то вопросам. Удавалось ли Вам сохранять к ним тёплые чувства? И нужно ли вообще это делать?

–  Я  совершенно не журналист и всё время это повторяю. Наверное, людям этой профессии нельзя подпадать под человеческое очарование. Нужно, наоборот, выполнять какую-то определённую задачу. А у меня нет никаких задач  – я руководствуюсь исключительно своими мировоззренческими представлениями и ощущениями.

Но даже если человек не очень нравится, нужно стараться его всё-таки понять и показать с лучшей стороны. Выставить собеседника в плохом свете очень легко. Вот только зачем? Чтобы люди тыкнули на него пальцем? Сказали, какой он глупый? У меня задача обратная – увидеть и показать в человеке то лучшее, что в нём есть. То, что в нём изначально было заложено Богом и природой.

Конечно, бывают люди, которые вызывают сильную неприязнь, которые несут чушь. А вы попробуйте силой воображения представить себе такого человека четырёхлетним ребёнком. Ведь его нельзя ненавидеть! Это ребёнок, который, к сожалению, оказался в очень тяжёлой ситуации спустя сколько-то лет своей жизни. Но невинность, любовь.... Это никуда не делось. Оно просто замылилось всем тем ужасным, что окружает человека на протяжении его пути. Поэтому нужно помогать увидеть всё лучшее, что в нём скрывается. Человек – это тот, кто делает наш мир лучше или хотя бы не делает его хуже. Вот это нужно находить и показывать.

– Вы говорите о любви к человеку. А что Вы любите прямо сейчас, конкретно в эту секунду?

–  В эту секунду я очень люблю Петербург, свою Родину, семью. Мир я тоже очень люблю. Италию – Рим, Флоренцию, Милан, Венецию. А ещё я люблю макароны, самые простые какие-нибудь. Живопись. Её я стал любить ещё больше, потому что мои друзья научили меня, как на неё надо правильно смотреть – не издалека, а очень близко. Вот Норштейн, например, практически носом утыкается в картину. Правда, он постоянно скандалит с охранниками – они его всё время отгоняют. Но с такого расстояния точно можно увидеть, насколько художник великолепный колорист.

Конечно, люблю малую Родину – Смоленскую область. Всё время мечтаю туда вернуться, но никак не получается. Очень хочется доехать в Демидовский район. На кладбище сходить ко всем своим, кого уже нет. Ещё я очень люблю весну. Конец апреля – начало мая, когда разольётся Волхов в Новгородской области, и можно будет смотреть на то, как стоят деревья прямо посередине реки, какие поля зелёные...

–  Что для Вас любовь к Родине?

–  На самом деле это всё то, что я уже начал перечислять. Любовь к Родине – это то, из чего я соткан. Вот ты приезжаешь в Новгородскую область, в Павловский парк, наблюдаешь за всем этим и понимаешь, что это часть тебя самого. Родина для меня – не просто кусок земли и берёза на нём. Это то, чем наполнена эта земля. Для меня Родина – это бабушка моя, которая столько всего видела в жизни, но никогда взамен не отдавала зло и ненависть. Она возвращала только любовь. Само воплощение человеческой доброты. Любовь к Родине даётся от рождения и уходит только со смертью. Её нельзя прекратить: даже если я физически здесь не нахожусь, мне это всё бесконечно снится.

–  В своих интервью Вы часто говорите, что любите «Денискины рассказы» и советуете их всем прочитать. Чем они для Вас так важны?

–  Это абсолютно удивительная вещь. В детстве я эту книжку читал, наверное, тысячу раз. И чем старше становился, тем больше понимал. А сейчас я читаю её своим детям и мы всё время хохочем. Хотя на самом деле это очень глубокая проза. Вот, к примеру, рассказ «Он живой и светится…» абсолютно евангельский. Мальчишка меняет самосвал на коробочку со сверчком, и мама, взрослая, вся в делах и заботах, спрашивает у него, как же он мог променять игрушку на букашку. А он говорит: «Ну, как же ты не понимаешь? Он живой и светится». Это же фантастика просто! И может, кто-то подумает, что во всех разговорах про «Денискины рассказы» я осуждаю людей, которые с ними не знакомы. Нет, конечно, нет. Это же немножко актёрство, для красного словца. Но я и вправду искренне завидую тем, кто их до сих пор не прочитал.

«Молодость – вообще самый ужасный возраст»

– Большинство Ваших выпусков посвящены искусству. Но многие Вам наверняка говорят, что сегодня важнее рассказывать не о культуре, а о политике. Что Вы ответите этим людям?  

–  Я считаю, что сегодня важна любая работа – учителя, врача, водителя. И журналиста тоже. Ему нужно говорить о тех вещах, которые сегодня составляют новостную ленту. А творческим людям важно говорить о том, что волнует их сердце. Одним авторам ближе общественно-политические темы, другим – какие-то вневременные вещи, связанные с глубокими чувственными и эмоциональными переживаниями. Вы же не приходите к писателю и не говорите ему, как правильно сочинять книгу (хотя исключения тоже бывают). Здесь всё зависит от конкретного зрителя и его выбора. Конечно, сложно не пропитываться новостной повесткой – она везде. Но лично я не производитель новостей – меня интересует прежде всего искусство, в котором я вижу ключ ко всему. Поэтому мы снимаем о русском и итальянском искусстве, о поэтах, композиторах, художниках.

– А возможен ли разговор об искусстве, когда он загнан в определённые рамки просто для того, чтобы собрать как можно больше просмотров?

–  Знаете, меня совершенно не трогают выпуски вроде «Искусство Древней Греции» за 20 минут», какой-нибудь современный балет в пяти роликах по шесть секунд или «Творчество Тарковского за десять минут». Я понимаю, что мир сегодня живёт именно  с такой скоростью. И кто-то мне скажет: «Главное – чтобы это посмотрели и, может быть, заинтересовались». А я не верю в подобные разговоры. Человек, который привык познавать искусство Древней Греции за 20 минут, так и будет к этому относиться как к искусству Древней Греции за 20 минут. Сегодня огромное количеством людей даже не пытаются заводить разговор по вертикали, вглубь. А наш канал как раз доказал, что можно посвятить трёхчасовой выпуск Каспару Давиду Фридриху и его посмотрит тот же миллион человек.

Вот отец Александр Шмеман в своих дневниках сказал: главный вопрос, который должен звучать у человека при виде собора Санта-Мария-дель-Фьоре, – не «Как это сделано?», а «Во имя чего это сделано?». И это касается не только архитектуры, а вообще всего. Скажем, ролик «Древняя Греция за 20 минут» – во имя чего он делается? Во имя просмотров! Чтобы потом везде рассказывать: «У нас молодая аудитория». Ну, и что? А где написано, что старики хуже молодёжи? Меня жутко раздражает эта бесконечная мантра, которую повторяют продюсеры на телевидении: «У нас молодая аудитория!». Как будто пожилая аудитория – это уже не люди. Молодость, на мой взгляд, вообще самый ужасный возраст. Это полное отсутствие какого-либо терпения и мудрости. Сначала человек делает, а потом уже начинает думать.

–  В современном мире много ненависти и злобы. Ещё Иосиф Бродский говорил, что человечество спасти не удастся, но отдельного человека спасти всегда можно. А имеет ли этот мир вообще право на спасение? Как Вы считаете?

–  Ну, кто я такой, чтобы выносить приговор человечеству? Вот у меня есть старший товарищ – композитор Владимир Иванович Мартынов. Он как раз считает, что наш мир не имеет права на существование. Но он творец, художник, а я лишь человек, который пытается быть христианином. Конечно, мне кажется, что у мира это право есть.

Я верю, что всё будет хорошо. И повторится то, что происходит сегодня, происходило вчера и произойдёт завтра. Вот вы выйдите ночью на канал Грибоедова, посмотрите на окна первого-второго этажа. Там будет сидеть простая женщина, которая трудится по 16 часов в сутки. Она будет держать в руках мальчика или девочку, укачивать и произносить слова любви. Ну, как мы можем в этот момент не думать о том, что всё разрешится? 

Я и сам часто оказывался в ситуациях, когда не видно ни проблеска надежды. Кажется, что вокруг звенящая пустота, провал, отчаяние. И вдруг появляется мерцающий свет в окошечке. И ты даже не знаешь, что там происходит. А я знаю: там сидит та самая мама с младенцем. И ровно так же его утешает, как это было две тысячи лет назад. Пока горит этот свет, пусть даже очень смутный и слабый, всё будет хорошо.

– То, что Вы рассказываете, очень трогательно. А что может заставить Вас плакать? И когда Вы плакали в последний раз?

– Много, что  заставляет плакать, – музыка, живопись, архитектура, фильмы. Слёзы – это же, безусловно, голос сердца. Хотя многие очень любят шутить: «Если Солодников плакал, значит, выпуск состоялся». Ну, пусть и дальше зубоскалят. Я сам первый над этим посмеюсь. А если серьёзно, то я вижу смысл своей жизни в том, чтобы моё сердце как можно чаще приходило в такое биение, как будто хотело вырваться из груди. Вот я недавно снова увидел деревянное распятие Микеланджело в церкви Санто-Спирито во Флоренции. Это же невозможно, это разрыв сердца! И такое заставляет рыдать.

– А что в Вашем детстве могло вызвать такие же сильные переживания?

– Я был очень книжный мальчишка. У меня не было возможности путешествовать. Все моё детство – это бабушка, река и бесконечные огороды. Поэтому книги для меня были самым глубочайшим переживанием. Мне кажется, всю библиотеку в нашем городе Демидове я перечитал. Я и сейчас читаю каждую свободную минуту. Иногда я даже могу сесть в кресло и просто уставиться на книжный шкаф, и это будет одним из лучших пейзажей и натюрмортов. Или просто положить книжку на колени и гладить её, как кота. У меня с ними какие-то очень родственные отношения. И до сих пор книжный мир остаётся для меня одним из основных источников сильных эмоций.

О ещёнепознере и о том, что сделать ещёнепоздно

– Ваш YouTube-канал совершенно не похож на большинство современных медиапроектов, но он собрал вокруг себя значительную аудиторию. Что помогло его сделать таким, каким он выглядит сейчас?

 –  Те, кто находится в начале пути, обычно сосредоточены на каком-то журналистском формате. А я никогда не разменивался на то, чтобы делать что-то в угоду аудитории. Довольно быстро понимаешь, что цели которые ты ставишь – например, сто тысяч или миллион подписчиков – вообще не имеют никакого значения. Это, наверное, имеет значение, пока ты этого не достиг. Сейчас я хочу делать только то, что мне самому кажется интересным и важным. Герои, которых мы приглашаем, либо забыты, либо вообще неизвестны, хотя бывают и известные. Это пианисты, дирижёры, художники. И снимаем мы их не потому, что про них никто ещё ничего не говорил, а потому, что нам самим это кажется нужным. Мы плывём против течения и, наверное, благодаря этому заняли своё место.

– А какой Вы видите сверхзадачу Вашего проекта? 

– Цель – сделать такое произведение, которое бы меня самого заставило поплакать. Я это образно говорю. Но нужно, чтобы то, что я чувствую, ощутили и другие люди. Мне хочется в очередной раз испытать какое-то переживание и поделиться им со зрителями. Добиться смягчения нравов, напомнить о каких-то важных вещах вроде сохранения человеческого достоинства, любви, милосердия. Ведь жизнь так коротка, чтобы тратить её на зло, враньё и цинизм. Поэтому мы делаем то, что заставляет людей любить друг друга.

–  Вы сказали, что нельзя тратить жизнь на зло. А можно ли её растратить на добро? Уже упомянутый Вами отец Александр Шмеман всё время сетует на то, что ему постоянно не хватает времени на что-то главное. Хотя уж он за свою жизнь сделал много хорошего – богослужения, преподавание, радиовыпуски. Бывали ли у Вас похожие ситуации?

–  Вы знаете, я счастливый человек. У меня есть возможность сосредоточиться только на том, что мне кажется важным. Так было не всегда, и так будет не вечно. Просто посвятить свою жизнь добру – звучит немножко пафосно и высокопарно. Я бы сказал, наверное, посвятить себя тому, что действительно хочется делать. И чем старше становишься, тем страшнее совершать поступки, которые могут стать последними. Потому что смерть – вещь очень неожиданная. Неизвестно, в какую минуту ты закончишь эту жизнь. И, не дай Бог, в эту минуту сердце наполнится чувством горького стыда. Что бы ни происходило, сердце не должно каменеть. Я постоянно себе напоминаю: «Коля, нельзя звереть, нельзя!» Можно впитывать всю злобу и ненависть этого мира, как пылесос, но отдавать нужно только любовь. Если говорить про моё жизненное кредо, то мне очень нравится, какой фразой заканчиваются дневники отца Александра Шмемана. Он умирал от рака лёгких. Это страшные боли. А дневники его заканчиваются фразой: «Господи, какое всё это было счастье».

Интервью подготовила Светлана Ягодзинская, студентка 1 курса бакалаврской программы «Медиакоммуникации»