ноя

2013

Ксенофобия как товар

Этнические конфликты - один из самых обсуждаемых сейчас вопросов, но в информационном поле недостает профессионального взгляда на эти проблемы. На это посетовали эксперты из петербургской Высшей школы экономики и Европейского университета в Санкт-Петербурге. И провели международную научную конференцию "Религиозный национализм: теория и реальность" с участием специалистов из десятка с лишним стран.

Вопрос демократии не актуален

Нет, бирюлевские события не пережевывали, и вообще тему этнической преступности отодвинули - взглянули на проблему "с точки зрения развития государства".

- Сейчас, возможно, меняется идеологический вектор развития страны, - предполагает Эдуард Понарин, зав. лабораторией сравнительных социальных исследований "Вышки". - Все 1990-е годы и первую половину 2000-х большую роль в общественных дискуссиях играл вопрос демократии, а сейчас он может отойти на второй план. Потому что для большинства населения он не актуален.

Конечно, "большинство" на вопрос: "Хотите ли вы демократию?" - отвечает: "Да". Но если отяготить вопрос выбором ("или предпочтете экономическое благополучие?") - согласятся на второе. А "правам человека" предпочтут "порядок".

По словам Понарина, разговоры о демократии ведутся разве что внутри элиты и некоторых зажиточных слоев Москвы и Петербурга. А для масс вполне актуален вопрос "Россия для русских". И народ все более определяется, кто для него так называемый значимый другой: "это этнически другой, мигрант, кавказец, мусульманин - что-то в этом роде".

- Цепочка событий Кондопога - Манежная площадь в Москве - Бирюлево показывает, что спрос на национализм среди масс есть, - говорит профессор Понарин. - А есть спрос - найдется продавец, который возьмется его удовлетворить. И мне представляется, контрэлиты очень скоро на этом будут играть. Уже играют - взять хотя бы Навального.

Положим, национализм - это товар, который у нашего населения в силу разных причин востребован. Дальше действует логика рынка: "продавец" не только откликается на имеющиеся потребности, но и, не будь дурак, сам их формирует.

В Москве весной - летом проводились опросы населения, в том числе и об отношении к мигрантам. Количество "негатива" все возрастало (благо вопросы формулировались "нужным" образом), и с весны до лета произошел колоссальный рост, до 15 - 25%, негативных ответов по поводу приезжих. Весной тема была четвертой-пятой по важности, а летом перекочевала на первые места. С чего бы? Притока мигрантов за те месяцы не было, конфликтов тоже больше не стало. Из "новенького", собственно, были только мэрские выборы. В том-то и дело.

Сергей Абашин, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, представляющий и Европейский университет в СПб, комментирует:

- В июне-июле пошел вал негативной информации о мигрантах, его создавали политики, причем в эту игру включились абсолютно все - и левые, и правые, и "Яблоко", и партия власти.

Абашин полюбопытствовал, успешной ли оказалась та предвыборная кампания. Совсем не успешной. Выборы были самыми малопосещаемыми за последнее время. Несимпатия к мигрантам не повлекла за собой симпатии к политикам.

Зато мы, как говорится, поимели другой эффект:

- Та антимигрантская волна спустя какое-то время возбудила радикальные группировки. Теперь политики вновь начинают об этом говорить - уже после Бирюлева.

Сергей Абашин полагает, что такие волны (и неожиданные эффекты от них) будут и в будущем:

- Эти волны приобретают хронический характер. Мы втягиваемся в дурную бесконечность агрессии. Не знаю, можно ли из этой сконструированной ситуации так же сконструированно выйти... Вероятно, грубыми силовыми методами все можно прекратить. Но пока это никому не интересно.

Человеческое не чуждо

- Ксенофобия - базовое человеческое чувство, - считает Даниил Александров, зав. лабораторией "Социальное образование и науки" НИУ ВШЭ. - Она свойственна всем. Как либидо: оно есть, но не все после долгого сексуального воздержания бросаются в темных улицах на девушек. Надо научиться управлять собственной ксенофобией. Этим и отличаются толерантные люди от нетолерантных: они не превращают естес

твенные импульсы испуга в агрессию.

Лучше пусть "националистическая" энергия увязнет в долгих парламентских диспутах, чем выплеснется на улицы, в погромы, добавляет профессор Александр

Эдуард Понарин, впрочем, не считает, что ксенофобия везде одинакова. Многое зависит от уровня благополучия: в США в депрессивные 1920 - 1930-е годы "Ку-клукс-клан" был очень популярен - сейчас это совершенно маргинальная организация. "Ну в Америке и собаки добрые, потому что сытые".ов.

Проблема и в том, что у самого академического сообщества "неправильное, упрощенное и высокомерное понимание того, что такое современный национализм", считает Александр Семенов, декан факультета истории "Вышки". Будто ксенофобия - радикальная политика правого крыла, а национализм - это атавизм, варварские инстинкты.

- Это неправильное понимание и застало нас врасплох, - утверждает Семенов. - Нам нужно задуматься над этим не высокомерно, а серьезно. Национализм начинался не с правой политики, а, наоборот, с либеральной: была идея устранения старого режима, сословных перегородок, наиболее это видно в республиканском национализме французского разлива. Сейчас надо задуматься, какие новые социальные потребности этот феномен отражает. И не записывать сразу любой конфликт в этнические. Поискать - нет ли в нем другой логики?

После беспорядков в парижских пригородах Франция мгновенно поставила вопрос: с чем мы имеем дело? С мигрантами, которые колонизовали Париж? Или это форма социального протеста? Поджигали-то не что попало, а дорогие тачки. Так что не было однозначной интерпретации тех беспорядков как чисто этнических.

Болезнь: нет левизны

Патриотизм - великолепное качество, но почему-то воспитание этого качества нередко ведет туда же, куда иные благие намерения.

- То, что делалось на протяжении последних 10 лет по воспитанию патриотизма в среде молодежи, сыграло весомую роль в распространении националистических настроений, - считает Гюзель Сабирова (работает в Центре молодежных исследований НИУ ВШЭ).

Для молодежи, говорит Сабирова, очень важно понимание того, что они русские, россияне. Эта идентичность крайне значима, но поддержать ее особенно нечем. Можно обращаться в славное прошлое, но в сегодняшнем времени мало на что обопрешься. И сейчас едва ли не единственный способ идентификации для молодых такой: обозначить границу с "чужими". И часто единственная модель взросления - объединиться вокруг идеи, в которой можно показать силу, выстроить свою биографию и карьеру.

Что до Запада - да, во Франции правый Национальный фронт, который унаследовала от отца Марин Ле Пен, в последнее время добился некоторого успеха. Но остается партией меньшинства. В благополучнейшей Норвегии, где много мусульман, случай Брейвика считается "действием отдельного человека" и националисты по-прежнему остаются в маргинальном поле.

В кризис 2008-го в Европе антимигрантские настроения хоть и стали усиливаться, но не до бесконечности: их сдерживала развитая политическая система, центристские партии с мощными антиксенофобскими традициями.

Вот оно: политическая и интеллектуальная конкуренция - инструмент, который нам, по мнению Сергея Абашина, необходим. Но сегодня в России практически нет левой партии. Коммунистическая по вопросам патриотизма и национализма часто говорит "правым" языком. Более широкое политическое представительство - это и более широкая дискуссия, а у нас пока на выборах все партии начинают гомонить хит "понаехали тут".

В крупных европейских странах митинги собирались не на тему "Долой мигрантов!", а против, например, снижения пенсий. У нас "пенсионных" митингов что-то не наблюдается.

- Мне кажется, что в будущем верх будут брать не те политические силы, которые напирают на тему мигрантов, а те, кто говорит о социальных проблемах, - говорит Абашин. Но признает, что пока охочих идти таким путем нет. Предпочитают проторенную дорогу.

Абашин вообще считает неправильным постоянные сравнения России с Европой: в Европе основная проблема - не трудовые мигранты, а эмигранты во втором-третьем поколении, которые так и не вписываются в общество. И проблема беженцев, но их - маленький процент.

Нам ближе, пожалуй, пример США: там то ли десять, то ли двенадцать миллионов мексиканцев-нелегалов. И все американские партии обсуждают условия - не того, как бы эти 10 миллионов вытурить, а как их легализовать.

Конечно, трудно с этим согласиться, но... У нас, как говорит Александр Семенов, вообще довольно ограниченное социальное и историческое воображение. Государство по-нашему - это только национальное государство, где есть ядровая нация, а все остальные - меньшинства. Это в нас внедрено еще картинками из школьных учебников, где русскость - что-то русоволосое и голубоглазое.

- Если вы таким образом воспринимаете свое прошлое, и у вас вместо сложного пространства со множеством религий, этничностей, языков существует этакое вымышленное национальное сообщество, то чего вы хотите сейчас? Это выученная ситуация. Вы же заметили? Когда мы обсуждаем мигрантов, мы вообще не понимаем, что многие из них - российские граждане. Мы говорим о Северном Кавказе, как будто это другая страна. А хорошо ли мы знаем региональную специфику страны, которая называется - обратите внимание - не Россия и не Русь. Наша страна называется Российская Федерация.

Автор: АНАСТАСИЯ ДОЛГОШЕВА

Дата

5 ноября 2013

В статье упомянуты

НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге