• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Как социальная теория преодолевает постмодерн

В 2002 году Линда Хатчеон объявила о смерти постмодерна. Одновременно с этим начался поиск новой теории, способной объяснить доминирующую «структуру чувства» – необъяснимый, однако знакомый каждому современнику набор эмоций.

Макет планируемого мемориала жертвам Национал-социалистического подполья

Макет планируемого мемориала жертвам Национал-социалистического подполья
© Ульф Аминде / Studio Ulf Aminde

Настоящая статья призвана познакомить читателей с некоторыми концепциями, описывающими социальную жизнь после постмодерна. Cправедливым будет обратить внимание на монографию А.В. Павлова «Постпостмодернизм: как социальная и культурная теории объясняют наше время», наиболее полно на русском языке описывающую феномен постпостмодерна.

Теперь же обратимся непосредственно к теориям постпостмодерна.

Неомодерн Джеффри Александера

Джеффри Александер в сборник под названием «Смыслы социальной жизни. Культурсоциология» поместил свою статью «Модерн: анти, пост и нео: как интеллектуалы объясняют наше время». В исследовании автор выделяет четыре этапа развития интеллектуальных движений в послевоенном мире. В качестве модели описания мира, современного Александеру на момент написания статьи, исследователь предложил неомодернизм – однако, лишь в качестве рабочего термина:

«“Неомодернизм” (см. Tiryakian, 1991) может служить наскоро сформулированным обозначением данной фазы теории постмодернизации до тех пор, пока не найдется термин, который с большей образностью передаст новый дух времени». [1; 569]

Социально-экономические предпосылки “нового времени” Александер видит в том, что являвшиеся реакционными в 60-70-е правые идеи стали доминирующими к середине 80-х. Победы ориентированных на свободный рынок Рейганомики в США и Тэтчеризма в Великобритании в конце 80-х – нач. 90-х были подкреплены полным крахом социалистических режимов в Восточной Европе и назревающим поражением авторитарных режимов, уже не способных оправдывать утрату определенной степени свободы во имя экономических достижений. Диагноз, который ставит Александер современной социально-экономической ситуации – повсеместное распространение рынка и демократии.

Обобщенность данной категории идей служит фундаментом для торжества универсалистской утопии и, как следствие, краха созданного интеллектуалами проекта постмодерна как фаталистического, частного, партикуляристского, фрагментированного и местного общества, основанного на романтике различий и допускающего лишь комическое истолкование.

Интеллектуальный дискурс “нового времени” Александер видит исполненным своеобразной миссионерской ролью неолиберализма - теории рынка и демократии ставятся интеллектуалами на службу более состоятельной социальной жизни, преображению бывших социалистических режимов и переопределения экономической социологии на “слабые связи”. В дискурсе политических исследований неомодернистский поворот проявляется в повальном увлечении теорией гражданского общества. Этот институт становится интересным широкому спектру исследователей от Франкфуртской школы до старых функционалистов.

Новая реальность празднующих победу демократии и рынка во многом схожа с модернистским дискурсом, претендующим на единственно верное описание действительности – судя по всему, именно поэтому данный этап Александер назвал “неомодерном”. Тем не менее, глобалистский неомодерн имеет значительное отличие от модерна.

В отличие от последнего, “новая реальность” сперва увидела в качестве профанного Другого не традиционализм, коммунизм или «Восток», а национализм, за которым закрепились нецивилизованные социальные формы. После терактов 9/11 представляется, что на смену национализму как анти-современности пришёл религиозный фундаментализм.

Таким образом, проект неомодерна Александера в своей позитивной программе в значительной степени перекликается с “концом истории” Фукуямы; негативная же программа, определяемая оппозицией национализму и террору, сущностно не отличается от модернистского дискурса. Следовательно, неомодернизм является не более чем рабочим термином для характеристики модернистских тенденций середины 80-х – 2000-х годов.

Импликации перформатизма Рауля Эшельмана для социальной теории

Предложенный Раулем Эшельманом проект перформатизма является, скорее, методом интерпретации в эстетике, чем полноценной социально-философской теорией постпостмодерна:

«Перформатизм» является теорией культурного развития в узком смысле, а не теорией общественных, политических или экономических условий этого развития. [5; 22]

Конечно, автор статьи «Перформатизм как преодоление постмодернизма» в заключение своей работы уделяет внимание социальному контексту перформатизма, однако данная попытка напоминает скорее констатацию социально-экономических условий, нежели их исследование. Прежде, чем обратиться к предпринятой Эшельманом попытке описания социально-экономических феноменов перформатизма, кратко воспроизведём его эстетическую теорию.

Перформатистское произведение искусства использует свою форму для того, чтобы внушить зрителю веру во что-либо. Таким образом, проект предлагает эстетическое верование в трансцендентное на смену скептической иронии постмодерна. Характерными чертами перформатистких произведений искусства являются остенсивность (указание на предмет, служащее установлению коммуникации между людьми), двойное фреймирование (исключение возможности для альтернативных интерпретаций произведений), плотная субъективность и теистический (авторский) способ организации пространства и времени.

Ключевое отличие перформатизма от постмодерна, обозначенное Эшельманом, состоит в изменении критического отношения к капитализму. Если для постмодернистов Другой был внешним для капиталистической системы, то в перформатизме Эшельмана он находится внутри капиталистической системы и занимает отведённое в ней место, имея интеллектуальный иммунитет к ней благодаря трансцендированию (обращению к возвышенным категориям).

Таким образом, перформатизм как будто находится в системе, заданной постмодернизмом, но стремится преодолеть её, причём способом, не подразумевающим возвращения к модерну. Как мы видим, перформатизм Эшельмана может рассматриваться как метод интерпретации постпостмодернистских феноменов культуры, не претендуя на глобальную систему описания общества. Данный факт подтверждается, например, участием автора в сборнике под редакцией Вермюлена, Гиббонс и ван ден Аккера, посвящённом метамодернистскому проекту.

Метамодернизм как критика неолиберализма и не только

Книга “Метамодернизм: историчность, аффект и глубина” [2], представляет собой сборник статей под редакцией Тимотеуса Вермюлена, Робина ван ден Аккера и Элисон Гиббонс, и является по сути своей программой метамодерна. Авторы хотели описать современную “структуру чувства”, но в итоге, скорее, лишь наметили направление для исследования отдельных феноменов, выбивающихся из общего развития постмодернистской культуры.

Осью интеллектуальных координат для создаваемой теоретиками метамодернизма системы являются намеченный Реймондом Уильямсом концепт “структуры чувства” и нарративные инструменты Фредрика Джеймисона – “историчность”, “аффект” и “глубина”. Примечательно, что программу картографирования, предлагаемую Джеймисоном, редакторы и авторы сборника оставили в стороне. Прежде всего редакторы сборника во введении указывают на то, что приставка “мета-”, использованная в названии их концепции, в заданном ими контексте понимается во всех трёх смыслах:

  • описываемая структура чувства находится среди остаточных,
  • колеблется между постмодернистской иронией и модернистским энтузиазмом,
  • исторически возникает после постмодерна.

Фактически все составляющие книгу статьи посвящены эстетике – их авторы не занимаются социально-экономическим анализом эпохи. Тем не менее, обращение к Джеймисону обязывает затронуть в сборнике глобальные вопросы современной стадии капитализма. И редакторы предпринимают такую попытку во введении.

Если смотреть на книгу марксистской оптикой (как сделал бы Джеймисон), то прежде всего стоит искать комментарии редакторов о состоянии базиса – и они действительно дают небольшую заметку по данному поводу. Редакторы констатируют четвёртый технологический прыжок в развитии производительных сил, связывая его с распространением Интернета на всё общество. Соответственно указанному изменению в базисе динамика поглощает и надстройку – в политике протесты, вызванные разочарованием в неолиберализме и экологическим кризисом организуются через соцсети. В культуре же постмодернистская логика телевидения уступает место культурной логике Интернета.

В целом метамодернизм, расположенный на заданных Джеймисоном осях, характеризуется “ощущением поворота” истории вместо “ощущения конца”, возвращением утраченного постмодерном аффекта и глубиной произведений искусства.

Пожалуй, главным недостатком проекта метамодернизма под руководством ван ден Аккера и Вермюлена является его амбициозность – авторы теории интегрируют в неё наиболее удачных предшественников (например, перформатизм Эшельмана), что на деле может размывать границы концепта. Обращаясь к Уильямсу и в особенности к Джеймисону, редакторы сборника, тем не менее, не встают на позиции марксистского анализа культуры и фактически не уделяют внимания анализу структурных изменений капитализма, лишь констатируя их. Тем не менее, в настоящее время метамодерн является, пожалуй, наиболее перспективным проектом описания современного общества после постмодерна [3].

Заключение

Представленные теории аргументированы и вполне релевантны современному социальному порядку. Тем не менее, они скорее описывают отдельные феномены или зарождающиеся и набирающие силу тенденции современного общества, а не доминирующие «структуру чувства» и «культурную логику». Поэтому как минимум остаётся вакантным место для теории, описывающей общество после постмодерна. Оспорить можно также тезис Линды Хатчеон о конце постмодерна. В пределе же вполне оправданным представляется подвергнуть критике утверждение о смене модерна постмодерном – ведь, как доказали марксисты Джеймисон и Харви, сущностно тот же капитализм служит основой для культурных логик как модерна, так и постмодерна.

Споры о природе современного общества вряд ли утихнут в скором времени – тем не менее, благодаря им рождаются по-настоящему яркие теории культуры и общества. Последние представляют большую ценность как описательные инструменты для социальных наук, поэтому разгорающиеся дискуссии о современности скорее служат прогрессу, чем тормозят его.

Владислав Романов

Источники

  1. Александер Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология /пер. с англ. Г.К. Ольховикова под ред. Д.Ю. Куракина. - М.: Изд. и консалтинговая группа «Праксис». –2013.
  2. Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после постмодернизма / под ред. Роберта ван ден Аккера, Элисон Гиббонс и Тимотеуса Вермюлена. – Москва : РИПОЛ классик. –  2022.
  3. Павлов A.B. Постпостмодернизм: как социальная и культурная теории объясняют наше время / А. В. Павлов. — М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС. – 2019.
  4. Ритцер Д. Современные социологические теории //СПб.: Питер. – 2002.
  5. Эшельман Р. Перформатизм как преодоление постмодерна //Logos Journal. – 2021. – Т. 31. – №. 6.

Другие темы курса