Самосознание современности
В XV-XVII вв. Европа открыла для себя Новый Свет, испытала веяния Ренессанса и пережила Реформацию. Эти процессы Гегель назвал «порогом эпох между Новым временем и Средними веками». В свою очередь, Новое время принято отождествлять с эпохой Просвещения, «лакмусовой бумажкой» которой стали принципы Великой французской революции.
Этому историческому периоду свойственно внимание к новизне, отличающей его от «традиционного» мира. Элемент «обновления» не подвергается сомнению – недаром за Реформацией последовала Контрреформация, а за революцией – контрреволюция.
О «новизне» мироощущения эпохи Просвещения говорит также появление новых значений уже известных к тому времени слов. Например, слово «революция», которое до ночи 14 июля 1789 года употреблялось либо как астрономический термин, означающий круговращение планет, либо в политическом смысле – как восстановление старой власти. В названный же день смысл слова изменился – диалог между герцогом Ларошфуко-Лианкуром и королём Франции Людовиком XVI после новости о взятии Бастилии был следующим: «Это бунт!» – «Нет, Ваше Величество, это революция!» Таким образом, слово употреблялось в политическом контексте, но его содержание обрело новую черту, заимствованную из астрономического значения – невозможность человеку контролировать этот процесс. Немного позже смысл этого слова изменился окончательно и стал означать приход чего-то радикально нового [1].
Каким же образом социальная философия описывает феномен современности? Настоящая статья – попытка ответить на этот вопрос.
Гегель про Новое время
Уже Гегель, творчество которого пришлось на первую половину XIX в., употреблял категорию модерна – для философа им является «новое время».
В теории Гегеля современность предстает переходным периодом, полным стремительных изменений и открытым иному будущего:
«Наше время есть время рождения и перехода к новому периоду. Дух порвал с прежним миром своего наличного бытия и своего представления, он готов погрузить его в прошлое и трудиться над своим преобразованием. Правда, он никогда не пребывает в покое, а вовлечен в непрерывное движение вперед». [3, с. 12]
Модерн Гегеля черпает своё нормативное содержание в себе самом, он ориентируется только на себя. Отсюда происходит важное различие между «новым» и «новейшим» временем – последнее представляет собой скорее не эпоху, а явленность современникам философа, то, что с их позиции называется «нашим временем». Таким образом, разрыв нового времени с прошлым предстаёт как процесс непрерывного обновления, а ключевым принципом современности становится её субъективность, выражающаяся в свободе и рефлексии – обращённости на самого себя. В такой интерпретации повествование о современности с неизбежностью включает критическую позицию.
Маркс, марксизм и современность
Конечно, Карла Маркса нельзя назвать теоретиком современности, но его точно можно определить как современного теоретика.
Доказательством этому является, например, контент-анализ «Манифеста коммунистической партии» Маркса и Энгельса, проведённый Йораном Терборном на страницах его книги «От марксизма к постмарксизму?» [5], который демонстрирует, что, хотя Маркс и не разрабатывал теорию модерна, он, тем не менее, уделял значительное внимание конкретным явлениям современного общества. Также Терборн обращает внимание на разработку Марксом и Энгельсом понятия нации, которое в нынешнем виде является продуктом современности [6], и её роли в подготовке социальной революции.
Последователи же Маркса устранили оставленную им на месте теории современности лакуну.
Например, Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер в своей книге «Диалектика Просвещения» детально исследовали проект торжества разума, достигший господства в Новое время. Само понятие Просвещения этими философами понимается как доминирование рациональности над иррациональными структурами мышления. Разумеется, как представители Франкфуртской школы авторы подвергли современность критическому осмыслению. Адорно и Хоркхаймер обнаружили важную черту модерна - «саморазрушение Просвещения». В их интерпретации наличествующая современность сочетает в себе эмансипацию человека с самыми ужасными формами его эксплуатации – и оба эти явления есть продукты культуры Просвещения [7].
Органическая солидарность Дюркгейма как критерий современности
В определённой степени к теоретикам современности можно причислить и социолога Эмиля Дюркгейма.
Свою концепцию современности Дюркгейм вывел из анализа права. Он выделил два вида юридических норм – уголовное право и «реститутивное». Первое связано с наказанием за нарушение правил, распространяющихся на всех членов данного общества, второе же имеет своей целью исправление вреда, причинённого отдельным членам общества.
«Репрессивное право соответствует тому, что составляет сердце, центр общего сознания… реститутивное право берёт начало в периферических областях и простирается далеко за ними» [4, с. 120-121].
С помощью приведенного разделения Дюркгейм определил различие между двумя видами социальной солидарности.
Для механической солидарности характерно доминирование уголовного права, поскольку в ней не выражены тенденции индивидуализации и ответственность каждый человек несёт перед обществом в целом. Такие организации Дюркгейм назвал сегментарными – в них доминирует религия, установлена общность благ и отсутствует разделение труда. Таким образом, механическая солидарность становится главной характеристикой традиционного общества.
Для органической солидарности характерно разделение труда, основанное на функциональном различии индивидов. Такая специализация обеспечивает индивидуализацию во всём обществе. Уголовное же право служит скорее охране жизни и собственности конкретных людей, а не защите общества в целом. Религия уступает место стремящейся к рациональному познанию науке, мораль теряет свою универсальность и приобретает характерные черты, изменяющиеся от группы к группе. Все эти особенности свойственны современному для Дюркгейма индустриальному обществу.
Тем не менее, следует учитывать, что предложенное Дюркгеймом противопоставление, хотя оно и может использоваться как теория эволюции обществ, всё же наделено методологическим значением и служит удобству сравнительных исследований. Социологу проще сопоставлять два общества, если есть рамки (идеальные типы), в которые можно поместить характеристики исследуемых систем и сравнить степени, в которых они удовлетворяют образцовым параметрам.
Певец современности – Маршалл Берман
Модерн, или, как называет его сам Берман, «модерность», находит своё основание в научном прогрессе (преимущественно в открытиях в физике), индустриализации, демографических кризисах, урбанизации, развитии средств массовой информации, национальных государствах, политических движениях и капитализме [3].
«Существует определённый тип жизненного опыта – опыта пространства и времени, себя и других, возможностей и угроз, которые таятся в жизни – который сегодня разделяют все люди по всему миру. Я буду называть его “модерностью”» [3, с. 18].
Монография Бермана «Всё твёрдое растворяется в воздухе. Опыт модерности» является важным исследованием по теме, поскольку автор, например, реконструирует историю модерна.
Первый период (нач. XVI – кон. XVIII в.) схватывает отдельные феномены модерности, но ещё не имеет представления о современном обществе.
На втором этапе – после Великой Французской революции – появляется общество модерна, его «публика». Ощущения стремительных изменений уживаются вместе с воспоминаниями о досовременном обществе.
Третий период (XX в.) характеризуется повсеместным торжеством современности и последовавшей утратой связи с основаниями самой модерности.
Примечательно также то, что в целом программу Бермана можно включить в проект рефлексивного модерна, речь о котором пойдёт в третьей статье курса. Однако теория Бермана рассматривается наряду с другими классическими теоретиками модерна. Дело в том, что работа философа написана после появления эстетических и философских теорий постмодерна, но до его социально-теоретических описаний. Так, книга Бермана вышла в 1982 г., а эссе Джеймисона «Постмодернизм или Культурная логика позднего капитализма» – в 1984 г.
Рефлексивность модерности Бермана заключается в его стремлении обратиться к наследию модернистов XIX в., чтобы ответить на вопросы, стоящие перед людьми проникшего всюду и полного противоречий модерна двадцатого века. И настрой автора можно описать как непоколебимо позитивный.
Заключение
Представленные проекты модерна подвергаются критике за то, что они скорее описывают действительность, чем анализируют присущие ей причинно-следственные связи.
Оптимизм в отношении модерна был окончательно подорван к концу XX в., вскрывшего многочисленные опасности современности в Освенциме и Бухенвальде, в Первой и Второй мировых войнах, в бомбардировках Хиросимы и Нагасаки, в последовавшей Холодной войне.
Альтернатива модерну разрабатывалась в проектах постсовременности, которым посвящена следующая статья.
Владислав Романов
Источники
- Арендт Х. О революции. / пер. с англ. И. Косич; под науч. ред. А. Павлова. - М.: Издательство «Европа». – 2011.
- Берман М. Все твердое растворяется в воздухе. Опыт модерности. / пер. с англ. В. Федюшина, Т. Беляковой. – М.: Горизонталь. – 2020.
- Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. / пер. с нем. Г. Шпета. - М.: Наука. – 2000.
- Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / Пер. с фр. А. Б. Гофмана, примечания В. В. Сапова.— М.: Канон, 1996.
- Терборн Й. От марксизма к постмарксизму? / пер. с англ. Н. Афанасова; науч. ред. и предисл. А. Павлова. – М.: Изд. дом высшей школы экономики. – 2021.
- Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. / пер. с англ. А. Васильева. - СПб: Алетейя. – 1998.
- Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика просвещения / пер. с нем. М. Кузнецова. – М.: «Медиум». – 1997.
Другие темы курса