• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Артём Котельников о своём полевом исследовании в рамках проекта РНФ

В рамках проекта РНФ № 23-18-00962 «Экономическая антропология домохозяйства современной России за пределами мегаполисов» стажер-исследователь Центра исторических исследований Артём Котельников ведёт полевое исследование в коммуне «Дом» в Санкт-Петербурге. Мы попросили Артёма рассказать о методике его исследования, его наблюдениях и планах.

Коммуна «Дом» в Санкт-Петербурге

Коммуна «Дом» в Санкт-Петербурге
Фото из личного архива А.В. Котельникова

О том, чего нет в питерских коммунах

Этнографический поиск, основанный на остранении (от слова «странный») – на описании анализируемых реалий как подчёркнуто странных – может быть подвержен известному исследователям пороку, превращающему странное в стереотипное. Этнограф рискует не только не заметить то, что ему привычно (как раз чтобы избежать этого, он и остраняется), но и вменить своим собеседникам/сожителям/информантам нехарактерную для них экзотику, заменить их своеобычность тем колоритом, что содержится только в его голове.

С 2021 года я веду полевые исследования в разных коммунах Санкт-Петербурга, мне известно таких около полутора десятка. Их жители, как правило, ведя совместное хозяйство, арендуют большие квартиры в старом (или не таком уж старом) фонде города. Многие коммуны называют себя «домами», каждая в отдельности – Домом на такой-то улице или станции метро.

К описанной выше экзотизации, уже зная об её рисках (!), входя в коммунальное поле, был склонен и я. По этой причине интересным внутри «домов» для меня оказалось не только то, что я там обнаружил, но и то, чего я не смог найти.

Я не смог найти там устойчивых идеологий. Большинство коммун некогда пыталось дать ответ на вопрос о том, «зачем мы живём вместе», артикулировать цели выбранной ими формы общежития, но, по рассказам их участников, такие «дома», как правило, не существовали более года. Не будучи достаточно консолидированными, чтобы справиться с внешними кризисами (вроде проблем с арендой), – этому способствовала постоянная полемика вокруг того, зачем существует тот или иной Дом, – они распадались. Другие вовсе не прибегали к этим вопросам, декларируя отказ от идеологии и попросту вытесняя тех, кто хотел бы эту идеологию привнести. Третьи решили оставить вопрос о целях навсегда открытым – вопросом, который может обсуждаться, но никогда не бывает решён, идеологическое единство не может и не должно быть достигнуто, такие «дома» так и остаются (и планируют оставаться) коммунами без идеологии. Последние два типа «домов» существовали и существуют годами или даже десятилетиями.

Я не нашёл в коммунах антикапитализма. Экономика «домов» строится на возможности совместно платить аренду и вести хозяйство, существование коммуны зависит от доходов (прежде всего зарплат) её участников. Более того, коммунальные практики могут быть редуцированы в пользу рыночно-экономических. Так, в одном из «домов» отказ от идеологии был достигнут на основе того, что постоянная вовлечённость в споры вокруг целей коммуны мешала их участниками работать и зарабатывать деньги, что ставило под угрозу само существование совместного хозяйства. Этот Дом, собственно, и отказался от формулирования своих целей.

Капиталистическая интеграция коммуны, впрочем, никак не противоречит нерыночным экономическим практикам. Большое количество вещей в Доме, жителем которого мне довелось быть, находились в общем пользовании, хотя они и считались некогда оставленными там хозяевами, которые гипотетически могли вернуться. Во многих известных мне коммунах функционировали и функционируют «фримаркеты» – места для добровольного выкладывания вещей одними участниками или гостями коммуны и безвозмездного присвоения их другими. Как следствие, жители имели и имеют возможность видеть друг на друге, например, одежду, некогда отданную любому желающему. В других коммунах, как утверждали их жители, какие-то соседи по «дому» могли вовсе не работать, небезосновательно рассчитывая на угощение работающих соседей.

Сейчас в моём исследовании меня интересует, как сочетаются рыночные и нерыночные отношения в разных коммунах? Как отказ от определения целей существования коммуны влияет на её внутреннее разнообразие? И как это разнообразие определяет её хозяйственную жизнь?

Исследование проводится в рамках проекта Российского научного фонда № 23-18-00962 «Экономическая антропология домохозяйства современной России за пределами мегаполисов» (рук. Н.В. Ссорин-Чайков), https://rscf.ru/project/23-18-00962/.

Коммуна «Дом» в Санкт-Петербурге
Фото из личного архива А.В. Котельникова