"Границы истории": Илья Герасимов о плебейской модерности глазами элитных наблюдателей

16 декабря в рамках Зимней школы «Переосмысливая историю модернизации в имперской России и СССР: парадигмы освоения и развития как практика и языки социального и политического воображения» совместного проекта ЦИИ НИУ ВШЭ и ЛИГР ТюмГУ (программа  «Зеркальные лаборатории» НИУ ВШЭ) Илья Герасимов, известный историк и ответственный редактор журнала Ab Imperio, представил доклад на тему "Плебейская модерность глазами элитных наблюдателей: между популизмом и ориентализмом"

В своих исследованиях в области социальной истории Илья Герасимов анализирует сельскую и городскую среду. Но, одновременно находясь в диалоге с постколониальными исследованиями и исследованиями субальтерности, он также изучает категорию плебейского общества, которая переносит нас из сельской местности в имперский город поздней имперской России. В частности это работа с понятием конструирования воображения в рамках истории имперского разнообразия.

Исследовательские проекты Ильи Герасимова всегда были посвящены людям, неспособным выразить свои мысли через рациональный дискурс. Первая книга была посвящена снам – наркотическим трипам Александра Чаянова, прочитываемая и анализируемая в рамках категории коллективного бессознательного Юнга.

 

Второй исследовательский проект был посвящен социальной когорте Чаянова – людям, разделяющим определенный социально-исторический опыт и, в случае Чаянова, профессиональные интересы. Социальная элита, формировавшая данную когорту, сформулировала проект реформы сельского хозяйства мерами общественной самоорганизации. Илья Герасимов рассматривал это движение как часть глобального прогрессистского реформизма начала 20 века. Движение оказалось успешным, и его основы даже заимствовались во время столыпинских реформ. Но главное: этим людям удалось наладить непосредственный контакт с крестьянами и укрепить субъектность крестьян, хотя зачастую с непредсказуемыми и нежелательными последствиями.

 

Становясь экономическим субъектами, крестьяне начинали действовать в своих интересах, а не тех, которые интеллигенция на них проецировала. От крестьян до нас дошли некоторые письменные свидетельства, которые и должны эту субъектность документировать. Эти тексты можно бесконечно деконструировать в поисках аутентичного голоса, поскольку в них слышна заимствованная интеллигентская риторика, что делает невозможным понять, где заканчивается воспроизводство гегемонного дискурса и начинается самость.

 

Таким образом о настроении крестьян больше свидетельствуют их действия: смена севооборота, вступление в кооператив, готовность пахать землю в непривычных сроках являются значимыми социальными высказываниями. Общий контекст этой реформы, внутри и вне ее взаимодействия со столыпинской реформой, позволяет прочитывать действия крестьян как анонсированные высказывания, понятные благодаря смысловому контексту, который создавал текстуально многослойная интеллигенция. Это движение было реконструировано Ильей Герасимовым как интертекст и стало ключом к пониманию действий крестьян.

 

Третий проект Ильи Герасимова был посвящен четырем имперским городам: Казани, Нижнему Новгороду, Вильно и Одессе. Через призму nationality studies Илья Герасимов обратился к изучению категорий национальности, этнической преступности, этнических меньшинств. Появление таких категорий Илья Герасимов связывает с формированием имперского города как места проявления многоуровневого многообразия.

 

Исходя из всего вышесказанного, в книге, на основе которой был представлен доклад, Илья Герасимов концентрируется на четырех местных кейсах: Казань, Нижний Новгород, Вильно и Одесса. Эти города сопоставимы и могут быть разбиты по парам по разным признакам для комплексного анализа, то есть являются вполне репрезентативной выборкой.

 

Изучение горожан показало, что они были текстуальными, то есть они разбирались в событиях, принимали рациональные решения и понимали, каким языком разговаривать с начальством. Но они не были субъектами публичной сферы, не участвовали в ее формировании и функционировании. Эти люди не оставляли после себя документальных свидетельств (дневников, писем и т. д.), поэтому единственный шанс для них попасть в архив – ввязаться в криминальную историю. Это обуславливает специфику существующих архивных фондов.

 

Илья Герасимов выделил несколько социальных практик, которые проявляют себя во всех четыре городах, что и позволяет говорить о едином феномене имперского города. Люди, переезжавшие между этими городами, чувствовали себя комфортно благодаря схожим практикам, которые можно разделить на компромиссность, патриархальность и насилие. Они составляли основы невербального универсального языка мультикультурного нетекстуального, недискурсивного населения.

 

Именно это население с этими практиками перекочевало в советский период. Население это состояло из людей, вынужденно собравшихся в выбранных городах в связи с разными социальными причинами. Поэтому они фактически могли говорить на разных языках, но понимать друг друга благодаря единым социальным практикам, выстроенным внутри этого плебейского общества, адаптирующегося и невероятно живучего. Это общество начиная с 80-х годов мы можем называть субалтерном.

 

И ориентализм, и популизм являются по определению элементами патрицианской культуры, формами проекции публичной сферы, циркуляции общих идей и мнений на недискурсивный мир. И эти идеологически противоположные позиции в равной степени пренебрегают субъектностью субалтернов. Они пытаются принудить субалтернов разговаривать их языком. Но мы, исследователи, должны деконструировать объекты наших исследований, чтобы воспроизвести их субъектность и не проецировать на них научный гегемонный дискурс.

 

Ссылка на анонс мероприятия