"Границы истории": Игал Халфин о "любви по-большевистски"

26 сентября в рамках семинара "Границы истории» состоялся доклад Игала Халфина "Любовь по-большевистски". В университете Тель-Авива (Израиль) профессор Халфин преподает русскую и европейскую историю, а в сферу его научных интересов входит раннесоветская история, политическая философия, марксизм, теория психоанализа и др. В новой, но пока еще не законченной книге, Игал Халфин исследует политический язык партячеек ленинградских и томских ВУЗов 1920-30 гг. Главной задачей является воспроизведение смысловой, ритуальной структуры партийной жизни этих лет.

Свой доклад профессор посвятил одной из глав книги, тему которой подсказали ему сами источники. Во время работы он заметил, что на полях записей появляется материал, позволяющий провести анализ отношений внутри семей партийцев: родителей и детей, братьев и сестер, но, главное, супругов. Во время доклада были представлены несколько писем, доносов и речей с партсобраний, которые могут оказать неоценимую услугу в анализе такого понятия как коммунистическая семья.

Когда на смену 20-ых пришли 30-ые внутренний конфликт между страстью и разумом давно был за спиной. В 30-ые тема поэтической любви или секса была предана забвению. Письменные свидетельства доказывают, что вырывать из сердца мужей или жен действительно удавалось (и гендер здесь не играет никакой определяющей роли). Партия призывала использовать брачный союз для наблюдения: нужно расспрашивать, вникать и, если нужно, доносить. Настоящий коммунист хотел доказать, что он ставит партию выше супружества. Даже сам концепт влюбленности и любви был иным от настоящего. Влюблялись не во внешность, а в великие дела и заслуги перед партией.

В источниках можно увидеть женщин, для которых их идентичность члена товарищества коммунистов, гораздо важнее, чем статус жены. К примеру, одна из женщин, написавшая донос из-за оппозиционных взглядах мужа, называла в нем его исключительно "товарищ [фамилия]". Как жена и коммунистка она должна была ‘раскусить’ своего мужа и поставить ему диагноз. Юлия Пятницкая, чей муж Осип Пятницкий был арестован в 1937 году не могла позволить себе сомневаться в решении партии, даже несмотря на то, что прожила с мужем целых 17 лет.

Как известно, советская власть использовала науку для осуществления социальных преобразований. Страна действительно менялась, но с точки зрения Игала Халфина, партия оставалась тождественна сама себе. Она не была обществом, у нее не было истории, следовательно развиваться ей было некуда. И, будучи людьми, живущими в завтрашнем дне, коммунисты уже являлись сознательными гражданами. С внешней и внутренней точки зрения оценка их действий была не научной, а моралистской. Коммунист, который не отрекся от отца или коммунистка, не выдавшая мужа-оппозиционера, были не отсталыми, а злыми.

Согласно школе советской субъективности, ошибка исследователей обычно заключается в их проецировании либеральной концепции субъективности на людей, живущих в принципиально другой среде и в другом времени. Чтобы по-настоящему понять советских граждан нужно не исключать их Я из его дискурсивной реальности. Действительно, коммунистическую семью возможно рассматривать как любую другую. Так, Слезкин считает ее вневременным феноменом, не зависящим от идеологии или политики (этот подход не лишен продуктивности). Но, одновременно, он делает такие характерные черты коммунистической семьи, как, например, доносительство, непонятными, если не монструозными. Поэтому если мы откажемся от проецирования наших нормализующих понятий на другую эпоху, то сможем наделить институт коммунистической семьи его собственным смыслом. Согласно Халфину, внутрисемейные доносы были не чем-то предопределённым традицией, интуицией или интересом, они были поведением сознательных людей, воплощением их свободы. В лучшие моменты их мотивировал не страх, а чувство долга.