«В профессии переводчика мне больше всего нравится непредсказуемость»: Ярослав Мар о музыке, магистратуре и лингвистике
Магистрант программы «Прикладная лингвистика: обучение иностранному языку и перевод в цифровой среде» Ярослав Мар рассказывает об учёбе, работе переводчика и исследовательских интересах. О создании собственного языка в раннем детстве, переводческих проектах и о том, как музыка привела к лингвистике, — читайте в материале.
— Расскажите о вашем бакалаврском образовании. Какой университет вы оканчивали и что изучали?
Я окончил специальную музыкальную школу им. Гнесиных и Московский государственный институт музыки им. Шнитке по классу скрипки. Как ни странно, именно через музыку я пришёл к лингвистике — моя дипломная работа была посвящена творчеству малоизвестного мексиканского композитора колониальной эпохи, и в процессе её подготовки я перевёл ряд архивных документов. В 2021 году в издательстве «Флинта» под моим авторством вышла монография «Музыка Латинской Америки и её роль в процессе колонизации», презентация которой прошла в Институте Сервантеса в Москве и в Библиотеке иностранной литературы им. Рудомино. Монография «выросла» из моей дипломной работы. После окончания вуза я продолжил изучать тему колонизации Америки, и теперь могу с уверенностью сказать, что именно музыка заложила основу для создания единого культурного пространства от Кастилии до Патагонии. Само существование классической музыки, написанной коренными жителями Мексики или Перу, может удивить русскоязычного читателя. Вместе с тем, среди работ индейских композиторов есть произведения, не уступающие лучшим образцам европейского барокко. Мне довелось поработать в различных светских и церковных архивах Испании, где я нашёл интересные документы для исследования и для перевода. Сейчас я продолжаю их изучать, и через некоторое время надеюсь написать статью и выступить с докладом.
— Что вы порекомендуете тем, кто хотел бы глубже погрузиться в тему ваших исследований?
Тем, кто интересуется историей колонизации Америки, я рекомендую монографии Андрея Кофмана — «Под покровительством Сантьяго», «Рыцари Нового Света» и другие. Андрей Кофман был одним из крупнейших российских латиноамериканистов и немало сделал для развенчания так называемой «чёрной легенды» — однобокого взгляда на колониальную историю, согласно которому испанцы были лишь алчными и жестокими захватчиками. Хотя жестокость конкистадоров и в самом деле имела место, видеть в конкисте лишь это, как отметил Андрей Фёдорович, — «то же самое, что судить о столице по трущобам на окраинах». К сожалению, он скоропостижно скончался в прошлом году, но оставил фундаментальные труды о Латинской Америке на русском языке. Отмечу также труд Виталия Доценко «История музыки Латинской Америки XVI–XX веков». Скромно упомяну и свою монографию.
— Как сформировался ваш интерес к прикладной лингвистике? Что или кто повлияли на него?
Я всегда интересовался лингвистической литературой и читал книги современных исследователей. На меня повлияло знакомство с выдающимися современными лингвистами, в первую очередь с Анной Андреевной Зализняк. Также сильное впечатление на меня произвели лекции академика Андрея Анатольевича Зализняка. Но мой интерес к лингвистике появился прежде всего благодаря моей маме, Ольге Юрьевне Мар, — испанисту, преподавателю и доценту кафедры романо-германской филологии ПСТГУ. Она обучила меня испанскому раньше, чем я выучил русский. С английским и французским я тоже познакомился в раннем детстве, и мне читали книги на иностранных языках до того, как я научился читать самостоятельно. Потом появились итальянский, португальский, иврит и другие языки. Первые переводы с испанского и английского я выполнил в 10 лет — это были три детские книжки. Примерно тогда же я попытался создать искусственный язык романской группы, написал грамматику и даже попытался составить словарь и некоторые тексты, но этот проект остался незавершенным. Конечно, в то время я еще не знал, что такое прикладная лингвистика.
— Почему вы решили поступать в магистратуру и выбрали программу «Прикладная лингвистика: обучение иностранному языку и перевод в цифровой среде»?
К магистратуре я шёл достаточно долго, после нескольких лет работы переводчиком этот выбор стал вполне естественным. Я не проживаю в Санкт-Петербурге, и ещё в доковидные времена начал работать удалённо, поэтому формат онлайн-учёбы для меня оптимален. Программу «Прикладная лингвистика: обучение иностранному языку и перевод в цифровой среде» я выбрал, потому что доверяю Вышке и мне важно, что наша магистратура фокусируется на цифровых технологиях перевода — именно они позволяют современному специалисту быть конкурентоспособным.
— Как проходил для вас процесс поступления и что бы вы рекомендовали будущим абитуриентам программы?
Процесс поступления был для меня максимально комфортным, в первую очередь потому, что проходил онлайн. Учитывая мой довольно необычный для лингвиста бэкграунд, самым трудным, как ни странно, было уложиться в рекомендуемые 300 слов мотивационного письма.
Тем, кто только планирует поступать на программу, я советую собрать хорошее портфолио и объяснить самим себе, почему вы хотите поступать именно сюда. Для меня ответ на этот вопрос был очевиден, поскольку я уже давно работаю с языками. Многие начинают работать в сфере лингвистики, ещё обучаясь в бакалавриате, и могут собрать хорошее портфолио уже к выпуску. Но в моём случае мне кажется плюсом, что я пошёл в магистратуру после нескольких лет работы в индустрии.
— Как прошли для вас первые месяцы учёбы?
За первые месяцы учёбы на лекциях и семинарах мне пришлось разбираться в самых разных лингвистических теориях и читать авторов, имена которых я только слышал в детстве, так как вырос в филологической семье. Для меня было много интересного материала; легче всего на данный момент даётся компьютерная лингвистика, поскольку я изучал Python. Больше всего времени занимает чтение литературы, но я справляюсь, потому что интерес к изучаемым предметам — это самая главная мотивация.
— Где вы работаете сейчас?
Параллельно с учёбой я работаю в израильской туристической компании: отвечаю за общение с американскими и латиноамериканскими клиентами, разработку туров, письменный перевод промо-материалов, а также устный перевод с испанского и португальского на английский и иврит. Сейчас израильский туризм на паузе, поэтому я в основном занимаюсь фриланс-проектами — переводом и локализацией, а также преподаю испанский язык в онлайн-школе. Мои первые детские переводческие опыты были связаны с художественными текстами. Сейчас, как и большинство специалистов, я в основном занимаюсь юридическим и техническим переводом, но надеюсь вернуться к литературе. Есть несколько книг, которые я хотел бы перевести.
В профессии мне больше всего нравится непредсказуемость: сегодня ты переводишь сайт службы доставки цветов в Дубае, завтра отчет об успеваемости ученика аргентинской школы, а послезавтра — компьютерную игру. Материалы могут быть самыми разными, и даже сухой юридический документ порой описывает забавную ситуацию. Такие проекты позволяют знакомиться с разными вариантами одного и того же языка. Например, испанская нотариальная доверенность совсем не похожа на панамскую, а та, в свою очередь, заметно отличается от аргентинской. Как-то мне поручили перевести на английский статьи и интервью для крупного научно-популярного сайта, среди них были материалы на самые разные темы: от геологии и медицины до ракетостроения и истории Ближнего Востока. О многих фактах и научных достижениях я узнал именно благодаря этому проекту. Конечно, приятно и чувствовать свою сопричастность к чему-то большему, например, когда твой перевод публикуется на сайте компании с миллионной аудиторией, или переведённое тобой шоу завоевывает сердца зрителей.
— Как вы оцениваете перспективы и возможности для переводчика в современном мире?
Некоторые считают, что машина никогда не заменит человека; другие уверяют, что профессия переводчика скоро исчезнет. Правы отчасти и те и другие. Точно не исчезнет нотариальный или судебный перевод; присяжным переводчикам тоже нечего бояться. Иными словами, во всех случаях, когда специалист несёт юридическую ответственность за точность перевода, обойтись без человека нельзя. В некоторых ситуациях использование интернета невозможно из-за технических или юридических ограничений, это тоже требует присутствия живого переводчика. Требования обработки персональных данных и конфиденциальности также не всегда позволяют использовать облачные сервисы. К тому же не стоит недооценивать психологическую роль переводчика как посредника. Например, во время деловых переговоров нередки случаи, когда собеседники, прекрасно владеющие языками друг друга, предпочитают общаться через переводчика. Связано это с тем, что даже пауза в 10–20 секунд, за которые переводчик повторяет фразу на другом языке, может помочь собраться с мыслями и найти нужный ответ. Есть и технические ограничения: на сегодняшний день не существует технологии, позволяющей безошибочно и без участия человека распознавать и переводить отсканированный текст. Наконец, качество машинного перевода отличается в зависимости от языковой пары: перевод с испанского на английский с помощью ChatGPT близок к идеальному; перевод в обратную сторону несколько хуже. Работа с русским языком требует серьезного постредактирования, а о более редких языках нечего и говорить.
Наряду с этим, не буду отрицать очевидное: машина уже заменяет человека, притом весьма успешно. Проект, о котором я говорил ранее, — перевод научно-популярных статей и интервью — вряд ли мог бы появиться сегодня: современные большие языковые модели (LLM) переводят такие тексты за пару минут и делают это лучше человека. Уже сейчас исчезает рынок дубляжа — такие сервисы как HeyGen позволяют переводить звуковую дорожку с сохранением голоса оригинала, аналогичная функция недавно была внедрена и на YouTube. Художественный перевод, как минимум, на английский язык, тоже вполне успешно выполняется ИИ. Следует также учитывать, что сейчас мы наблюдаем лишь первые шаги этих технологий — первые LLM появились менее десяти лет назад, ChatGPT еще нет и трёх лет. Если вопрос о замене человека машиной встаёт уже сейчас, можно лишь догадываться, что будет через пять, десять или пятнадцать лет. Лично мне очевидно, что конкурентоспособный переводчик сегодня должен быть универсальным специалистом — уметь не только переводить, но и анализировать данные, программировать, продюсировать, быть в курсе новинок в области ИИ. Одним из моих клиентов была финтех-компания, которой требовался мониторинг СМИ и соцсетей на английском и испанском языках, ежечасный алертинг и подготовка отчетов с указанием тональности, охвата, вовлечённости и иных метрик. Это пример того, что люди в нашей профессии не обязательно занимаются исключительно переводом.
Нам довелось стать свидетелями технологической революции — появления искусственного интеллекта. По своей значимости создание ИИ и LLM я могу сравнить с изобретением колеса. Нет сомнений, что шесть тысяч лет назад это событие вызвало недовольство носильщиков, которым оно сулило потерю работы. Но носильщики стали возчиками, а затем — шофёрами. Может быть, в недалёком будущем переводчикам тоже предстоит стать кем-то ещё. Будет необычно, но, уверен, интересно.