Поклонник Канта и поэт: образ Владимира Ленского, романтизм и дуэль с Онегиным
Судьба Ленского соотносится с ролью романтизма в жизни Пушкина: герой умирает именно тогда, когда автор разочаровывается в идеалах этого направления и переходит к реалистическому мировоззрению. Смерть Владимира, таким образом, является литературным эквивалентом изменений, произошедших с автором «Евгения Онегина». Образ Ленского важен также по причине того, что в дружбе с ним раскрывается та сторона души Евгения, которую он привык прятать и подавлять в высшем обществе.
Хоть романтизма тут нимало не вижу я, да что нам в том
Со школьных времён мы знаем, что Ленский – это герой-романтик, причём один из самых известных в русской литературе: с его популярностью могли бы сравниться только Чацкий и Мцыри, но они не были поэтами, поэтому до уровня Ленского им далеко. Кажется, будто этот персонаж – русская квинтэссенция романтизма, и мы охотно в это верим по ходу чтения: Ленский молод, наивен, чист душою, полон высоких порывов и всюду странствует со своей лирой, обнаруживая поэзию даже в самых прозаических вещах. К тому же он получил образование не где-нибудь, а в Германии, на родине романтизма.
Ленский даже умирает по законам этого направления: внезапно, самоотверженно, из-за любимой женщины и верности своим принципам, не прожив даже четверти века и в обязательном порядке оставив предсмертные записки. Всё это указывает читателю на то, что Ленский – романтический герой, и по задумке Пушкина это действительно так. И всё же стоит разобрать его образ по конкретным “критериям” романтизма, чтобы увидеть скрытую пародийность этого персонажа.
Противопоставление реального мира идеальному
В рамках романтизма на авансцену выводится герой, – как правило, юноша – которому чужда действительность. Он не может найти себе места в жизни, поскольку идеальный мир, куда он стремится, существует только в его мечтах. У Ленского ни той, ни другой проблемы нет: его вполне устраивает сельская глушь, он пишет стихи и созерцает красоту природы, а Ольга отвечает взаимностью на его чувства. У Ленского есть всё, о чём он мог бы мечтать.
Стремление к свободе и ощущение одиночества в обществе
Романтический герой чувствует духовное единство с природой и стремится к ней, потому что только так он может обрести свободу, ведь общество людей для него невыносимо. Ленский же проводит вечера у Лариных и не ощущает себя чужаком даже на шумных именинах Татьяны, куда съехалось всё село. Природу он любит, но не как единственного друга, а как «почему бы её не любить?»
Бунтарская личность
Герой-романтик «просит бури, как будто в бурях есть покой». А Ленский, за исключением дуэли с Онегиным, живёт мирно, его единственное приключение – съездить на учебу в Геттинген, из которого он всё равно возвращается в деревенскую глушь.
Мы не будем пренебрегать пылким и благородным сердцем Ленского, его детской наивностью, открытостью всему прекрасному и возвышенному, юношеским очарованием и местами проявляющейся склонностью к страданиям – подобные черты действительно позволяют отнести его к категории героев-романтиков. И всё же важно понимать, что Ленский – совсем не образец такого персонажа, скорее даже пародия на него.
Сам Пушкин относится к своему герою по-доброму снисходительно, местами с некоторой насмешкой, поэтому всерьёз воспринимать характеристику и поступки Ленского нельзя. При всей своей образованности и вере в высокие идеалы он всего лишь «милый невежда», ведущий обычную, праздную жизнь. Об этом очень дипломатично выразился литературный критик Писарев:
В чём заключались геттингенские свойства его души и в чём проявлялось его уважение к Канту, – это остаётся для нас вечной тайной. О его вольнолюбивых мечтах мы также ровно ничего не узнаем, потому что во время своих свиданий с Онегиным геттингенская душа только и делает, что тянет шампанское да врёт эротические глупости. [4]
На ироничность образа Ленского указывает и тот факт, что его избранницей становится не чуткая и умная Татьяна, а легкомысленная Ольга – «существо простое, непосредственное, которое никогда ни о чём не рассуждало, ни о чём не спрашивало, которому все было ясно и понятно по привычке». [2]
Ещё один миф, который важно развеять, касается творчества Ленского: это романтический герой, но не романтический поэт. Пушкин напрямую говорит об этом в тексте романа:
Так он писал темно и вяло,
Что романтизмом мы зовём,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я. Да что нам в том…
Вероятно, Пушкин возлагал на эти строки очень большие надежды. Тем не менее, в массовой культуре за Владимиром Ленским успешно закрепилось звание главного поэта-романтика среди персонажей русской литературы. Правда, это явление можно легко объяснить. Как известно, первое впечатление – самое запоминающееся, а Ленский появляется на страницах «Евгения Онегина» под очень обманчивые слова:
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привёз учёности плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри чёрные до плеч.
В этом описании Ленский, несомненно, предстаёт героем-романтиком. Героем. Но нам ведь ничего не известно о нём как о поэте: его стихи просто существуют. Из первой статьи мы помним, что Пушкин любил играть с воображением читателя, и эту игру он пронес сквозь все главы «Евгения Онегина», каждый раз выбирая новую жертву, чтобы читатель не заскучал. Во второй главе выбор пал на Ленского: будучи романтическим персонажем, он пишет совсем не романтические стихи.
Французская элегия
В 1923 году литературовед Степан Савченко выпускает статью под названием «Элегия Ленского и французская элегия» [5], в которой детально разбирает стихи поэта и по ходу анализа доказывает, что литературным прототипом стихотворений героя является та самая французская элегия.
Этот стиль древнее собственно романтического стиля <…> так писали французские поэты-элегики конца XVIII – начала XIX в., поэты, которых никоим образом к романтикам причислить нельзя. [5]
Как литературный жанр французская элегия восходит к античной элегии Тибулла, Проперция и Овидия. Ее задачи, согласно Буало, – «скорбеть над гробом и воспевать радости и печали влюбленных». Расцвет французской элегии приходится на середину XVIII века, когда свои стихотворения начинает публиковать Эварист Парни. Её задача по-прежнему заключается в воспевании любви и скорби, при этом до революции процветает элегия любовная, а после – жалостная, которая и нашла отражение в поэзии Ленского в виде «неопределённой меланхолии».
Эту меланхолию как пафос литературного произведения позже переняли ключевые романтики, в числе которых были Гёте и Шиллер, и всё же мотив неопределенной тоски не является исконно романтическим, так как он появляется намного раньше и унаследован от французских элегиков.
Однако перманентная тоска – не единственный повод причислить Ленского к французским элегическим поэтам: в их стихах чрезвычайно распространены мотивы разочарования в жизни и предчувствия скорой смерти. Они выражены в переживаниях юного поэта, который также:
– бродит в роще при свете луны;
– скорбит о закате счастливых дней своей весны;
– думает о близкой смерти;
– «меланхолически бряцает» на лире, выражая скорбь и разочарование в жизни;
– гадает, придут ли к урне с его прахом друзья, в особенности «она»;
– иногда зовёт друзей похоронить его и посещать его гроб (в таком случае описывается его одинокая, унылая могила);
Теперь посмотрим на Ленского. Он тоже «с лирой странствовал на свете», тоже «пел разлуку и печаль, и нечто, и туманну даль», а также «поблёклый жизни цвет без малого в осьмнадцать лет» – половину черт увядающего юноши Пушкин вводит сразу, в описании вернувшегося из Германии Ленского.
Остальные черты раскрываются, когда Пушкин показывает читателю предсмертные записки героя. Они начинаются с оплакивания безвозвратно ушедшей молодости (напомним, что Ленскому 18 лет):
Куда, куда вы укатились,
Весны моей златые дни?..
Следом перед поэтом отворяются двери гроба:
А я, быть может, я гробницы
Сойду в таинственную сень…
Наконец, смиренно принимается грядущее забвение и выражается надежда на появление возлюбленной:
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты…
Единственное, чего мы не видим в предсмертных стихах Ленского, – описание своей будущей могилы: поэт не успевает закончить элегию и засыпает. Однако здесь на помощь приходит Пушкин; после сцены с дуэлью он пишет такие строки:
Но ныне... памятник унылый
Забыт. К нему привычный след
Заглох. Венка на ветви нет;
Один, под ним, седой и хилой,
Пастух по-прежнему поёт
И обувь бедную плетёт…
Сходство с французскими элегическими пейзажами наблюдается и здесь. По мнению литературоведа Незеленова, Пушкин заимствует изображение одинокой «урны» у Мильвуа: тот написал три версии на тему забытой могилы, одна из которых, переведенная К.Н. Батюшковым, очень схожа с описанием могилы Ленского:
Лишь пастырь, в тихий час денницы,
Как в поле стадо выгонял,
Унылой песнью возмущал
Молчанье мёртвое гробницы…
И правда, судьба одинокой «урны» Ленского аналогична: его могила располагается в глуши, а единственным её гостем оказывается блуждающий неподалеку пастырь, что говорит о полном забвении поэта другими людьми.
Мы не можем однозначно утверждать, что описание гробницы Ленского взято Пушкиным у Мильвуа, поскольку оно отвечает обычным традициям элегического стиля (сельская глушь, забвение, время от времени появляющийся пастырь). Но если это правда, то Пушкин таким образом в очередной раз по-доброму подшучивает над Ленским, заимствуя образ его могилы именно у этого француза: «Millevoye ни то, ни сё, но хорош только в мелочах элегических» [5].
Дружба с Онегиным
Онегин и Ленский традиционно рассматриваются как антитеза друг другу. Они как «волна и камень», «стихи и проза», «лёд и пламень» – Пушкин мог бы развить это противопоставление на конкретных примерах из жизни героев, но вместо этого он пишет: «Не столь различны меж собой». Если с антитезами всё понятно, то что подразумевается под «не столь различны»?
Среди пушкинистов достаточно популярной является теория о том, что Ленский – это прошлое Онегина, хотя в тексте не очень много информации для обоснования такой идеи. Из характеристики Евгения мы знаем, что Пушкину нравилась его «мечтам невольная преданность», также автор чувствовал сходство с героем в том, что «в сердцах обоих жар угас». Получается, что некогда Онегин тоже был восторженным идеалистом с пылким сердцем, как теперь его новый сосед Владимир. Поэтому они духовно притягиваются друг к другу, несмотря на внешнее различие.
Объяснить слова «не столь различны меж собой» можно, правда, и без превращения Онегина в Ленского – просто речь идет не о характерах, а о потребностях. Если мы разберём следующие несколько строк, то поймем, что именно потребность в общении стала причиной взаимной симпатии Ленского и Онегина.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
Ключевые слова (настолько ключевые, что Пушкин в тексте выделяет их курсивом) – «от делать нечего»: и Евгений, и Владимир страдали от скуки в сельской глуши и пытались хоть чем-то себя занять, поэтому «лёд и пламень» оказались «не столь различны меж собой», несмотря на наглядную разность характеров.
Онегину эта недоучившаяся пифия, разумеется, очень понравилась по той простой причине, что Онегину прежде всего было необходимо <…> дать какую-нибудь работу или глазам, или ушам. А так как Ленский болтал восторженно и неудержимо, то, стало быть, участь онегинских ушей была вполне обеспечена. [4]
Нам очень повезло с литературным даром Писарева, которому принадлежит приведенная цитата и который в силу довольно ощутимой личной неприязни к Ленскому настолько досконально критикует общение двух героев, что практически переворачивает с ног на голову традиционное представление об их беседах. И хотя сначала совсем не хочется соглашаться с доводами Писарева, осознание его правоты под конец все-таки приходит.
По сюжету романа Онегин и Ленский всё свободное время ведут философские беседы:
Меж ими всё рождало споры
И к размышлению влекло:
Племён минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду,
Все подвергалось их суду.
Интересно, что ни одной такой беседы Пушкин не представляет читателю, несмотря на то, что в этих беседах намного полнее «могли бы обнаружиться и особенности геттингенской души, и охлаждённости онегинского ума» [4]. Писарев рассматривает это как повод усомниться в содержательности на первый взгляд очень серьезных споров Онегина и Ленского: были ли это вообще споры? Ведь Пушкин, желая показать доброту онегинского сердца, практически «уничтожает возможность серьезных споров, влекущих к размышлению» [4]:
Онегину всё было ново;
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству –
И без меня пора придёт;
Пускай покамест он живёт
Да верит мира совершенству…
Получается, что чуткий и сдержанный Онегин большую часть времени просто молчит, чтобы не разрушить иллюзии Ленского, потому что герои с очень большой вероятностью имеют противоположные точки зрения на темы, которые занимают их умы.
Возьмём, например, «племён минувших договоры», то есть исторические события: здесь, по мнению Писарева, без охладительных слов было бы не обойтись, потому что Ленский, согласно своей натуре, строил бы «красивые и трогательные теодицеи», а Онегин разрушал бы их реальными аргументами. «Плоды наук» – здесь мнения должны расходиться ещё сильнее, потому что наука – высшая степень рационального, то есть того, что чуждо Ленскому и близко Онегину. «Добро и зло» – на этом этапе спора герои уже смело могли бы вызывать друг друга на дуэль.
Со всеми остальными темами ситуация похожая: Пушкин предлагает Евгению и Владимиру спорить о таких вещах, на счёт которых они просто не могут иметь одинакового мнения. Получается, что один всегда что-то утверждает, а другой отрицает, но возможно ли это, если Онегин постоянно старается сдержать «охладительное слово» (то есть своё настоящее мнение)?
При этой политике совершенно невозможны серьёзные разговоры о предметах, вызывающих на размышление. И так как Пушкин нам действительно не сообщает ни одного подобного разговора, то мы имеем полное право утверждать, что Онегин и Ленский были совершенно не способны к серьёзным рассуждениям. [4]
Мы могли бы упрекнуть Писарева в излишней придирчивости и напомнить, что литературный сюжет не терпит сослагательного наклонения, а наши аргументы – всего лишь предположения. Однако сложно оспорить тот факт, что герои в силу «взаимной разноты» в большинстве случаев будут иметь разное мнение на тот или иной счёт, что рано или поздно приведёт их к разногласиям.
Дуэль
Онегин и Ленский становятся врагами по той же причине, по которой стали друзьями – «от делать нечего». Критик Писарев высказался очень ёмко и на этот счёт:
Читатель решительно не знает, кому отдать пальму первенства по части тупоумия – Онегину или Ленскому. Единственное возможное объяснение этого нелепейшего случая состоит в том, что оба они, Ленский и Онегин, совершенно ошалели от безделья и от мертвящей скуки. [4]
Действительно, если проанализировать всё произошедшее на именинах Татьяны, мы увидим, что повод для дуэли практически притянут Ленским за уши. Как всё было: на праздник съехалось очень много гостей, в то время как Ленский обещал Онегину, что они проведут вечер в узком семейном кругу Лариных. Это вывело Евгения из себя, и он решил в отместку Владимиру пригласить Ольгу на котильон. Соответственно, когда Ленский предложил своей невесте танец, она отказалась по той простой причине, что уже пообещала котильон Онегину.
Растерянный Ленский наблюдает за их танцем и видит, как Онегин жмёт Ольге руку и шепчет «пошлый мадригал». Это обескураживает молодого поэта, он в отчаянии покидает праздник и по дороге домой решает вызвать Онегина на дуэль.
Но прежде, чем осуждать Евгения за непристойное на первый взгляд поведение, важно учесть нормы и традиции дворянского общества XIX века: женщины могли танцевать не только с мужьями или женихами, но и с другими кавалерами, и это никоим образом не было предательством или дурным тоном. Разговоры и комплименты во время танцев были традицией, намного страннее было бы видеть Онегина с Ольгой, танцующих молча. Наконец, рукопожатия были если не актом приветствия, то элементом танца. Получается, что все поступки Онегина никак не нарушают нормы приличия.
Важно ещё понимать, что читателю известно намного больше, нежели Ленскому: Пушкин сообщает нам про «пошлый мадригал» (причём пошлый здесь – «обыкновенный, ничем не примечательный, заурядный» [3]) и крепкое рукопожатие, после которого у Ольги появляется румянец, поэтому мы знаем, что Онегин не просто танцевал с невестой друга, но и тешил таким образом своё самолюбие. Но сам Ленский просто не мог этого видеть: мадригал Евгений говорил шепотом, поэтому в шумной гостиной услышать его было невозможно. Румянец на лице Ольги появился бы и без мадригалов Онегина, потому что во время энергичного котильона к лицу приливает кровь.
Что касается рукопожатия, то это, наверно, единственное, что Ленский мог заметить – и этого хватило ему для того, чтобы вызвать на дуэль друга и усомниться в верности девушки, в которую он влюблен с детства и с которой у него свадьба через неделю.
Мы могли бы понять мотивы Ленского, который «верил в мира совершенство», если бы не его разговор с Онегиным в третьей главе. Возвращаясь от Лариных, Евгений открыто называет невесту Владимира глупой:
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне…
Такое высказывание является чуть ли не прямым оскорблением чести Ольги и довольно веским поводом для дуэли. Но что делает Ленский? Всего лишь прекращает разговор и замолкает, хотя на самом деле должен отстоять честь любимой женщины. Зато когда Онегин несколько минут танцует с Ольгой, у Ленского рушится весь мир:
Не в силах Ленский снесть удара…
Получается, что по-настоящему обидные вещи задевают его намного меньше, чем поступки, сделанные в шутку. По причине такого не поддающегося логике поведения мы не можем воспринимать обиду Ленского всерьёз: не исключено, что «геттингенская душа» в тот вечер перебрала с алкоголем или брусничной водой, что негативно повлияло на её дальнейшую судьбу.
Соответственно, мы видим, что на именинах Татьяны не происходит почти ничего криминального, вопреки традиционной трактовке происходящих там событий. Поэтому искать причину дуэли стоит не только в недальновидности Онегина, но и в напускной впечатлительности Ленского.
Сама дуэль обыгрывается Пушкиным очень интересно. Намёк на то, что она однажды произойдет, содержится в тех же словах, что и рассказ о начале дружбы героев:
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лёд и пламень…
Пушкин пишет «они сошлись» – а где обычно сходились люди в 19 веке? На дуэли. Судьба дружбы Ленского и Онегина с самого начала была предрешена и, более того, известна. Но если внимательно изучить события, происходящие перед самым поединком, мы поймем, что он никак не должен был состояться из-за серьёзных нарушений дуэльного кодекса:
– Онегин опаздывает на дуэль более чем на час;
– в качестве секунданта Онегин выбирает лакея, который не является благородным человеком, следовательно, не может принимать участие в поединке;
– Зарецкий должен был предложить противникам примириться, но он этого не делает;
– секунданты перед дуэлью не встречаются и не проговаривают правила [6].
Самым странным в сложившейся ситуации является тот факт, что Зарецкий, «в дуэлях классик и педант», игнорирует все нарушения кодекса, хотя мог отменить дуэль уже на этапе опоздания Онегина:
И человека растянуть
Он позволял не как-нибудь,
Но в строгих правилах искусства.
Пушкин даёт своим героям все шансы для того, чтобы предотвратить кровопролитие, но в итоге всё равно убивает Ленского. Почему? Значит, смерть поэта была неизбежна. Рассуждая о том, какая судьба ждала Владимира в случае, если бы он не погиб, Пушкин сначала предрекает герою великое будущее поэта, лира которого «гремучий, непрерывный звон в веках поднять могла». Однако допускается и совсем иной расклад событий, согласно которому Владимир превратился бы в обычного семьянина и «в деревне счастлив и рогат, носил бы стёганый халат»:
А может быть и то: поэта
Обыкновенный ждал удел.
Прошли бы юношества лета,
В нём пыл души бы охладел…
По мнению Белинского, с Ленским бы непременно случилось последнее:
В нём было много хорошего, но лучше всего то, что он был молод и вовремя для своей репутации умер. Это – повторяем – был романтик, и больше ничего. Останься он жив, Пушкину нечего было бы с ним делать, кроме как распространить на целую главу то, что он так полно высказал в одной строфе. [2]
Смерть Ленского, таким образом, – это смерть романтизма, который разбивается вдребезги при столкновении с прозой жизни – Онегиным. Этим сюжетным поворотом, как и всем образом Ленского, Пушкин иллюстрирует неприменимость философии романтизма к реальности.
Виктория Бурлакова
Источники
1. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937–1949.
Научная литература
2. Белинский В. Г. Собрание сочинений: в 3 т. Т 3: Статьи и рецензии 1843-1848 // Под ред. Ф. М. Головенченко. М., 1948.
3. Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960–1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995.
4. Писарев Д. И. Пушкин и Белинский // Сборник ст. / Сост., вступ. ст. и примеч. А. М. Гордина. — М.: Гослитиздат, 1958. С — 387.
5. Савченко С. В. Элегия Ленского и французская элегия // Пушкин в мировой литературе. СПб.: Гос. изд-во, 1926. С. 64—98.
Электронные ресурсы
Другие темы курса