• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Евгений Онегин» как феномен русской литературы XIX века

Оригинальная композиция, долгая история создания, идейно-тематическое многообразие, синтез литературных стилей и направлений и, самое главное, вечные русские характеры – эти особенности романа являются ключом к пониманию его особого места в русской литературе и культуре.

«Евгений Онегин» как феномен русской литературы XIX века

Источник: https://calendata.ru/wp-content/uploads/2021/06/21-1536x1005.jpg

Несмотря на феноменальную оригинальность текста, «Евгений Онегин» был принят современниками весьма неоднозначно. Лучшие критики того времени отзывались о романе преимущественно отрицательно: это «блестящая игрушка» без содержания (И. Киреевский) и с «недостатком связи и плана» (Б. Федоров), знаменующая «совершенное падение» пушкинского таланта (Ф. Булгарин) [6]. Тем не менее, зачитывались «Евгением Онегиным» абсолютно все, и причиной тому было в первую очередь новаторство Пушкина, проявившееся на разных уровнях текста.

Вопрос жанра

«Не роман, а роман в стихах – дьявольская разница!» – объяснял Пушкин Петру Вяземскому в письме от 4 ноября 1823 года. На первый взгляд кажется, что поэт имеет в виду только несвойственную роману, эпическому жанру, стихотворную форму. Однако «дьявольская разница» заключается вовсе не в рифмующихся строках и косплее на поэму.

Смешав лирическое и эпическое, Пушкин создал произведение, не похожее ни на один текст, существующий в русской литературе: история про Евгения Онегина буквально соткана из отсылок к отечественным и зарубежным произведениям, образы персонажей сочетают в себе черты сразу нескольких популярных на тот момент архетипов, а многоплановость текста может по содержанию соревноваться со справочными книгами.

Первый русский роман в стихах. Новая модель литературы как лёгкого разговора обо всем. Галерея вечных русских характеров. Революционная для своей эпохи история любви, ставшая архетипом романтических отношений на много поколений вперед. Энциклопедия русской жизни. Наше всё. [6]

Для многих «Евгений Онегин» – это просто зеркальная история о несчастной любви. Но писал ли сам Пушкин это произведение как любовный роман (для удобства будем называть его просто романом)? Вовсе нет. История о любви Евгения и Татьяны нужна Пушкину для раскрытия разнообразных тем, которые поэт как будто невзначай поднимает, повествуя о героях, и которые в реальности намного важнее для него, нежели сам сюжет. Неслучайно В.Г. Белинский назвал роман «энциклопедией русской жизни», а не биографией петербургского повесы. Поэтому чем дольше мы будем всматриваться, тем отчётливее увидим, что «Евгений Онегин» – это вовсе не про несчастную любовь.

Когда «Евгений Онегин» был написан?

Пушкин работал над историей Онегина 10 лет, само произведение писалось 8 лет: с 9 мая 1823 года по 5 октября 1831 года. После завершения Пушкин до 1833 года редактировал отдельные строфы. Сводный текст «Евгения Онегина» был издан в том же году, а со всеми правками и изменениями – только в 1837. Сейчас мы читаем историю Онегина именно в этом издании.

Пушкин начинал Онегина, будучи незрелым юношей, а заканчивал уже взрослым, опытным мужчиной, что объясняет многочисленные изменения, произошедшие с текстом, а также смысловые несостыковки между ранними и поздними главами. История Онегина, таким образом, обретает автобиографический характер, поскольку позволяет проследить изменения, произошедшие с поэтом за время написания.

Как написан «Евгений Онегин»?

Главная особенность формы «Евгения Онегина» – его зеркальная композиция – известна большинству читателей ещё со школы: сначала Татьяна влюбляется в Евгения и отвергается им, потом, наоборот, Евгений признаётся Татьяне в своих чувствах и получает отказ. Не менее известна и «онегинская строфа». В мировой поэзии отсутствуют её прямые аналоги, что позволяет судить об оригинальности изобретенной Пушкиным формулы: «4 croisés, 4 de suite, 1.2.1. et deux».

1-4 строки – перекрестная рифмовка (ABAB)

5-8 строки – смежная рифмовка (ААВВ)

9-12 строки – опоясывающая рифмовка (АВВА)

13-14 строки – заключительное двустишие (АА)

Часто первое четверостишие задает тему строфы, второе её развивает, третье образует тематический поворот, а двустишие даёт чётко сформулированное разрешение темы» [4]. Заключительные двустишия нередко содержат остроты и напоминают тем самым краткие эпиграммы. При этом следить за развитием сюжета можно, читая одни только первые четверостишия [7]⁠.

Во всём романе иными метрическими формами написаны только письма Онегина и Татьяны, а также песня девушек, что позволяет Пушкину выделять эти фрагменты не только содержательно, но и визуально.

Помимо зеркальной композиции и «онегинской строфы» текст Пушкина имеет и другие, менее заметные, но не менее важные структурные элементы.

1. Приём «обгона и отставания»

Этот композиционный трюк применяется на разных уровнях текста. Например, он прослеживается между частями глав. Первая строфа романа начинается так:

Мой дядя самых честных правил…

Это мысли Евгения, который уже едет к дяде в деревню. Вся строфа написана от 1-го лица, так, как если бы рассказчиком был сам Онегин. В следующей строфе происходит смещение планов, про героя говорится уже в 3-ем лице:

Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых…

В этой же строфе Пушкин дает понять, что рассказчиком является он:

С героем моего романа,
Без предисловий, сей же час,
Позвольте познакомить вас…

Далее следует характеристика Евгения: Пушкин рассказывает о детстве юноши, о его воспитании, образовании, принципах, интересах. Переходя от частного к общему (ещё один авторский приём), Пушкин рисует портрет светского общества Петербурга, описывает его нравы, критикует театр и восхищается летающей по сцене Истоминой, вспоминает свои «младые дни», ностальгирует о петербургских балах и одесском море, осуждает фальшь высшего общества, которая надоела как ему, так и Онегину, и таким образом подводит ненавязчивые биографические очерки к истории знакомства с Евгением и моменту отъезда героя. Только после этого, в середине главы, читатель вспоминает, что Евгений куда-то и зачем-то ехал. Экспозиция идёт после завязки, что противоречит классической последовательности элементов фабулы.

Пушкин вводит читателя непосредственно в середину действия, которое получает, однако, продолжение лишь в конце главы [5]

Приём «обгона и отставания», о котором идет речь, прослеживается и на уровне соседних строф. Например, описывая день из жизни Онегина, Пушкин не просто комментирует рутину героя, но и посещает светские мероприятия вместе с ним. Так, он опережает Евгения своим приездом в театр. К моменту, когда прибывает Онегин, поэт уже успевает посмотреть выступление Истоминой:

И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола…

< . . . >

Всё хлопает. Онегин входит…

Зато на бал Евгений отправляется раньше Пушкина:

Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал…

Функция этого приёма в тексте «Евгения Онегина» – смешать литературный вымысел с реальностью. Пушкин не просто описывает досуг своего героя, он сопровождает его, а запоздало рассказывая предысторию, приводит эпизоды из своей биографии и жизни светского общества Петербурга, а также задействует существовавшие в действительности места, таким образом заставляя читателя воспринимать выдуманные события как историческую реальность.

2. Антитрадиция

При изучении романа с точки зрения композиции невольно складывается впечатление, что Пушкин лишь изредка и, как правило, слишком поздно вспоминал о желательном наличии в тексте структуры. Мысль эта является ошибочной, поскольку поэт играл с порядком композиционных элементов осознанно.

Так, в романе отсутствует традиционное начало: как известно, повествование начинается сразу с мыслей едущего в деревню Онегина. Только в конце 7 главы Пушкин иронически отдаёт долг литературным условностям:

Да кстати, здесь о том два слова:
Пою приятеля младого
И множество его причуд…

< . . . >

Довольно. С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь:
Хоть поздно, а вступленье есть…

Конца, впрочем, тоже нет: за открытым финалом следуют отрывки из «Путешествия Онегина», которые возвращают читателя сначала во времена дуэли с Ленским (именно после неё Евгений отправился в странствия), а потом и вовсе к моменту начала работы с текстом:

Итак, я жил тогда в Одессе…

То есть основные правила написания литературного текста Пушкин нарочно и открыто нарушает, доказывая, что их соблюдение не обязательно, и тем самым насмешливо превращая литературные традиции в условности. Причем поэт даже критикует некоторые из них, называя, например, вступление «обузой» – так Пушкин отождествляет классический порядок структурных элементов с рамками, ограничивающими свободу творчества.

Перемешивание композиционных элементов способствует превращению романа в подобие истории, рассказанной во время дружеской беседы со свойственными ей отступлениями, пояснениями, прерываниями, а также искажённым и по ходу дела восстановленным порядком описываемых событий. Отсутствие же развязки символизирует «неисчерпаемость возможностей» и «бесконечную вариативность действительности»: Пушкин специально не сводит историю Онегина к логическому завершению, предоставляя читателю самостоятельно додумать её конец.

3. Метароман

В самом тексте Пушкин не раз рассуждает о принципах его построения, то есть создаёт не просто роман, а роман о том, как пишется роман. Например:

Я думал уж о форме плана
И как героя назову…

< . . . >

Я только в скобках замечаю…

< . . . >

Онегин (вновь займуся им) …

Подобные комментарии процесса написания регулярно встречаются в тексте, создавая наряду с приёмом «обгона и отставания» литературный эквивалент эмоциональных качелей: Пушкин то мчится на бал вслед за Евгением, то рассуждает о выборе имени для этого персонажа, играя на протяжении всего романа с воображением читателя.

4. Продолжение или повторное проигрывание

Перемешав и выкинув из текста большинство композиционных элементов, Пушкин, как ни странно, прибегает к строгому «романтическому» приёму продолжения или повторения определённой темы в главе, следующей за той, в которой эта тема была введена. Например, тема деревни раскрывается в первой и второй главах:

Я был рождён для жизни мирной,
Для деревенской тишины…

< . . . >

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок…

По такому же принципу связаны между собой все остальные главы:

2 и 3 — тема романтической любви

3 и 4 — тема встречи в аллее

4 и 5 — тема зимы

5 и 6 — тема именин

6 и 7 — тема могилы поэта

7, 8 и 1 — тема вихря света (круг замыкается)

Таким образом, Пушкин связывает части романа не только сюжетом, но и цепочкой тем, делая текст многоплановым.

5. Переходы

В тексте Пушкина любые переключения происходят между такими понятиями, как «рассказ», «герой», «пейзаж», «воспоминание», «размышление о личном» и «философское отступление» во всех возможных комбинациях и последовательностях. К примеру, в 3 главе после слов о том, что Татьяна мысленно наделила Онегина чертами героев из любимых романов, идёт воспоминание общего характера о книжных персонажах, за которым следует философское размышление о современной литературе и, наконец, мысли о личной судьбе: 

Всё для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились...

< . . . >

Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец…

< . . . >

А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон…

< . . . >

Быть может, волею небес,
Я перестану быть поэтом…

Все перечисленные нами композиционные приёмы позволяют Пушкину надстраивать над довольно простым сюжетом (сравните с количеством событий в лермонтовском «Герое нашего времени», к примеру) многоуровневое повествование о различных жизненных аспектах и выстраивать особые, во многом даже личные отношения с персонажами (а в некотором роде и с читателем).

Каковы стилистические особенности «Евгения Онегина»?

Радикальное новаторство Пушкина заключается не только в композиции, но и в стиле: поэтический язык, которым написан «Евгений Онегин», состоит из лексики двух заведомо антагонистических направлений русской литературы начала XIX века:

1. Карамзинизм

Нейтральный стиль и разговорная речь интеллигенции, а также европейские заимствования, что объясняет большое количество иноязычных слов в романе. Черты карамзинизма отчётливо прослеживаются в 1 и 8 главах, где местом действия выступает Петербург, а высший свет – декорациями.

2. Архаизм

Соединение лексики высокого и низкого стилей: опирается как на книжно-церковный язык, так и на народную словесность. Таким языком, к примеру, описаны Ларины и их быт, а также деревенские пейзажи во 2 главе или зимние картины в 5 главе.

Если в предшествующих текстах авторами избиралось какое-то одно направление, то Пушкин отказывается от деления всей лексики на «низкую» и «высокую» и использует её в зависимости от предмета повествования. В результате в «Евгении Онегине» происходит синтез языковых стилей, что приводит к созданию нового литературного языка, за который, конечно, многие современники раскритиковали роман.

Особое осуждение со стороны литераторов вызвало обращение Пушкина к «прозе жизни» (примером которой является известное “Зима! Крестьянин, торжествуя…”), так как оно нарушало нормы «поэтичности». Пушкин резко противопоставляет «высокопарным мечтаньям» поэтов «бредни реализма», находя в них «поэзию живой жизни».

Не в том заключено реалистическое новаторство „Евгения Онегина“, что в нём описан быт, неоднократно изображённый до него русскими поэтами, которых мы не захотим и не сможем отнести к реалистам, а в том, что бытовой материал истолкован Пушкиным иначе, чем его предшественниками, по-новому, реалистически, то есть в качестве типического, идейно обосновывающего человека и его судьбу [3].

Есть ли у героев прототипы?

И да, и нет. С одной стороны, если Онегин и остальные персонажи – такая же реальность, как и сам Пушкин, то они не могут быть прямой репрезентацией других исторических лиц. С другой стороны, мы не можем отрицать тот факт, что все герои являются вымыслом, а любой вымысел так или иначе опирается на «реальность впечатления». Поэтому здесь будет уместен другой вопрос: важны ли прототипы? На этот вопрос пушкинисты уже уверенно отвечают «нет».

Всего существует два типа отсылок к реальным лицам: продуманный намёк на конкретного человека, способствующий глубокому раскрытию характера персонажа, и «бессознательный импульс», не адресованный читателю и являющийся проекцией жизненного опыта на художественный образ. Для творчества Пушкина характерен второй тип отсылок. Ведь если Пушкин хочет ввести в повествование реального человека, он так и делает: именно поэтому в театре выступает настоящая балерина Истомина, на светском приеме Онегина ожидает Каверин, а скучающую в высшем свете Татьяну занимает Вяземский.

Соответственно, вымышленных персонажей следует воспринимать в первую очередь как плод творческой фантазии Пушкина.

Конечно, воображение поэта опирается на реальность впечатления. Однако при этом оно лепит новый мир, переплавляя, сдвигая и перекраивая жизненные впечатления, ставя в своём воображении людей в ситуации, в которых реальная жизнь отказала им, и свободно комбинируя черты, разбросанные в действительности по различным, весьма отдалённым порой характерам [3].

Для понимания героев «Евгения Онегина» важно также оценивать их с точки зрения близости к периферии: если образы второстепенных персонажей являются более однородными, то центральные герои романа (Онегин, Татьяна, Ленский) не имеют полноценных аналогов в действительности, так как порой сочетают в себе даже черты лиц противоположных полов. Поэтому чем дальше герой от периферии романа, тем бесполезнее поиски его прототипа.

Виктория Бурлакова

Источники

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937–1949.

Научная литература

2.  Ахматова А. А. Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 185—195.

3.  Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957. С.144—149.

4.  Гаспаров М. Л. Онегинская строфа // Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М.: Фортуна Лимитед, 2001. С. 177–179.

5. Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960–1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995.

6.  Пильщиков И. Евгений Онегин // «Полка»

7. Томашевский Б. В. Десятая глава «Евгения Онегина»: История разгадки // Литературное наследство. М.: Жур.-газ. объединение, 1934. Т. 16/18. С. 379–420.

Дальше

Другие темы курса