Антрополог в поле: взгляд исследователя vs взгляд информанта
«Многое в культуре выражено неявно и не словесно»
(Томас Х. Эриксен «Что такое антропология?»)
Всегда ли поле – это экзотика?
В предыдущем материале курса мы познакомились с разными исследователями-антропологами: кто-то из них работал в экзотических местах вроде Маланезии и Африки, а кто-то – в уютном кабинете. Несмотря на различия в условиях работы, и любители экзотики, и кабинетные учёные берут за основу своих исследований полевые данные, то есть эмпирические данные, собранные в поле. Процесс сбора данных, соответственно, называется полевая работа.
Посмотрев на разные антропологические исследования, о которых мы говорили в материале по истории социальной антропологии, резонно задаться вопросом о том, всегда ли полевые антропологические исследования должны проводиться в какой-нибудь экзотической стране на другом континенте. Нет, отнюдь не всегда.
В «классический» период первой половины XX века социальные и культурные антропологи действительно работали в небольших отдалённых поселениях, руководствуясь принципами Бронислава Малиновского – «поставив палатку посреди деревни». Однако примерно с 1960-х гг. полевые исследования начали проводить и в родных обществах антропологов. Это направление получило название «антропология дома» (англ. «anthropology at home»). Её истоки можно обнаружить в исследованиях социологов Чикагского университета в США в 1920-1950-х гг. Представителей Чикагской школы интересовали модели жизни человека в городе, а подход к проведению исследований был очень близок к антропологической полевой работе [1].
В 1960-е гг. развитие «антропологии дома» было обусловлено, как минимум, тремя факторами. Во-первых, к этому времени стало намного сложнее найти общества, незатронутые процессами модернизации. Во-вторых, исследования экзотических племён вдохновили социальных учёных на использование антропологических методов для исследования собственных обществ. В-третьих, стало труднее найти финансирование для проведения длительных полевых экспедиций [2].
Главный аргумент в пользу «антропологии дома» состоит в том, что фундаментальные вопросы о культурном разнообразии и культурных различиях актуальны для любой точки мира [2]. По мнению Томаса Х. Эриксена сегодня полевая работа антропологов стала даже более сложной чем раньше, так как образ жизни современного человека накладывает ряд ограничений на возможности исследователя:
«Теперь стало скорее правилом, чем исключением, когда антропологи работают в сложных обществах, где поставленные задачи могут требовать полевой работы в городе или в нескольких местах и где не всегда можно поддерживать отношения с информантами долгое время и (или) общаться в течение целого дня. В современном обществе невозможно просто пойти вместе с кем-то на работу, и далеко не каждый охотно пригласит антрополога к себе вечером посмотреть телевизор. <…> Исследователь сталкивается с постоянным риском, что информанты предпочтут пойти домой и побыть в одиночестве, или исчезнут посреди полевого исследования, или не придут на встречу» [3, с. 72-73].
Этнография как методологическая стратегия
Как мы уже знаем, основной инструмент социального антрополога – это включённое наблюдение, которое также может носить имя этнографического наблюдения, или шире – этнографии. В рамках нашего курса очень важно понимать, что этнография – это не просто буквально «народоописание» (дословный перевод с греческого: etnos – «народ» и grapho – «пишу»), а полноценный метод, который используется в разных социальных науках, будь то антропология, социология, психология и др.
«Короче говоря, «этнография» играет сложную и меняющуюся роль в динамичном полотне, которым социальные науки превратились в двадцать первом веке» [1, с. 2].
Исследователи Мартин Хаммерсли и Пол Аткинсон выделяют 5 ключевых особенностей этнографии как метода сбора полевых данных [1]:
Действия и рассказы людей изучаются в повседневном контексте, а не в искусственно созданных исследователем условиях (например, в ситуации эксперимента или беседы в форме анкетного опроса с вариантами ответов).
Данные собираются из различных источников, включая текстовые документы. Как правило, основные методы сбора данных – это включённое наблюдение и относительно неформальные беседы (интервью).
В целом, процесс сбора данных является относительно неструктурированным – в двух смыслах. Во-первых, он не предполагает выполнение фиксированного и детального плана исследования. Во-вторых, для анализа собранных данных не используются заранее сформулированные категории (что обычно бывает при анализе данных, собранных с помощью анкетных опросов).
В фокусе исследования, как правило, находится небольшое количество случаев (кейсов): обычно это одно место или группа людей. Такой подход позволяет получить более глубокие знания – в ущерб масштабу.
Анализ данных представляет собой интерпретацию значений, функций и последствий человеческих действий – в местном и, возможно, более широком контексте (более детально о роли контекста и интерпретации будет рассказано далее). В основном, результаты анализа полевых данных – это текстовые описания, объяснения и теории. Количественная оценка и статистический анализ играют здесь в лучшем случае второстепенную роль.
Стоит также добавить, что в этнографической работе особое внимание уделяется навыкам межличностного общения:
«Этнограф использует свою личность в большей степени, чем любой другой учёный. По этой причине многие выходят с поля в изнеможении, но с материалом необычайного богатства и глубины» [2, с.27]в.
Независимо от того, работает ли антрополог среди жителей островов Новой Гвинеи или исследует образ жизни молодых художников в Нью-Йорке, для получения надежных результатов ему следует придерживаться определённых правил.
Прежде всего, описание, получаемое по результатам полевой работы и анализа собранных данных, должно учитывать всю полноту социального и культурного контекста, то есть условий, в которых проводилось исследование. Такой подход называется холистическим и предполагает, что для объяснения любого отдельно взятого явления, важного для исследования, необходимо понимать, в каких связях оно находится с другими явлениями.
Для социальных антропологов, работающих «дома», достаточно сложно реконструировать контекст лишь с помощью инструментов этнографии, потому что, как мы уже отметили, люди не всегда готовы поговорить с антропологом и уж тем более разрешить ему провести наблюдения, например, на праздновании дня рождения бабушки. В связи с этим, антропологи вынуждены обогащать свой методологический арсенал, прибегая к анализу материалов из СМИ, статистических данных, исторических документов и художественных произведений – словом, к анализу всего того, что позволяет компенсировать отсутствие непрерывного участия в жизни информантов.
Ещё немного истории
На необходимость понимания точки зрения аборигена указывали ещё отцы-основатели. Однако в нашей «краткой истории» не был упомянут очень важный для американской культурной антропологии исследователь – Клиффорд Гирц (1926-2006), благодаря которому в антропологии произошёл интерпретативный поворот. Чтобы понять, что имеется в виду под чудным словом «интерпретация», важно иметь в виду, что для Гирца культура – это «паутина смыслов», которую можно распутывать (то есть анализировать) и интерпретировать (то есть понимать её значения) подобно тексту. Результатом интерпретации является понимание смыслов, составляющих культуру исследуемого общества. Как пишет Гирц:
«Разделяя точку зрения Макса Вебера, согласно которой человек – это животное, опутанное сотканными им самим сетями смыслов, я полагаю, что этими сетями является культура. И анализировать её должна не экспериментальная наука, занятая выявлением законом, а интерпретативная, занятая поисками значений» [4, с. 173].
Идея Гирца состоит в том, что в ходе полевой работы антрополог должен составить как можно более детальное описание наблюдаемой ситуации и её контекста. Создание такого «насыщенного описания» (англ. «thick description») является основой этнографической работы, конечная цель которой – понимание культуры:
«Согласно изложенной в учебниках точке зрения, заниматься этнографией – значит устанавливать контакты, выбирать информантов, записывать (транскрибировать) тексты, выявлять родственные связи, размечать карты, вести дневник и т.д. Но вовсе не это, не приемы и навыки, составляет специфику этой работы. Её специфика состоит в своего рода интеллектуальном усилии, которое необходимо приложить, чтобы создать, говоря словами Гилберта Райла, «насыщенное описание» [4, с. 173-174].
Упоминание философа Гилберта Райла (1900-1976) неслучайно, ведь именно у него Гирц заимствует наглядный пример с морганием, на котором объясняется, как «работает» интерпретация. Представьте себе двух мальчиков, моргающих правым глазом: один из них непроизвольно совершает движение веком, а второй – подает знак своему приятелю. Действия обоих можно описать как простые механические движения веками – моргания. Однако один из мальчиков, который вкладывал в своё действие определённый смысл (подачу сигнала своему другу), совершал не просто моргание, а подмигивание. «Ненасыщенное описание» ограничилось бы фиксацией факта движения веком. В «насыщенном» же должен быть реконструирован контекст ситуации и определены смыслы, которые вкладываются взаимодействующими друг с другом людьми в их действия. То есть этнографическое описание, в итоге, должно быть построено на основе так называемых «эмных» категорий.
Различение «эмных» и «этных» категорий культуры принадлежит лингвисту Кеннету Пайку (1912-2000). По аналогии с фонемикой и фонетикой в лингвистике Пайк предложил выделять в этнографическом описании два уровня:
- Эмический (англ. emic) – уровень, соответствующий взгляду «изнутри» культуры, то есть взгляду информанта/инсайдера.
- Этический (англ. etic) – уровень аналитического описания, соответствующий взгляду «снаружи», то есть видению исследователя/аутсайдера.
Своеобразным тестом на достижение антропологом понимания эмного уровня культуры может служить восприятие местного юмора:
«Гирц однажды написал, что понять другую культуру – это как понять шутку. Если кто-то способен смеяться над шутками туземцев, значит, он усвоил местные представления о правильной и неправильной контекстуалицации. Это свидетельство глубокого понимания чужой культуры» [3, с. 197].
Несмотря на стройность концепции «emic vs. etic», в ситуации перевода эмных категорий на этический уровень антропологи сталкиваются с двумя трудностями:
«С одной стороны, возникает вопрос, насколько сильно исследовательское описание может отличаться от точки зрения информанта, чтобы не стать простой выдумкой, с другой – насколько близким к местным реалиям может быть описание антрополога, чтобы не стать простыми воспроизведением видения мира глазами туземцев, которое ничего не добавит теоретическому осмыслению культуры и общества» [3, с. 84-85].
Когда всё идёт не по плану
Антрополог никогда не может быть уверен в том, что в поле всё будет идти так, как было заранее спланировано. Особенность социальных наук (и антропологии, в частности), состоит в том, что объект их изучения невозможно полностью контролировать, так как жизнь людей в повседневных «естественных» условиях, не похожа на лабораторию. В связи с этим, любой исследователь может столкнуться с ситуацией Найджела Барли – антрополога, известного во многом благодаря своей книге «Наивный антрополог» (оригинальное название «The Innocent anthropologist»), впервые опубликованной в 1983 году.
По мнению петербургского антрополога Ильи Утехина, эта книга является «лучшим ведением в ремесло антрополога» [5]. Барли делится с читателями личным опытом больших и маленьких катастроф, подстерегавших его во время полевой работы среди камерунских довайо.
Что примечательно, после выхода «Наивного антрополога» Барли опубликовал уже более серьёзную монографию – о космологических представлениях у довайо. На этом примере мы наблюдаем, как даже неудачная на первый взгляд полевая работа может быть результативной. В ситуации Барли, когда антрополог не чувствовал достаточного понимания местных правил и норм, умение убедительно сыграть роль недоумевающего чужака оказалось выигрышной стратегией.
«Иными словами, нарушение норм и правил может стать самым коротким путём к их пониманию» [3, с. 79].
На результаты полевой работы антрополога может повлиять не только само поле (в частности, степень открытости изучаемого сообщества, готовность людей разговаривать с антропологом и «впускать» его в свою жизнь и т.д.), но и личность исследователя. Стоит повторить, что стиль общения и умение расположить информанта к общению – важные качества антрополога. Однако существуют три «классические» проблемы, с которыми антропологи рискуют столкнуться в поле [3]:
Этноцентризм
В самых общих чертах этноцентризм представляет собой оценку образа жизни информантов с точки зрения культуры, которую разделяет сам исследователь. Внимательный читатель заметит, что такой образ мысли очень напоминает эволюционистский подход в ранней социальной антропологии. Однако всё обстоит немного проще и корень зла кроется в том, что антропологи – тоже люди:
«Если, к примеру, исследователь едет из эгалитарной Скандинавии в Латинскую Америку, он вскоре обнаружит там неравенство между полами; в Индии он немедленно обнаружит кастовую систему, в Британии заметит укоренившиеся классовые различия, а в США – дефицит личной безопасности и социальных гарантий. Дело не в том, что этноцентризм побуждает исследователя видеть явления, которых на самом деле нет «там»; просто культурный багаж любого человека, и том числе профессионального антрополога, оберегаемый более или менее сознательно, определяет направление его внимания» [3, с. 80].
Homeblindness (слепота к привычному)
Эта проблема актуальна для ситуации «антропологии дома», когда полевое исследование проводится в родном для антрополога социальном и культурном контексте. Слепота к привычному – это склонность антрополога воспринимать знакомые ему явления как само собой разумеющиеся. В самом первом материале курса была приведена цитата Клайда Клакхона – про рыбу и воду. Перифраз именно этой фразы изящно применил для описания проблемы слепоты к привычному Томас Х. Эриксен:
«Рыба вряд ли обнаружит воду, пока в ней плавает. Так что общий совет тем, кто планирует полевую работу в собственном обществе: выпрыгивайте из своего водоема хотя бы посредством чтения. Немецкий антрополог, изучающий категории немецкой культуры, должен быть способен увидеть их со стороны – скажем, с воображаемого пункта наблюдения на Тробрианских островах, – чтобы описать их изнутри». [3, с. 80]
Язык информантов
Незнание языка изучаемого общества может стать препятствием к открытому общению с информантами и, как следствие, к пониманию их мировоззрения. При этом язык можно понимать как в широком смысле (например, если мы говорим о национальном языке – русском, английском, тайском и т.д.), так и в узком (скажем, если антрополог изучает корпоративную культуру крупной строительной компании, он должен понимать «местный» сленг и профессиональную терминологию, которой ежедневно пользуются строители, общаясь между собой).
Полевая «антропология дома»: примеры исследований
Итак, в завершение рассмотрим два кейса, в которых наглядно показано, как и зачем социальные антропологи могут проводить исследования в «своём» обществе. Первый пример – это опыт американского социолога и городского антрополога Судхира Векантеша.
В 1989 году, будучи студентом Чикагского университета, Векантеш принимал участие в исследовании бедности в городах и проводил полевую работу в неблагополучных районах, где сформировались афроамериканские гетто. По результатам своей работы Векантеш опубликовал книгу «Gang Leader for a Day: A Rouge Sociologist Takes to the Streets», которая была переведена на русский язык и опубликована в 2018 году под названием «Главарь банды на день. Изгой-социолог выходит на улицы».
Книга Векантеша представляет собой оформленные в единое повествование полевые заметки, благодаря которым читатель может не только познакомиться с жизнью чикагских гангстеров-наркоторговцев, но и посмотреть вблизи на работу современного этнографа, попавшего в незнакомое и опасное поле.
В истории Векантеша можно увидеть того самого «наивного антрополога», столкнувшегося с трудностями на этапе вхождения в поле. Так, впервые попав в одну из многоэтажек, среди жителей которой планировалось провести социологический опрос, Векантеш был схвачен местной бандой «Чёрные короли», так как юношу приняли за шпиона вражеской мексиканской банды.
Однако благодаря этой ситуации Векантеш встретил человека, который не только помог ему выбраться из неудобной ситуации, но и стал для исследователя гейткипером (от англ. «gatekeeper»), то есть проводником в жизнь местного сообщества. Свою первую встречу с ним Векантеш описал следующим образом:
«Его звали Джей Ти, и, хотя я в то время этого не знал, он скоро станет одним из самых важных людей в моей жизни на долгое время. <…>
Я объяснил проект как мог. Моим руководителем был национальный эксперт по бедности, сказал я, и нашей целью было понять жизнь чёрных молодых людей, чтобы создать более рациональное национальное законодательство. Моя роль, сказал я, очень простая: проводить опросы, чтобы собрать данные для исследования. Когда я закончил, повисла зловещая тишина. Все стояли в ожидании и смотрели на Джей Ти.
Он взял анкету из моих рук, глянул на неё и отдал обратно. Всё, что он делал, каждое движение, было уверенным и решительным.
Я прочитал ему тот же вопрос, что и остальным. Он не засмеялся, но улыбнулся. Каково вам быть чёрным и бедным?
- Я не чёрный, - ответил он, оглядев остальных со знающим видом.
- Ну, тогда каково вам быть афроамериканцем и бедным? – я пытался придать голосу извиняющийся тон, испугавшись, что оскорбил его.
- А я и не афроамериканец. Я ниггер.
<…> Потом он наклонился ко мне и тихо заговорил: «Как тебе дали этим заниматься, если ты даже не знаешь, кто мы, что делаем?» Его тон не был обвинительным, он скорее был разочарован и немного в замешательстве» [6, с. 31-32].
Другой пример «антропологии дома», уже более современный, взят из российского журнала «Фольклор и антропология города». Это статья 2019 года, в которой представлены результаты прикладного исследования «Сообщество любителей крафтового пива» [7]. В ходе полевой работы исследователь-антрополог проводил интервью с барменами – в заведениях, позиционирующих себя как «крафтовые». Также важную часть работы составила серия включенных наблюдений:
«Сложности этого этапа заключались в том, чтобы фиксировать только объективные данные, не допуская экстраполяции (вроде: если в одном баре группа женщин средних лет – это коллеги, то после этого довольно легко начать считать, что все группы женщин средних лет будут коллегами). Этический вопрос о том, употреблять ли исследователю пиво или нет в процессе наблюдения, не поднимался» [7, с. 261].
Результатами исследования стала типология крафтовых баров, а также «профайлы» и ключевые потребности их посетителей.
В первом материале курса мы говорили о том, что социальная антропология сосредоточена на культурных различиях. И казалось бы, проводя исследование тех же потребителей крафтового пива, действительно ли мы фокусируемся на различиях?
В целом, да. Ведь большой город – это пространство культурного разнообразия, где на первый взгляд похожие друг на друга люди могут разделять непохожие ценности, иметь разные привычки, стремиться к достижению противоположных целей и т.д. Всё это обусловлено культурным бэкграундом человека. Так, кому-то может быть близка и понятна «крафтовая культура», а другим – что-то ещё [3].
Полина Ваневская
Список источников
- Hammersley, M. and Atkinson, P. (2007). Ethnography. Principles in Practice (3rd ed.). London, New York: Routledge.
- Eriksen, T.H. (2001). Small Places, Large Issues. An Introduction to Social and Cultural Anthropology (2nd ed.). London, Sterling: Pluto Press.
- Эриксен Т.Х. Что такое антропология? – М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2014. – 238 с.
- Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Издательство СПбГУ, 2006.
- Утехин И. Как понять, что такое антропология. Шесть книг по выбору профессора факультета антропологии ЕУСПб // Arzamas.
- Векантеш С. Главарь банды на день. Изгой-социолог выходит на улицы. – М.: РИПОЛ Классик, 2018. – 320 с.
- Филоненко К.И. Включенное наблюдение за барной стойкой: ценности и практики потребления крафтового пива // Фольклор и антропология города. 2019. Т. II. № 3–4. С. 257–267.
Дополнительные материалы
- Рассказ сотрудников департамента антропологии Массачусетского технологического института (MIT) о полевой работе - «Doing Anthropology»
- Введение в интерпретативную антропологию Клиффорда Гирца
Другие темы курса