• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Буддизм в советских транснациональных проектах, 1920 – 1980-е годы

8 октября 2015 года в рамках семинара «Границы истории» состоялся круглый стол, в ходе которого с докладами выступили доцент департамента истории, И.В. Саблин, и профессор департамента социологии, Ж.В. Кормина (НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге).

Тема доклада Ивана Валерьевича Саблина звучала как «Буддизм в советских транснациональных проектах, 1920 – 1980-е годы». Иван Валерьевич рассказал о сложных взаимоотношениях буддизма с властью в России. Уже с начала 18 века буддизм являлся важной составляющей внешней политики Российской империи, выступая в роли связующего элемента при заключении соглашений с Цинской империей. Несмотря на то, что в 1741 году буддизм был признан административным указом от имени императрицы, на него был наложен ряд ограничений: закреплено число дацанов и лам. Но несмотря на эти ограничительные меры, число верующих стремительно росло. Уже в конце 19 века появились транснациональные проекты о включении буддизма во внешнеполитическую деятельность, цель которых состояла в распространении влияния в Монголии и Тибете. В этом процессе активную роль сыграл Агван Доржиев, который был партнером по дебатам Далай Ламы XIII в конце 19-начале 20 века. Важно, что став послом Далай Ламы XIII, он исполнял роль посла иностранного государства, а не буддизма. Уже в 1911 году через него устанавливаются связи с Монголией, а в 1920-е он также продолжал исполнять свои функции, несмотря на социально-политические изменения в стране. Таким образом, к советской политике подключились те же буддистские деятели, которые участвовали в воплощении имперского проекта распространения влияния в Монголии и Тибете. Они пытались применить свои идеи на новом материале, предложив проект Бурятской автономии и выступая в качестве сторонников реформы отечественного буддизма, который идеально ложился на советские преобразования. Предложенный ими проект создания автономии на территории Советской России предполагал уважение к правам меньшинств, являя собой своего рода модель деколонизации, которую в дальнейшем можно было бы транслировать в Азию. Буддизм в этом контексте выступал в роли идеального союзника Советской власти, причиной этому был атеистический дух его классического варианта. Но уже с 1924 года, после подписания соглашения с Китаем, советские власти отказываются от формальной поддержки буддизма. С 1929 года началась принудительная секуляризация, а к концу 1930-х преследовались уже все верующие, и вскоре были закрыты все буддистские монастыри.

Важно, что одной из функций буддизма в советском транснациональном проекте было накопление знаний, что соответствовало желанию советских элит превратить Советский Союз в апологет просвещения. Здесь особенно значимой была Тибетская медицина, центром которой к 1920-м годам стала Бурятия. Сложность заключалась в том, что знания о Тибетской медицине накапливались в дацанах, тогда в 1920-е годы наркомздрав Семашко выступал за отделение тибетской медицины от буддизма, но в связи с последующей антирелигиозной политикой в 1930-1940-е можно наблюдать существенный упадок в этой сфере. Но в 1944 году происходит пересмотр отношения к религии в целом. Из лагерей была освобождена часть буддистского духовенства, которая вскоре провела кампанию по сбору средств для нужд армии, за что получила личную благодарность от Сталина. С 1945 года происходит реинституализация буддизма, открывают дацан Хамбо-Ламы, а уже в 1946 году создают центр духовного управления буддистов. Вскоре начинаются попытки воскрешения транснационального проекта по экспорту революции и улучшению имиджа Советской России в Азии. С 1950-х начинаются посещения и приемы делегаций буддистов. В 1979 же году советские власти три раза приглашают Далай-Ламу. Тем не менее, подобная деятельность была скрыта от бурят-монгольской публики, так как в прессе отсутствовали всяческие упоминания об этом, зато можно было найти тексты, порочащие тибетскую медицину. Внутри страны существовало лишь два дацана, и верующие не могли открыть новые. Но несмотря на эти ограничения, появилось неорганизованное движение, что привело к распространению буддизма за пределы Бурятии, Калмыкии и Тувы в Ленинград, Латвию и Эстонию, где создавались собственные буддистские центры. Тем не менее, проект по использованию буддизма для превращению СССР в глобальный просвещенческий центр реализовать не удалось.

Доклад Жанны Владимировной Корминой был посвящен «Рецепции религиозной политики послевоенного времени: конфликт интерпретаций (Псковская область)». Жанна Владимировна работала с документами послевоенного времени, по которым можно рассмотреть религиозную жизнь региона, а именно – с отчетами уполномоченного по делам церкви или религиозных культов, Александра Ивановича Лузина. Для начала она отметила, что Псковская область – довольно своеобразный регион, где в послевоенное время было 14 церквей и монастырь на бывшей Латвийской и Эстонской территории. Кроме того, там существовало 6 неправославных христианских приходов, а ряд священников во время войны отбывали наказание по 58 статье. Другой важной особенностью было то, что центр управления православной жизнью находился довольно далеко, в Ленинграде, а в послевоенных условиях при разрушенных дорогах главным человеком оказывался ставленник из центра, находящийся там. Важно, что с середины войны изменилась политика по отношению к религии, что с трудом воспринималось местными религиозными общинами, а также советскими функционерами, которые до этого активно занимались антирелигиозной деятельностью.

В послевоенные годы у Александра Ивановича Лузина было три роли. Во-первых, он был советским функционером, исполнявшим хозяйственные поручения исполкома. Во-вторых, он был этнографом, так как совет по делам РПЦ требовал от него отчета и детального анализа ситуации. В-третьих, он был религиоведом, так как он вынужден был сам решать, что из происходившего относилось к сфере религии, а значит и его работе, а что нет.

По словам докладчицы, присутствие церкви и церковников вызывало раздражение советских функционеров на всех уровнях, так как они создавали неконтролируемую зону, устроенную не по социалистическим законам. Причиной этому была практика благотворительности, так как в основе приходской экономики лежала жертва, что полностью не соответствовало принципам плановой экономики Советского Союза. Кроме того, священники и сотрудники церкви не попадали в систему советской социальной стратификации, поэтому с 1946 года вплоть до середины 1980-х их относили к категории некооперированные кустари.

Жанна Владимировна отметила, что существовал конфликт между представителями советского государства и религиозными активистами в связи с борьбой за то, кому принадлежит время колхозника или жителя города. Дело в том, что церковные и колхозные календари не совпадали, поэтому колхозники могли принять решение не работать на праздник Вознесения, договорившись отработать этот день в воскресение. Другим подобным примером может служить решение построить своими усилиями и в свое свободное время новый клуб на острове Залит вместо того, чтобы переделать для этих целей церковь. Таким образом, присутствие церкви показывало чиновникам, что даже в тяжелых послевоенных условиях есть возможность выбора и не всегда в пользу государства.

В ходе дискуссии, которую вел Николай Владимирович Ссорин-Чайков, был поднят вопрос о множественности религиозности и власти, что очень ясно прослеживалось в ходе доклада Жанны Владимировны. Иван Валерьевич же отметил двойственность в деле управления разнообразием. На примере его кейса можно рассмотреть полный провал в этом, так как несмотря на различные ограничительные меры буддизм вышел из-под контроля советских властей, распространившись далеко за пределы Бурятии. Кроме того, в этом контексте важно то, как советская система могла преодолевать национальные и культурные границы. По словам Ивана Валерьевича, буддизм прекрасно подходил для реализации таких транснациональных и транскультурных проектов в виду своей инклюзивности. Также участники обсудили вопрос о границе между религиозностью и «советскостью». Было отмечено, что буддистские ламы также являлись государственными служащими, обладающими официальным статусом. Так, нужно было являться членом центрального духовного управления буддистов. Те же, кто не был включен в эту систему, были своего рода религиозными диссидентами.

Отчет подготовила Валентина Смирнова.