31.05/10.06.1697, пн. П. в Кенигсберге.

П. в Кенигсберге. Великое посольство в Кенигсберге, послан в Польшу подьячий Никифор Иванов с письмом к резиденту А.В.Никитину о сборе информации касательно выборов польского короля. На обеде у послов был Э.К.Данкельман, обсуждали отъезд посольства[1].

Письма и бумаги П.: грамота кардиналу-примасу М.С.Радзиевскому о недопустимости избрания королем «князя Борбонского де-Контия» (принц Франсуа-Луи Конти – Е.А.), ибо это нанесет ущерб общей борьбе России, Австрии и Польши против турок, которых поддерживает французский король. Т.о., «мы <…> такого короля со францужской и с турской стороны быти не желаем, а желаем быти у вас на престоле королевства Полского и великаго княжества Литовскаго королем <…> какого народу ни есть, толко б не с противной стороны»[2]*.

 Комментарий.

* После смерти короля Яна III Собеского в Польше наступило бескоролевье, и выборы нового короля становятся одной из важнейших направлений внешней политики П. К весне 1697 г. Речь Посполитая разделилась на два основных лагеря: великий коронный гетман Станислав Яблоновский проталкивал кандидатуру королевича Якуба Собеского. Кланы Любомирских и Сапег стояли за кандидатуру принца Франсуа-Луи де Конти. В Москве внимательно следили за перепетиями борьбы в Польше. В российском руководстве сразу же было решено, что французский принц – худший вариант, ибо Франция традиционно поддерживала Турцию и с приходом принца Франсуа-Луи Конти на польский престол Польша могла выйти из антитурецкой коалиции, что России молодого царя, стремившейся к новым победам над турками, было крайне невыгодно[3]. Поэтому Россия, без долгих раздумий, прибегла к самому сильному ходу – угрозе вторжения: на русско-литовской границе, в Великих Луках, был сосредоточен 60-тысячный корпус Новгородского разряда под командованием кн. М.Г.Ромодановского, дополненный силами воеводы А.П.Салтыкова. Об этом «аргументе» Москвы в споре кандидатов русский резидент А.В.Никитин постарался оповестить всех участников предвыборной борьбы, разослав полученную им из Кенигсберга (естественно, помеченную Москвой, грамоту П. от 31.05.1697). Как следует из грамоты, Россия не выдвигала своей кандидатуры, а заявляла, что не потерпит кандидатуры от Франции («контиста»), и в случае его победы прибегнет к своему «аргументу». Угроза русского вторжения испугала в Польше многих. Как писал из Москвы кн. Ф.Ю.Ромодановский, «ведомость (о сосредоточении русских войск – Е.А.) у них в Польше есть и о том-де имеют они страхование великое»[4]. Появление кандидатуры саксонского курфюрста Фридриха-Августа I оказалось поздним и довольно неожиданным[5]. Точно известно, что Россия не имела к ней никакого отношения, но угроза вторжения резко ослабила партию контистов и это расчистило дорогу кандидатуре саксонского владетеля. Как писал В.Д.Королюк, оспаривая бытовавшее в литературе мнение о нейтральной позиции России, «сам факт посылки в Польшу царской грамоты, содержащей прямую угрозу войны, никак не может подойти под общепринятое понятие нейтралитета <…>. Срывая избрание французского кандидата, Россия расчищала место для саксонца – в этом выразилось ее участие в победе саксонской кандидатуры»[6]. Одновременно, твердая позиция России возбудила симпатии к П. со стороны дотоле неведомого в России саксонского курфюрста, который стал опираться не только на русские деньги, которые разрушали замыслы его конкурентов, но и на угрозу русского вторжения. Русский посол не раз заявлял сторонникам Августа, что корпус кн. М.Г. Ромодановского «всегда, как им панам-раде угодны будут, на того Деконтия (принца Франсуа-Луи Конти – Е.А.) и его помощников готовы поход свой употребить. А буде и еще войск к тому в прибавку надобно и Великий государь укажет послать в помощь им сколко тысяч надобно. И они б, паны-рада и Речи посполитой послы, видя такое его, царя, вспоможение, стояли б при первом своем намерении и за короля Деконтия (принц Франсуа-Луи Конти – Е.А.) не принимали б. А естли по какому случаю учинетца королем князь Деконтий, и тогда подлинно у Великого государя <…> с ним, Деконтием, без войны не будет, понеже он посажен на королевство Полское будет от подлинных неприятелей – салтана Турского и хана Крымского и спомочника их, короля Французского»[7]. Несомненно, никакого отношения турки и крымцы к кандидатуре принца Франсуа-Луи Конти не имели, а какова была бы степень французского влияния на вольные политической нравы Речи Посполитой в случае избрания принца, никто сказать не может. Однако даже угрозы России, подкрепленные 60-тысячным корпусом, стали реальным фактором политики и привели саксонского курфюрста на польский престол под именем Августа II. Для России он автоматически стал «своим». По этому поводу 11/21.07 П. писал: «Сей курфюрст и нареченный король нашей, а не французской стороны»[8]. Другим важным следствием демарша России стали тесные связи русского правительства с могущественным кланом лидера литовской знати Григория Огинского, который боролся не столько против принца Франсуа-Луи Конти (или позже Станислава Лещинского) и шведов, сколько против клана Сапег, поддержавших принца Франсуа-Луи Конти, а потом и шведов. Примечательно также и то, что польские проблемы стали для П., в сущности, первым внешнеполитическим поприщем, на котором он проявил себя как активная, самостоятельная фигура. Подр. о роли России в возведении Августа II на польский престол см. кроме исследований В.Д.Королюка статьи Л.Р.Левиттера[9].

[1] ПДС. 8. Стб. 834-836.

[2] ПБП. 1. № 166. С. 163-165.

[3] Крылова. Русско-турецкие отношения. С. 252.

[4] Королюк. Избрание Августа. С. 189.

[5] Гузевич и Гузевич. Великое посольство. С. 94.

[6] Королюк. Избрание Августа. С. 190.

[7] Королюк. Избрание Августа. С. 192.

[8] ПБП. 1. С. 181.

[9] Lewitter. Peter the Great and the Polish election. Р. 126-143; Peter the Great and Poilish dessenters. Р. 75-101.