Июнь 1700 г. Начало дела Григория Талицкого.

Начало дела Григория Талицкого с доноса в Преображенский приказ певчего дьяка Федора Казанцева. Дело вел лично Стефан, между ними была дискуссия, после состоялся приговор комиссии бояр, обрекший Григория Талицкого к смертной казни через «копчение».Не выдержав этой пытки, Григорий Талицкий во время казни 29.06 на костре покаялся, был снят с вертела, допрошен и после покаяния сослан в Сибирь или, скорее всего, казнен.  Неясна степень участия П. в этом деле. Были позднейшие пометки П. на полях одного из докладов Синода. По некоторым данным П. участвовал в допросах Григория Талицкого. Согласно одному из современников, когда во время диспута присутствующие, слыша Стефана «невозмогающа» в полемике, позвали П. и царь пришел к Талицкому и «… кратко явными Христовыми словами победил и в раскаяние привел», что сомнительно, хотя сам факт участия П. в этом допросе мог быть бесспорен. После этого дела Стефан написал книгу «Знамение пришествия антихристова и кончины века» по мотивам книги испанского богослова Малвенды[1]. 

Письма и бумаги П.: указ о посылке в Архангельск 56 пушкарей[2].

Разные письма и бумаги: вероятно, в июне Томас Книпперкрон передал Ф.А.Головину грамоту Карла XII от 23.05, в которой король писал, что «с удивлением слышит отзыв российского государя, будто бы бывшее в 1697 году в Риге Великое его посольство встречено там было как варварское и татарское, что напротив того, известен он по донесению рижского губернатора графа [Э.Й.]Дальберга и тамошних бургомистров, что оному посольству (в числе коего о государевом пребывании совсем неизвестно было в городе) воздаваема была всякая возможная почесть, встреча и провожание с пушками и лучшие квартиры были отведены, а разве о том неудовольствие поставляется, что за перевоз (и то неизвестно от кого) не 80, но 60 ефимков взято было, что не дозволено посольским людям ездить и ходить по крепости с зрительными трубками, разведывать укрепление города, делать чертежи стенам и контрэскарпам и что по причине великой тогда бывшей тамо во всем дороговизны, недешевая посольству за съестные вещи подана роспись, в заключение же сего рескрипта дает знать король [Карл XII], что он еще подтвердил губернатору [Э.Й.]Дальбергу прислать обстоятельнейшее о всем оном происхождении известие, дабы он король по соседству и дружбе с Россиею мог учинить государю всякое удовольствие, а виновным достойное наказание». Следовательно, свои претензии, ставшие затем формальным поводом для начала войны, шведы какм-то образом узнали еще до посольства кн. А.Я.Хилкова. Грамота Карла XII явно преследовала цель разрядить обстановку и не дать повода России для развязывания конфликта. Ответа на него с российской стороны, скорее всего, не последовало – ведь после фактического извинения шведской стороны инцидент был бы исчерпан, а П. не был в этом заинтересован[3]. Шведская дипломатия пыталась предупредить назревающий конфликт – в Гааге шведский посол посетил А.А.Матвеева и хлопотал об укреплении русско-шведской дружбы[4], но, выражаясь в стиле того времени, врата храма Марса были уже открыты.

[1] Самарин. Стефан Яворский и Феофан Прокопович. С. 263-265; о деле Талицкого см.: Есипов. Раскольничьи дела. Т. 2. С. 4-8, 59 – 84; Соловьев. История  Т. 15 -16. С. 98 – 99; Введенский. К биографии митрополита. С. 892 – 919; Голикова. Политические процессы. С. 135-145; Кочегаров. Сыск Григория Талицкого. С. 140 – 150; Акельев. Русский Мисопогон. С. 270-314.  

[2] Тревожные годы. С. 25-26.

[3] ПБП. 1. № 308. С. 355-356; Бантыш-Каменский. Обзор. 4. С. 207-208; МИРФ. 4. С. 33.

   [4] Крылова. Россия и Великий союз. С. 87.