27.06.1709, вечер. П. на Полтавском поле. Пир.

Пир. Согласно П.Н.Крекшину, К.Г.Реншильд за столом разговаривал с Б.П.Шереметевым и сказал, что всегда был за мир, но король его не слушал. П. на это сказал: «Мир мне паче всех побед любезнейше». В разговоре с Б.П.Шереметевым К.Г.Реншильд и Карл Пипер сказали, что они не ожидали столь быстрого преобразования русской армии и не верили А.Л.Левенгаупту, который говорил им о высоких достоинствах русских войск. Б.П.Шереметев отвечал, что в сражении участвовала только одна треть русского войска[1]. Согласно ГСВ, после шведских генералов в шатер был приведен Карл Пипер «в помянутую ж ставку к государю и с протчими пленниками трактован тут же з столом, где сидел шведский фелтьмаршал Рейншилд и протчия генералы». П., «выхваляя мужество и храбрость фелтьмаршала Рейншилда (К.Г.Реншильд – Е.А.) в воинских делех, пожаловал ему шпагу свою и позволил ее носить»[2]. И далее вся застольная беседа П. с генералами, изложенная в 1-й редакции ГСВ, из этой (2-ой) редакции исчезла (нет сомнений, что по воле главного редактора ГСВ - самого П.). Между тем, беседа эта весьма любопытна, и без ее описания (непременно с упоминанием тоста за «учителей») не обходится ни одна книга о Полтавском сражении.

В ГСВ (1-ая редакция) эта исключенная во второй редакции беседа П. со шведскими генералами, которых он пригласил к обеду «в ставке своей», описана следующим образом: «Сии гости, никогда виденные и незваные, однако ж приятные, возбудили любопытство Е.ц.в. за столом, будучи некакие речи говорить и вопросы чинить, касающияся до войны, а наипаче до сей баталии. И между иными же речьми первой вопрос был о здравии и состоянии короля шведского для того, что носилки его найдены на боевом поле пробиты». И далее следует текст ГСВ, содержащий неподражаемый петровский юмор: «А когда Е.в. уведомился, что оной король [Карл XII] резолвовался чрез Днепр переправится и скрытся с [И.С.]Мазепою в Турецкой или Татарской области, то Е.в. хотел было чрез гонца дать знать королю Швецкому, что он те народы и земли не доволно знает и что может ему тем случитца какое-либо злосчастие. Что ежели он похочет ехать прямым путем в свое государство, то Е.в. даст ему свой пароль и обнадеживание на писме, чтоб его проводить безопасно и трактовать по достоинству его, как доброго своего друга даже до границ его. Но когда сведали, что король уже далеко был, и так гонец не мог бы его догнать, а полоненники, которые знали короля, были того мнения, что он такого предложения может быть не принял бы. Итак, Е.в. довольно показал свое высокодушие к неприятелю»[3]*.

После этого П. обратился к шведским генералам с вопросами: «Для чего де вступать в так пространную и далную землю и газард делать так доброй армеи без осторожности и волного хребта, где амуниции, конечно б, им, наконец, недостало за трудными походы и за лишением магазеинов. Как они могли б сами о том предвидеть, не говоря о других приключениях, убытках и нечаянных потеряниях, которые от войны надобно ожидать, ибо часто малой случай опровергает лутчие восприятые намерении и меры. На то фелтьмаршал [К.Г.]Рейншильд с поволением Е.в. ответствовал, что генералы принуждены слепо покорно последовать воли государя своего, что не могло случитца, хотя они бывают иногда в противном мнении, что должное же почтение к государю своему не позволяет разсуждать и умствовать и еще менше прекословить. Что Его шведское величество [Карл XII], государь его, без размышления [И.С.]Мазепе и другим верил так, как они состояние о руских изображали, чая о сем подлинно знать. К тому ж некоторые де разсуждали, что от ненадеяния на уход и от недостатку в правианте салдаты отважнее бьются. Сим [К.Г.]Рейншилдовым ответом Ц.в. зело доволен был, похвалил верность, покорность и мужество его, вынял свою шпагу и изволил ее пожаловать ему носить. А его шпагу благоволил себе взять. Казалось, что речи и образ Ц.в. к графу [Карлу] Пиперу не так были приятны для того, что Е.в. ведает, что он говорил, советовал и делал злобно против России»**. После этого П. встал, вышел из-за стола поехал в Полтаву[4]***.

Комментарий.

* Эпизод с проявлением «заботы» П. о безопасности «брата Карла» в диких азиатских странах целиком взят в 1-ую редакцию ГСВ из Журнала Генриха Гюйссена. Ясно, что сказанное П. не могло быть произнесено в момент обеда с пленными генералами 27.06 - П. еще не мог знать о форсировании Карлом XII Днепра у Переволочны – король был еще в пути.

** Русские источники последовательно недоброжелательны к первому министру Карла XII. В ГСВ, написанной много лет спустя после смерти Карла Пипера, сохранялся этот дух недоброжелательства. После эпизода о разговоре П. с К.Г.Реншильдом в ГСВ написано: «Казалось, что речи и образ Ц.в. к графу [Карлу] Пиперу не так были приятны для того, что Е.в. ведает, что он говорил, советовал и делал злобно против России»[5]. По-видимому, материалы, переданные из России Вольтеру, сохранили этот дух. Вольтер писал: «Царь, как и вся Европа, был убежден, что он продал своего повелителя герцогу Мальборо и навлек на Москву шведское нашествие, что могло бы умиротворить Европу. Он сделал плен для [Карла] Пипера особливо отяготительным. Министр сей умер через несколько лет в Московии, пользуясь лишь скудным вспомоществованием своего семейства, каковое наслаждалось в Стокгольме всеми благами жизни. Втуне сожалевший о нем король [Карл XII] не пожелал унизиться до выкупа за своего министра, боясь отказа, а договора с царем о размене пленных у него не было»[6]. Это не совсем верно: после Полтавы Карл Пипер послал Карлу XII письмо, в котором писал, что П. готов обменять его, Карла Пипера, на И.С.Мазепу. Несомненно, такие условия обмена были продиктованы русской стороной и несомненно же Карл XII счел его для себя бесчестным и не ответил на письмо своего бывшего первого министра, справедливо восприняв его как написанное явно под давлением русских. Мнение о продажности Карла Пипера поддерживал и Константен де Турвиль, писавший, что в плен попал Карл Пипер, «который заплатил тем самым царю за все бедствия, которые он ему причинил, и за 300 тыс. экю, которые получил от герцога Мальборо»[7]. Во всей этой истории нельзя не углядеть привычный стереотипа о том, что России традиционно «англичанка гадит», хотя ухудшение отношений России с Англией произошло только в 1716 г. Согласно Вольтеру, П. хвалил «генерала-фельдмаршала графа [К.Г.]Рейншильда за храбрость и мужество его. Изволил пожаловать шпагою, вышеупомянутым же всем дозволил ходить, хотя под присмотром, однако ж по воле, а [Карл] Пипер содержан под арестом, потом в Петербурге, наконец, в Шлиссельбурге, где чрез три года и скончался»[8]. Шведские генералы провели тяжелое время в плену, условия которого периодически (в зависимости от отягощения жизни русских пленных генералов в Швеции или от подозрений и опасений властей насчет возможного заговора и побега) ухудшались) ухудшались.

*** Любопытно, что перерабатывая Журнал Генриха Гюйссена царь выбросил еще один отрывок беседы: во время обеда спрашивал Е.в. как сильна была подлинно шведская армия? на что все почтенно ответствовали, что она состояла больше, нежели в 30000 человек, кроме волохов и козаков. Потом Е.в. говорил: как они так дали себя побить войском, которые они так в свете уничижали? На сие господин [К.Г.]Рейншильт покорно ответствовал: что умные люди между ими никогда того не чинили, что они всегда высокую мысль имели о священной особе Е.в., о героических его качествах и признавали счастливое пременение в войсках его и что граф [Л.А.] Левенгауп[т] довольно о том короля Шведского уведомил, что может де быть офицеры обыкновенною воинскою политикою изображали рядовым своим победу над русскими легчайшу, нежели они сами чаяли, чтоб тем солдат ободрять и в трудах их утешать надеждою, доброю корыстию. Сие оставя, продолжал Е.в.: «Для чего де вступать в такую пространную и дальнюю землю…» и далее см. по тексту ГСВ. Ф.И.Соймонов видно читал ГСВ и, в целом, верно изложил беседу, сделав упор в ответе К.Г.Реншильда на покорность генералов своему королю: «Король наш не всегда советовал с нами, а мы, яко верныя подданныя, слушали его зажмуренными глазами». Такая верность столь угодна явилася Великому Петру, что снявши он с себя шляпу свою пожаловал Рейскилду (К.Г.Реншильд – Е.А.), прося его о сохранении оной во знак той чести, которую Е.в. приносит храбрости и верности его фелдьмаршаловой. Таковыя же показания чести учинил и графу [Карлу] Пиперу и другим пленным генералом перваго класса. Особливо же, дабы они были во всяком доволстве, изволил Е.в. роздать их генералом своим. И тако граф Рескилд (К.Г.Реншильд – Е.А.) достался графу [Б.П.]Шереметеву, граф [Карл]Пипер графу [Г.И.]Головкину, принц Винтемерской (Максимилиан-Эммануил Вюртембергский – Е.А.)- князю [А.Д.]Меншикову и протчия также распределены по разным особам»[9]. Как видим шпага заменена шляпой. В других источниках нет упоминаний о распределении пленных генералов под ответственность русских министров и генералов. Но отметим, что эта практика содержания пленных и преступников была принята с давних времен в Московском государстве.

Вольтер дает свою интерпретацию знаменитой беседы. Видно, что он тоже читал переводы из ГСВ, но добавил нечто свое. Согласно Вольтеру, К.Г.Реншильд, в ответ на недоуменные вопросы П. по поводу незнания генералами планов войны, сказал: «Нас никогда не спрашивали <…>, но мы, как верные слуги, всегда безропотно подчинялись воле нашего повелителя». При сих словах царь посмотрел на некоторых из своих придворных, коих подозревал когда-то в причастности к заговорам (с ним были только Г.И.Головкин, П.П.Шафиров и, возможно, кн. Г.Ф.Долгоруков – Е.А.), и сказал: «Да, вот как надобно служить своему государю!». Неясно, откуда Вольтер извлек информацию о причастности сподвижников П. к некому заговору. И далее Вольтер описывает эпизод, который впоследствии, благодаря его знаменитому перу, вошел во множество популярных и учебных изданий: «Потом, взяв стакан вина, произнес: «За здравие учителей моих в искусстве воинском!» («Alasanté, dit-il, demesmaîtresdansl’artdelaguerre»). К.Г.Реншильд спросил, кого именно почтил он столь лестным титулом. «Вас, господа шведские генералы» - отвечал им царь. «Хорошо же В.в. отблагодарили учителей своих!» - возразил граф. После трапезы царь возвратил шпаги всем шведским генералам и обращался с ними как государь, желающий дать подданным своим урок великодушия и любезного обхождения. Но этот же монарх, столь учтиво обошедшийся со шведами, приказал колесовать всех попавшихся в плен казаков»[10]. А.Г.Ригельман, писавший после Вольтера, сообщает о тосте кратко: «…за обеденным столом изволил пить за здоровье своих учителей, тех, кои его воевать научили»[11]. По мнению П.А.Кротова, «по-видимому, этот рассказ Вольтера является вымыслом», но признает, что сказанное царем находится в круге мысли П., который не раз говорил, что русские «ученики» потрудились и превзошли своих шведских «учителей»[12]. Словом, оснований для произнесения подобного тоста более чем достаточно.

[1] РНБ. Погодин. 1932. Л. 49 об.

[2] ГСВ. 1. С. 162, 304; Письмо российского генерала. С. 29.

.

[3] ГСВ. 1. С. 164-165.

[4] ГСВ. 1. С. 165.

[5] ГСВ. 1. С. 165.

[6] Вольтер. История Карла. С. 135.

[7] Турвиль. Воспоминания. С. 129

[8] Вольтер. История Карла. С. 135; Демкин. Шведский вельможа в русском плену. С. 195-199.

[9] Соймонов. История. С. 188.      

[10] Вольтер. История Карла XII. С. 136.

[11] Ригельман. Летописные повествования. С. 84.

[12] Кротов. Шведское влияние. С. 297.