Французский декаданс: Шарль Бодлер и Теофиль Готье
Франция является “матерью” декаданса, которая лелеяла упаднические настроения на протяжении десятилетий. Разочарование постигло французов ещё с провалом революции 1848 года, в результате которой республика установилась лишь на 3 года, свёрнутая путём военного переворота в пользу новой императорской власти. Затем, в 1871 году страну постигло ещё одно унижение – результат франко-прусской войны.
Весь XIX век французы находились в историческом водовороте революций и войн. Какой добропорядочный гражданин не ощущал бы уныние?
Одним из первых людей, вкусивших прекрасный плод меланхолии, был Шарль Бодлер. Его имя крепко переплетено с французским декадансом. Хотя изначально поэт даже отрицал свою причастность к данному литературному течению, впоследствии именно его произведения дали волшебный пинок развитию декаданса.
Кем же был этот молодой человек? Шарль Бодлер родился в довольно зажиточной семье сенатора; здесь можно подумать, что мальчик не знал бед. Однако напротив, жизнь Бодлера была самым настоящим воплощением декаданса.
Шарль отличался беспокойным духом, стремлением к саморазрушению. Студенческие годы будущего поэта были очень бурными: юноша успел набрать немалых долгов, его с позором отчислили из колледжа, и к тому же он успел заболеть сифилисом, который впоследствии станет причиной его смерти. Именно в эти годы он решил посвятить себя литературе и поделиться с публикой своим мировоззрением.
Вскоре Шарль унаследовал огромное состояние, которым был не в силах правильно распоряжаться. Он бездумно тратил большие суммы и вёл разгульный образ жизни. Ситуация настолько вышла из-под контроля, что мать Шарля приняла решение отсудить у него деньги. В итоге она ежемесячно выплачивала сыну скромную сумму, которой едва хватало на карманные расходы.
Кажется, что существование этих фактов уже способно было предопределить декадентское настроение поэта, но существовал ещё один спусковой механизм, отправивший Бодлера в путешествие по декадансу. Почти семнадцать лет своей жизни он посвятил изучению и переводу на французский язык произведений Эдгара Аллана По. Бодлер был буквально помешан на личности мастера ужасов и считал его своим духовным братом. Поэт также издал две книги, посвященные Эдгару По. Все тропинки его жизненного пути нашли своё отражение в стихотворениях. Видимо Бодлеру было суждено подарить миру декаданс.
Бодлер осчастливил общество своим сборником скандальных стихотворений “Цветы зла”, некоторые из которых мы рассмотрим в этой статье. Произведения настолько выходили за рамки приличного и общепринятого, что Шарлю пришлось не только убрать шесть стихов из сборника, но и заплатить штраф.
Начнём, пожалуй, с тех стихотворений, в которых наиболее явно проступает влияние гения Эдгара Аллана По. Произведения “Разрушение”, “Амур и череп”, “Фонтан крови” имеют в своей основе объединяющий их символ – образ крови. Если большинство поэтов используют изображение крови для отражения своей жертвенности, то у Бодлера кровь появляется в стихах, пробуждающих чувственность, жестокость и мазохизм:
Струится кровь моя порою, как в фонтане,
Полна созвучьями ритмических рыданий,
Она медлительно течёт, журча, пока
Повсюду ищет ран тревожная рука.
(Шарль Бодлер, “Фонтан крови”, перевод Эллиса)
Однако Шарль Бодлер стал использовать кровь в качестве орудия декаданса, вдохновившись историями По в жанре ужасов, в особенности рассказом “Маска Красной смерти”. Чтобы спастись от чумы, известной как “Красная смерть”, принц Просперо и многие дворяне укрылись в замке, полностью отделённом от внешнего мира. Пока они предаются удовольствиям, Красная Смерть появляется в виде окровавленного трупа. От страха дворяне падают замертво один за другим и тонут в лужах собственной крови. Становится понятно, что вопреки стереотипным образам, здесь кровь не приносит очищение, а наоборот порождает отчаяние и бесчеловечность.
Визитной карточкой стихотворений Бодлера является концепция сплина, которую он также почерпнул из работ Э.А. По. Сплин проходит лейтмотивом почти по всем работам поэта. Одна из частей сборника “Цветы зла” даже посвящена этому образу и названа “Сплин и идеал”. Эту часть Шарль начинил тремя стихотворениями с заголовком “Сплин”. Вот отрывок одного из них:
Я кладбище, чей сон луна давно забыла,
Где черви длинные, как угрызений клуб,
Влачатся, чтоб точить любезный сердцу труп;
Я старый будуар, весь полный роз поблёклых
И позабытых мод, где в запылённых стёклах
Пастели грустные и бледные Буше
Впивают аромат... И вот в моей душе
Бредут хромые дни неверными шагами,
И, вся оснежена погибших лет клоками,
Тоска, унынья плод, тираня скорбный дух,
Размеры страшные бессмертья примет вдруг.
Шарль Бодлер, «Сплин (Душа, тобою жизнь столетий прожита!..)», перевод: Эллис
Данное произведение можно назвать одой грусти. Лирический герой всеми покинут (или же он сам решил отказаться от общества людей?), из-за вечного одиночества его душа загнивает. Вслед за душой его тело начало процесс распада. Вся мелодика стихотворения повергает читателя в уныние, охватывает чувством беспомощности. Лишь одному образу здесь подарено бессмертие – сплину, который уничтожает некогда живой дух.
Шарль Бодлер был довольно дерзок в передаче образов, он стремился обличить всю грязь реального мира. Поэт не гнушался использовать нелицеприятные символы, из-за чего и из печатного издания сборника были исключены некоторые стихотворения. Однако данные произведения вскоре увидели свет, а источник, раскрывший их, так и остался анонимным.
Например, “слишком весёлой” является первое из анонимно посланных в салон популярной на тот момент стихотворений художница Аполлонии Себатье, которая была известна своими литературными вечерами. Даже сами Готье, Флобер, Мюссе присутствовали на таких вечерах.
Твои черты, твой смех, твой взор
Прекрасны, как пейзаж прекрасен,
Когда невозмутимо ясен
Весенний голубой простор.
Грусть улетучиться готова
В сиянье плеч твоих и рук;
Неведом красоте недуг,
И совершенно ты здорова.
Ты в платье, сладостном для глаз;
Оно такой живой раскраски,
Что грезятся поэту сказки:
Цветов невероятный пляс.
Тебя сравненьем не унижу;
Как это платье, хороша,
Твоя раскрашена душа;
Люблю тебя и ненавижу!
Я в сад решился заглянуть,
Влача врожденную усталость,
А солнцу незнакома жалость:
Смех солнца разорвал мне грудь.
Я счел весну насмешкой мерзкой;
Невинной жертвою влеком,
Я надругался над цветком,
Обиженный природой дерзкой.
Когда придет блудница-ночь
И сладострастно вздрогнут гробы,
Я к прелестям твоей особы
Подкрасться в сумраке не прочь;
Так я врасплох тебя застану,
Жестокий преподав урок,
И нанесу я прямо в бок
Тебе зияющую рану;
Как боль блаженная остра!
Твоими новыми устами
Завороженный, как мечтами,
В них яд извергну мой, сестра!
(Шарль Бодлер, “Слишком веселой”, перевод Эллиса)
Смело, не так ли? Все стихотворение так и пропитано завистью и раздражением. В лице лирического героя выступает сам Шарль Бодлер, узнали? Ранее упоминалось, что он болел сифилисом, этот недуг изнурял его с каждым днем, принося волны боли. Только вот другие радовались жизни, излучали счастье, тепло, пылали жизненной энергией, которой недоставало лирическому герою. Через такое яркое сравнение читатель полностью погружается в деструктивные мысли и эмоции Бодлера. Многие критики видели в его садистских мотивах (“...яд извергну…”) намёк на его болезнь. Становится понятно, что поэт хотел бы, чтобы другие страдали так же, как и он. Издателю даже пришлось дать сноску, в которой говорится, что под ядом автор подразумевал горькую меланхолию. Но так ли это?
Шарль Бодлер неявно рассказывает о своей болезни во многих стихотворениях, она ли является единственной причиной чувства безысходности и уныния?
Зимою по ночам есть сладость и страданье,
Следя за трепетом в камине языков,
Внимать, как медленно встают воспоминанья
Под отдаленный звон больших колоколов.
На старой, на прямой и бодрой колокольне
Счастливый колокол в туман кидает крик,
Свой верующий крик, спокойный и довольный,
Как верный часовой, испытанный старик.
Но треснул колокол моей души, и звуки,
Которыми и он в часы глубокой скуки
Вдруг наполняет мрак, и холод, и туман, –
Напоминают хрип забытого когда-то
В кровавом озере, средь гор из тел, солдата,
Что издыхает там, в усилиях, от ран…
Шарль Бодлер “Надтреснутый колокол”, перевод: А.К. Лозина-Лозинский
Колокол, потерявший дар голоса, представляет собой образ поэта, лишенного возможности прямо выразить свои мысли, высказывать свои чувства. Изначально перед читателем предстает образ зимнего уюта: можно представить человека, расположившегося у камина в своем кресле-качалке. Слышится звон колокола, которому поэт воздает хвалу за его бодрость. Тем не менее, во второй половине стихотворения настроение становится резко упадническим. Поэт стал говорить от первого лица, показывая свою надтреснутую душу, в которой не осталось ни капли живой энергии. Затем, он сравнивает свое состояние с раненным солдатом, умирающим медленной и мучительной смертью.
Двойственность мироощущения (“сладость и страданье”) в начале сбивает с толку, затем ритмика стиха навязывает тягостное ожидание. Некоторые критики считают данное произведение неким зловещим пророчеством Бодлера самому себе: его конец как поэта из-за недооцененных усилий и подступающей неподвижности мысли и голоса, его смерть от паралича.
Шарль Бодлер предстаёт одной из центральных фигур в развитии декаданса, в придании данному литературному движению живого (или смертельного) образа. Его “Цветы зла” до сих пор считают вершиной декадентского движения. Само название сборника хранит в себе тайны и меланхолию, ведь в переводе с французского (Les Fleurs du mal), mal может также означать боль. Была ли боль лейтмотивом стихотворений, боль душевная и физическая, или все-таки вдохновение поэта было движимо злом? На этот вопрос каждый ответит по-своему.
Значительная часть истории декаданса в литературе посвящена Шарлю Бодлеру, кажется, словно он является создателем и центральной фигурой данного направления. Тем не менее, свои “Цветы зла” он посвятил тому, кого назвал непогрешимым поэтом и совершеннейшим волшебником французской словесности – Теофилю Готье. Некоторые литературоведы придерживаются мнения, что именно Готье ввел термин “декаданс” в широкое употребление во Франции.
Изначально Теофиль Готье занимался живописью, однако вскоре почувствовал ограниченность данного жанра в искусстве и обратил свой взор на литературу. Хотя в наши дни о нём известно не так много, люди редко упоминают его имя, в своё время он был настоящим селебрити.
Готье был частью богемных кругов Франции и нередко проводил время с такими выдающимися деятелями и писателями-романтиками как Виктор Гюго, Жерар де Нерваль, Девериа и другие. Между тем, он сильно отличался от своих коллег. Ведь он бросал вызов устоям общества и нравам как через свои произведения, так и через свой внешний вид. Например, его визитной карточкой являлась одежда экстравагантного стиля, а излюбленными цветами были красный и пурпурный. Они были своеобразной провокацией, контрастом всей “бесцветности” эпохи.
Несмотря на это, его самые первые произведения не просто игнорировались общественностью, некоторые тиражи его книг так и не добирались до магазинных полок, оставались прямо у автора.
Первым поэтическим сборником, принёсшим широкую известность своему творцу, был “Комедия смерти”. Критиков и публику привлёк элемент демонического романтизма, одной из центральных тем в нём была тема смерти. Здесь и начинает зарождаться декадентский потенциал Готье.
Как оказалось его прошлые увлечения живописью не прошли даром, ведь произведения Теофиля Готье отличались экзотичностью описания природы, все восхищались его способностью так ярко запечатлевать детали природных явлений. Этот художественный подход освежил французскую поэзию и прозу, в которой писатель также успел проявить себя.
Более того, он привнёс в литературу один из концептов декаданса – искусство ради искусства – использовав его в предисловии к роману “Мадемуазель де Мопен”. Сама книга была скандальной и смелой, примером авантюрно-эротической прозы. Аделаида де Мопен была реальным человеком, и роман написан именно про неё. Дабы избежать спойлеров сюжета захватывающего романа, давайте взглянем на провокационное предисловие.
Теофиль Готье довольно резко реагировал на «примитивную критику» как простого обывателя, так и закоренелого литературного критика. Под примитивной критикой писатель понимал ошибочное отождествление автора с его произведением.
“Называть человека пьяницей за то, что он описывает оргию, и развратником за то, что он живописует распутство, столь же бессмысленно, сколь объявлять кого-либо добродетельным на том основании, что он написал трактат о нравственности; мы что ни день видим примеры обратного. <…> Что ни говори, а эпоха наша безнравственна (если это слово имеет какой-то смысл, в чём мы сильно сомневаемся), и нам не надо иных доказательств тому, достаточно поглядеть, сколько безнравственных книг она производит на свет и каким успехом они пользуются. Не нравы следуют книгам, а книги следуют нравам. Не Кребийон породил Регентство, а Регентство породило Кребийона.”
Дерзко и остроумно, не так ли? Уже здесь видно, что концепция декаданса окрепла в уме Теофиля Готье, он уже не мог мыслить привычными для общества рамками. Также он отрицал стереотипные идеи критиков о посыле искусства. Он не считал, что литературные произведения должны пытаться изменить общественную реальность, что они сами по себе не влияют на человека.
“— Чему служит эта книга? Чем она может способствовать нравственному просвещению и благоденствию самого многочисленного и самого обездоленного класса? Как! Ни слова о нуждах общества, ничего на потребу цивилизации и прогрессу! <…>
Нет, глупцы, нет, зобатые недоумки, книга — это не то же самое, что желатиновый суп, роман — это вам не пара сапог без швов; сонет — не клистирная трубка; драма — не железная дорога, и не имеет никакого отношения к достижениям цивилизации, ведущим человечество по стезе прогресса. Нет, клянусь кишками всех прежних, нынешних и грядущих пап, две тысячи раз нет! <…>
Знаю, что иные предпочитают церквам мельницы, а духовному хлебу — хлеб как таковой. Мне нечего сказать этим людям. Они достойны быть экономистами в этом мире, да и в том тоже. <…>
На что годится женская красота? Коль скоро женщина крепко сложена с медицинской точки зрения и в состоянии рожать детей, любой экономист признает её прекрасной. Зачем нужна музыка? Зачем нужна живопись? Какой безумец предпочтет Моцарта г-ну Каррелю и Микеланджело изобретателю белой горчицы? Воистину прекрасно только то, что абсолютно ни на что не годится; всё полезное уродливо, ибо служит удовлетворению какой-нибудь потребности, а все потребности человека отвратительны и гнусны, равно как его немощное, убогое естество. Самое полезное место в доме — нужник”.
Теофиль Готье был также хорош и в стихотворных произведениях. Венцом его карьеры является сборник “Эмали и Камеи”. Поэт был настолько поглощён долгожданной славой, что раз в несколько лет переиздавал этот сборник, добавляя всё новые и новые стихи. Таким образом сборник стал вместилищем для 47 произведений.
Писатель довольно много путешествовал, однако одной из центральной тем данного сборника является дом. Готье был приверженцем мысли, что затворничество дома равносильно достижению пика мудрости, а беготня по улицам уподобляет людей бродячим псам. С образом дома тесно связан мотив закрытых окон, символ своеобразного оазиса. Само жилище наделяется душой и таинствами жизни.
Там под деревьями сокрыта
Совсем горбатая изба;
На крыше сор, стена пробита,
И мох у каждого столба.
Окно — оно закрыто тряпкой;
Но из норы, как бы зимой
Пар теплый рот пускает зябкий… —
Дыханье видно над трубой.
Как будто пробочник из дыма
Уходит струйкой в высоту,
Души, что в этой мгле томима,
Уносит новости к Христу.
Теофиль Готье “Дым”, перевод: Николай Гумилёв
Ощущается в этом произведении какая-то тоска, зарождение безвыходности, фатум. О смерти самого Теофиля Готье ничего не известно, присутствуют лишь многочисленные догадки.
Вот такой вот французский декаданс: мистический, дьявольский и революционный. Приверженцы жанра вышли за рамки общепринятого образа мышления и бросили вызов публике. Они расшатали систему привычных ценностей, привнеся свои концепции. Декаданс имел огромный резонанс в обществе, не всегда положительный, освежил приевшийся литературный романтизм и привнёс новые смелые образы.
Валерия Галудзина
Источники
- To Mai Hoang. Indirect Influence in Literature: The Case of Edgar Allan Poe, Charles Baudelaire, and Han Mac Tu, Comparative Literature: East & West, 5:1(2021): 29-45, DOI: 10.1080/25723618.2021.1886440
- Интернет-ресурс “Citaty.su”
- Интернет-ресурс “Pechorin.net”.
- Интернет-ресурс “Шарль Пьер Бодлер”.
- Интернет-ресурс “Энциклопедия Кругосвет”.
- Интернет-ресурс. “Мадемуазель де Мопен”.
- Электронная библиотека “RoyalLib.com”.