27.06.1721 вт., День Полтавской виктории. П. в СПб.

П. в СПб, праздновали годовщину Полтавы, в этот день приехал в СПб герцог Голштинский Карл-Фридрих, которого П. с Екатериной приветствовали на Троицкой площади, где в походной церкви было богослужение. П. стоял «шагах в пятидесяти от алтаря <…> в том самом одеянии, которое было на нем в день Полтавского сражения, то есть в зеленом кафтане с небольшими красными отворотами, поверх которых была надета простая черная кожаная портупея. На ногах у него были зеленые чулки и старые изношенные башмаки. В правой руке он держал пику, как полковник гвардии, а левой придерживал подмышкой старую, очень простую шляпу. Позади его стояли подполковники гвардии», по правую руку А.Д.Меншиков, по левую И.И.Бутурлин. Гвардия стояла в строю поодаль. Екатерина и дамы стояли на небольшом балконе, устроенном «перед входом в церковь». П. оставил пику, подошел к Карлу-Фридриху и «дружески его обнял», а потом возвратился на прежнее место. При чтении Евангелия П. и все остальные стояли на коленях, потом был салют, духовенство возвратилось в церковь, а П. маршировал во главе гвардии к берегу. Гвардия погрузилась на галеры и переправилась на другой берег вместе с П., который подошел к герцогу Карлу-Фридриху и пригласил его приехать после обеда в Летний сад. П. спрашивал гостя, «как ему понравились гвардейские полки». После обеда к герцогу приехал камергер С.Г.Нарышкин и «доложил, что Е.в. царь уже встал (он обыкновенно отдыхает несколько часов после обеда) и отправился в сад». В саду П. пошел навстречу прибывшему герцогу Карлу-Фридриху, «обнял герцога и приветливо поклонился всем нам, потом взял Его высочество за руку и повел к месту, где находились Её величество царица [Екатерина], обе старшие принцессы, маленький великий князь с своею сестрою (Петр Алексеевич и Наталия Алексеевна – Е.А.), вдовствующая царица с дочерью (Прасковья Федоровна и Прасковья Иоанновна – Е.А.), все знатные дамы и множество кавалеров». Пока герцог Карл-Фридрих разговаривал с Екатериной и дочерьми, П. «куда-то удалился». Когда он вернулся, Екатерина «подала стакан вина сперва ему», потом другим <…>, «после этого царь показывал герцогу [Карлу-Фридриху] сад, птичник, в котором было множество прекрасных редких птиц и красивый грот, не совсем еще отделанный, (в другом месте Ф.В.Берхгольц пишет, что П. показал герцогу «очень большого ежа, имеющий множество черных и белых игл до 11 дюймов длиною» и что царь приказал вырвать несколько таких игл и подарил их герцогу Карлу-Фридриху[1]). Наконец, они сели вместе с некоторыми вельможами за стол и Е.в. провозгласил тост, который Его высочество должен был принять, но затем получил свободу пить столько вина или воды, сколько ему было угодно». Потом царь ушел, герцог Карл-Фридрих (после напоминания П.И.Ягужинского) пошел со шведским пленным графом Бонде к П., который находился «в небольшой приятной аллее, где стояла превосходная мраморная статуя Венеры, и просил даровать ему (графу Бонде – Е.А.) свободу, на что Е.в. сейчас же и согласился». Граф Бонде целовал руку и полы кафтана П. Царь взял у П.И.Ягужинского шпагу и подал ее графу Бонде. Около 9 часов вынесли столы со сластями и начались танцы в галерее. П. и Екатерина, герцог Карл-Фридрих с царевной Анной Петровной, А.Д.Меншиков с царевной Елизаветой Петровной «открыли бал немецким танцем». Царь после первого танца «удалился к мужчинам». Около 12 часов зажгли фейерверк на барках перед галереей[2].

Ф.В.Берхгольц пишет, что смотрел фейерверк с бароном Белоу, который заключил контракт с П. и «взялся зажигать корабли на расстоянии тысячи шагов, пускать пушечные ядра на версту и более и делать множество других неслыханных опытов с порохом. Царь письменно обещался за исполнение всего этого выплатить ему тотчас же восемьдесят тысяч червонцев». Ф.В.Берхгольц писал, что Белоу был страшно хвастлив и болтлив, и «говорят <…>, что в этот день, несмотря на такое терпение царя, он сильно рассердил Е.в. тем, что во время разговора не давал выговорить ему ни одного слова и не обращал никакого внимания на многократную просьбу замолчать хоть на секунду и выслушать ответ, так что государь плюнул ему, наконец, в лицо и удалился» еще до окончания фейерверка[3]*.

Письма и бумаги П.: М.П.Гослеру собственноручное письмо и чертеж: «Мы будем к вам последняго числа сего месяца, чтоб к тому числу были все на якорях. При сем прилагаю чертеж, где стоять нашему кораблю, а прочим в полмесяца, как было говорено»[4].

Разные письма и бумаги: кн. Б.И.Куракин – П. из Гааги об отправке построенных кораблей и гекботов[5].

Комментарий.

* Иллюминация изображала Геркулеса, стоящего под дождем и укрывшегося бороной («Плохая кровля») - насмешка над шведами, которые вызвали на помощь английский флот для прикрытия. Приведены также в плакате слова А.Д.Меншикова в письме П. о сожженной англичанами бане на Наргине во время десанта 1720 г.[6].

[1] Берхгольц. Дневник. 1. С. 161.

[2] ПЖПВ. 1721 г. С. 50; ГСВ. 1. С. 530; Берхгольц. Дневник. 1. С. 145-149; Бантыш-Каменский. Обзор. 2. С. 81-82; Ровинский. Обозрение. С. 192; Цвиркун. Димитрий Кантемир. С. 335.

[3] Берхгольц. Дневник. 1. С. 149.

[4] Берх. Собрание. 3. С. 297; МИРФ. 2. С. 603-604.

[5] МИРФ. 2. С. 601-603.

[6] Васильев. Старинные фейерверки. С. 46.