05.11.1724, чт. П. в СПб.

П. в СПб, был на свадьбе немецкого булочника, пробыл там три часа в компании ремесленников, был «необыкновенно весел»[1]*. Арест Ивана Суворова по доносу Михея Ершова, начало дело В.И.Монса[2].

Письма и бумаги П.: 1. Указ именной о ремонте бомбардирских кораблей, о строительстве эллинга на Галерном дворе[3]; 2. Христофору Бранту письмо о съеме чертежей кораблей в Брабанте («тамошния трейнтоуты с обеими профиляими, то есть вдоль судна и поперег, и чтоб в долгом дюрхшнейде все покои и комины были начерчены»)[4]; 3. Русским ученикам во Франции указ: «…потщитесь гакаборт и всю фациату от каютов с французских караблей с пяти или более счертить разных маниров и прислать чрез князя [Б.И.] Куракина, дабы надежнее дошли и как возможно скоряя сие учините»[5]; 4. Указ о ремонте бомбардирского корабля мастером, который его делал, предписано, чтобы вытащить и другой корабль, новый заложить, о ремонте камелей[6]; 5. Упоминается указ о невзимании в СПб некоторых сборов[7].

Комментарий.

* К этому дню Якоб Штелин относит «лахтинский подвиг» П. Он включил в свою книгу исторических анекдотов новеллу, которая называется «Кончина Петра Великого», записанную отчасти со слов медика Петра Великого Х.М.Паульсона. Согласно этому рассказу, 05.11. П., вернувшийся из поездки по Ладоге, отправился на судне в Дальние Дубки, чтобы затем побывать на находившемся неподалеку, на реке Сестре, оружейном заводе. Но при подходе к Лахте П. увидел, как шедший из Кронштадта бот с матросами и солдатами на борту сел на мель. Между тем вечерело, дул сильный ветер, штормило. П. пристал к берегу и послал шлюпку со своими матросами на помощь терпящим бедствие. Но они, «сколько не трудились, однако не могли стащить бот с места. Между тем сам он, стоя на берегу, смотрел туда и разгневался на их медлительность (очень характерная для порывистого П. черта – Е.А.), видя, что уже несколько человек с бота унесены были волнами и полумертвые вытащены из воды. Вдруг решился он сам ехать туда и помогать спасению людей и бота. Отъехавши шагов на сто от берега, не мог подъехать ближе по причине мелкости воды и для того, выскочивши из шлюпки, пошел пешком по колено в воде; дошедши до бота, помогал сдвигать его с места и спасать людей. Некоторые из сих людей, которые пострадали более прочих и едва могли на ногах держаться, отвезены были на берег в ближайшие крестьянские избы. Государь после сам должен был переодеться и надеть сухое платье. Сей герой наслаждался тем удовольствием, что присутствием своим и собственными тяжкими трудами споспешествовал сдвинуть бот с мели и слишком двадцать человек избавить от смерти, ни мало не уважал, что сам он до половины тела был в воде. И не помышлял о том, что избавление сих людей могло привести его в такое состояние, в котором невозможно уже было сохранить драгоценную его жизнь». И далее автор повествует о том, что купание в ледяной воде не прошло бесследно для царя, страдающего урологическими хворями, к ночью у него начались «сильные лихорадочные припадки и жестокий рез в животе». Поездку в Сестрорецк пришлось отменить, царь вернулся в Петербург, где слег окончательно и уже не вставал[8]. Вслед за Я.Я.Штелиным И.И.Голиков воспроизводит эту историю, где П. уже был не по колено, а по пояс в воде, И.И.Голиков выстраивает хронологию под 05.11, т.е. как у Якоба Штелина. И.И.Голиков писал, что П., «пробыв у вышепомянутых солеварен до первых чисел ноября месяца, поехал на своей яхте обратно в Петербург и 5 числа помянутого месяца прибыл; однако же, не приставая к берегу, проехал на Лахту» и т.д[9]. Историю эту в подробном пересказе освятил своим авторитетом С.М.Соловьев, и она стала кочевать из одной книги в другую. Могучий удар по анекдоту обрушил в 1979 г. Н.И.Павленко, вообще неодобрительно относившийся к Штелину, считавший его записным вралем. Он дезаувировал знаменитый анекдот, указал на то, что П., вернувшись из поездки, не слег, а – судя по Походному журналу и другим документам – в ноябре-декабре 1724 г. вел обычную для него активную жизнь: посещал церковь, бывал в гостях, на ассамблеях, заседал в Сенате, присутствовал при казни любовника Екатерины В.И.Монса. Далее, П. вернулся в Петербург не 5 ноября, как писал Штелин, а 27 октября (добавим от себя: и уже побывал в Сестрорецке). Наконец, сообщение Штелина противоречит содержанию дневника Ф.В.Берхгольца о событиях при возвращении царя из Дубков (см. выше). Из этого Н.И.Павленко делает вывод: «Таким образом, подлинные события таковы, что не Петр кого-либо спасал, а, видно его самого надлежало спасать»[10]. Словом, опровержение Н.И.Павленко прижилось в научной литературе, и Ю.Н.Беспятых писал: «Слишком многое говорит за то, что героический эпизод вернее отнести к жанру не преданий, но мифов (сколь ни зыбки, ни условны порой границы между ними). Но вот что приходит на ум: десятилетиями изучая дела и поступки Петра, я вполне уверенно сказал бы, что подобные действия вполне были присущи его неуемному характеру. Допустимо предположить, что два моряка, действительно спасенные 1 ноября с затонувшей яхты (как видно из дневника Ф.В.Берхгольца) возможно, обязаны жизнью (в том числе и) самому царю». И все же ученый, сделав это прелюбопытное примечание, последовательно переходит на сторону Н.И.Павленко: «Между тем авторы исторических романов и повестей, кинематографисты, снявшие фильмы об эпохе петровских преобразований, даже если и знают истину, не в силах пройти мимо столь привлекательного, впечатляющего, выигрышного сюжета. По-прежнему многие историки принимают легенду за достоверный факт»[11]. Несомненно, что-то близкое к событиям, изложенным Штелиным, произошло тогда, 01.11, на побережье, и привлекло, по крайней мере, внимание П. Косвенным свидетельством является указ, сказанный им 08.11 в Троицкой церкви во время литургии - царь часто решал во время службы государственные дела. Согласно указу, надлежало обследовать берега и сообщить обо всех погибших судах, а на будущее было предписано огласить населению и администрации балтийского побережья от шведской границы у Выборга до Риги: «Велеть тем обывателям смотреть, ежели идущим судам, как российским, так и иностранным, случится какое несчастье, или от шторма разобъет, и о том возможно учинить будет помощь, то чинить, как возможно, со всяким радением, а буде тем судам никакой помощи учинить не можно, то о них немедленно присылать ведомости в Адмиралтейскую коллегию или в Кронштадт к командующему флагману, кому куда способнее будет <…>; велеть ведение тех городов на островах и в ближних к морским берегам жителям в кирках объявить с приложением рук, дабы чинили о морских судах по вышеписанному Е.и.в. указу неотложно»[12]. Невольно возникает вопрос: зачем понадобилось издавать такой указ, который было предписано разослать по всему балтийскому побережью империи, поставить в известность все прибрежное население? Из указа видно, что главное – П. требует обязать местных жителей оказывать «как возможно со всяким радением» помощь судам, терпящим у их берегов бедствие. Обычно петровские указы возникали как следствие неких событий, которые П. считал необходимым регулировать законодательно. Скорее всего, история под Лахтой и вызвала указ П., который, вероятно, возмутился равнодушием местных жителей, которые только наблюдали за гибнущим на мели судном, а сами в воду лезть не хотели. Возможно, П., как это часто бывало ранее в других случаях, пришлось показать наглядный урок того, как должен вести себя образцовый подданный, и для этого лезть в холодную воду. Так что, возможно, что Штелин был отчасти и прав.  

[1] Семевский. Царица Катерина. С. 188.

[2] Семевский. Царица Катерина. С. 187.

[3] МИРФ. 4. С. 686.

[4] Берх. Собрание. 3. С. 378; КПБ. 107. Л. 356.

[5] КПБ. 107. Л. 357.

[6] МИРФ. 2. С. 724.

[7]  Петербург в эпоху Петра. С. 661.

[8] Штелин. Подлинные анекдоты. С. 171-173.

[9] Голиков. ДПВ. 10. С. 105-106.

[10] Павленко. Три так называемых завещания Петра I. С. 132-133; Петр Великий. С. 554-555; см. Лелина. Лахтинский подвиг. С. 620-624..

[11] Беспятых. Наводнения. С. 160.

[12] МИРФ. 4. С. 687.