Американская степь: российские влияния на Великие равнины

26 марта в рамках регулярного международного семинара «Границы истории» состоялось выступление Дэвида Муна, профессора истории университета Йорка (Великобритания), специалиста по социальной и экологической истории России, с докладом «Американская степь:  влияния из России на Великие Равнины».

Дэвид Мун также является ведущим исследователем международного сетевого проекта “Exploring Russia’s Environmental History and Natural Resources”, осуществляемого при финансовой поддержке крупнейшего британского негосударственного фонда Ливерхульм Траст. В выполнении проекта которого принимают участие специалисты из США, Великобритании и России, в том числе историки из НИУ ВШЭ СПб. 

Доклад был написан в русле транснациональной экологической истории, раскрывая взаимовлияния опыта хозяйственного освоения российских степей и американских Великих Равнин. С одной стороны, влияние американского опыта на российские сельскохозяйственные практики XIX-XX века изучено сравнительно неплохо. Это влияние сказывалось в механизации работ и заимствовании определенных технологий, в организации гигантских хозяйств,  в заимствовании различных сортов (в первую очередь, кукурузы). Потому Дэвид Мун в своем выступлении старался показать, что эта связь не была лишь однонаправленной, вследствие чего в центре внимания находился анализ влияния российского опыта на сельскохозяйственные  практики в США.  

Очевидно, что базовой основой для влияния явилась относительная схожесть природных условий российской степи и американских Великих равнин. С одной стороны, даже при взгляде на карту между этими регионами очевидны определенные различия: Великие Равнины расположены вертикально по всей длине Соединенных Штатов, а русская степь тянется с запада на восток вплоть до границы с Китаем. Одним из следствий подобного положения, к примеру, являлось то, что для американских равнин требовалось меньшее количество техники, поскольку при меридиальном распространении этих территорий урожай на них созревал в разное время. Однако в обоих регионах были схожие климатические условия, плодородные черноземные почвы, оба были негусто заселены людьми. При этом, сельскохозяйственное заселение русской степи началось с XVIII века, что опередило развитие американских Великих Равнин, которые стали осваиваться только после Гражданской войны в США. 

Важным контекстом для установления русско-американских связей в области сельского хозяйства стало усиление конкуренции на международном хлебном рынке. В конце XIX века лидирующие позиции в этой сфере занимала Российская империя и США. Обе страны использовали международные выставки для демонстрации своих успехов в этой сфере. Российская продукция традиционно оценивалась очень высоко на подобных мероприятиях. Эти выставки помогали странам знакомиться с образцами продукции друг друга, а также с техническим оснащением, со специализированной литературой, которую публиковали к этим выставкам. Все это способствовало усилению интереса к российскому опыту среди американских специалистов. В результате, американский Департамент сельского хозяйства стал активно спонсировать изучение русского опыта. В условиях языкового барьера американские специалисты нередко прибегали к помощи русских эмигрантов. Лидирующее положение России на мировом рынке зерна было сильно подорвано Первой мировой войной и, позднее, Гражданской войной. Потому интерес американских специалистов к российскому опыту возобновился лишь в конце 1920-х гг. При этом,  важно отметить, что помимо экономического соперничества, важным фактором, способствовавшим переносу определенных практик, являлось стремление самих ученых к кооперации и обмену информацией, что можно наблюдать даже в советское время, за исключением короткого перерыва  между 1917 и 1921 годом.

В то же время, существовал ряд ощутимых барьеров на пути эффективного сотрудничества: в первую очередь, язык. До 1914 года в США существовало всего шесть университетов, где преподавался русский язык. Во-вторых, длительное время в американской интеллектуальной среде довлело представление об «отсталой» России,  из-за чего интерес к российскому опыту появился отнюдь не сразу. Потому в Америке долгое время даже не знали о существовании сельскохозяйственных научных исследований в России.

Ситуация стала меняться в 1870е годы в связи с началом массовой миграции меннонитов из Таврической губернии в штат Канзас, вызванной введением всеобщей воинской повинности в России, противоречащей пацифистским убеждениям меннонитов. Одним из следствий этого стало перенесение прежнего опыта хозяйствования на новые территории, в том числе, организация фермерских хозяйств. Важным фактором явилось то, что мигранты ввозили с собой семена пшеницы из России, так называемой «Крымки», обладавшей высокой степенью устойчивости к неблагоприятному климату. На протяжении засух 1890-х годов исследования Американского департамента сельского хозяйства показали, что мигранты меннониты получали гораздо больший урожай, так как их сорта пшеницы были более приспособлены к климатическим изменениям. Это способствовало тому, что уже американские специалисты на институциональном уровне стали подключаться к исследованию и, позднее, заимствованию опыта освоения русских степей. Так, после изучения опыта эмигрантов-меннонитов в Америке, один из американских почвоведов Марк Карльтон  в 1898 и 1900 годах совершил несколько поездок по русской степи для получения образцов семян пшеницы. О масштабах перемен свидетельствует тот факт, что в 1919 году 80 % выращиваемой в Небраске пшеницы были различные вариации российских сортов.

Для изучения взаимодействия американских и российских исследователей необходимо отдельно проследить развитие российского почвоведения, на что обратил особое внимание Дэвид Мун в ходе доклада. Важнейшей фигурой в этой истории являлся Василий Докучаев, один из основателей генетического почвоведения, согласно которому почва является продуктом соединения нескольких составляющих: каменных пород, продуктов жизнедеятельности живого мира, рельефа, климата и времени. Это означало, что если изменить один фактор (например, чаще увлажнять почву), можно сделать почву более плодородной. Он и его ученики К.Д. Глинка и Н.М. Сибирцев активно разрабатывали эту теорию в России, распространению же этих идей заграницей способствовала работа русских ученых-эмигрантов или иностранных ученых, занимавшихся переводами русских работ по почвоведению на другие языки. Одним из таких ученых был Петр Фирман, способствовавший активным переводам российских научных работ и распространению почвоведения в Америке. Уже в 1911 году в США была написана диссертация по почвоведению, основанная, в том числе, на переводах русских научных трудов. Взгляды российских ученых не сразу был восприняты американскими экспертами, определявшими в эти годы почву как особую каменную породу, подверженную эрозии. В то же время, Дэвид Мун наглядно показал, как в профессиональной среде на персональном уровне интерес к российским исследованиям возрастал. В 1927 г. на Первом международном конгрессе ассоциации почвоведения в Вашингтоне русская система классификации почв была утверждена в качестве международной.

Таким образом, можно выделить несколько уровней, на которых происходило распространение идей и практик освоения степей из России в США. Во-первых, главнейшую роль сыграли различные социальные сети. Основными агентами этого трансфера являлись мигранты  из регионов Поволжья  и южной Украины в американские штаты, находящиеся на территории Великих Равнин: Небраску, Канзас. Позднее к процессу подключились профессиональные ученые, установившие тесные контакты в области почвоведения. В данном случае, большое значение имели именно персональные контакты и взаимовлияния. Другим важным элементом влияния явились определенные сорта пшеницы, более устойчивые к неблагоприятному климату, которые привозили с собой мигранты из Российской империи, и которые позднее окультивировали американские специалисты. Трансфер происходил и на интеллектуальном уровне, когда в конце XIX века появился большой интерес к российской сельскохозяйственной науке  и начинаются переводы на английский язык работ российских специалистов. Через это происходило заимствование определенных сельскохозяйственных практик  (к примеру, создание защитных лесопосадочных полос). Все это приводило к научной кооперации, международной институционализации новой отрасли знания - почвоведения.  

В ходе дискуссии, начавшейся вслед за докладом, было освещено много сопряженных с выступлением вопросов, а также озвучен ряд существенных комментариев: насколько прозрачной была связь между экспертным знанием и локальными практиками, какова была роль европейского контекста в кооперации российских и американских ученых, насколько разнообразными был локальные сельскохозяйственные практики, насколько специфические национальные контексты влияли на развитие тех или иных идей.