Социально-антропологическая конференция Майский СБОР 2025: В поле — зрение, или в поле зрения?
15-17 мая 2025 года состоится Майский СБОР — первая из, как мы надеемся, регулярных социально-антропологических конференций на базе факультета Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств НИУ ВШЭ.
СБОР: Социально-антропологически Базированное Обсуждение Ремесла. Тема сбора этого года: В поле — зрение, или в поле зрения?
Регистрация
Майский СБОР открыт для исследователей всех возрастов и стадий академической карьеры. Заявки на участие c названием и аннотацией предполагаемого доклада (тезисы), не превышающие 3000 знаков (включая пробелы), принимаются до 1 февраля 2025 года. Чтобы отправить свою заявку на конференцию, заполните Яндекс-форму.
Для участия исследователей не из Санкт-Петербурга запланировано ограниченное количество грантов на проезд и проживание при поддержке факультета Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств НИУ ВШЭ.
По возможным вопросам просим обращаться к доценту департамента истории Николаю Владимировичу Ссорину-Чайкову: nssorinchaikov@hse.ru.
Аннотация
Новые темы антропологических исследований — например, «как думать как климат» (Knox 2020) — и новые методики, такие как опора на общение с информантами в соцсетях, а не только «живьём» в ходе включенного наблюдения (Pink at al. 2022), делают актуальным вопросы этнографической методологии, которые соответствовали бы задачам исследования сегодня (Ссорин-Чайков 2021; Звонарева, Контарева, Попова 2021). Планируемая конференция приглашает её участников поразмышлять над гранями этих вопросов на основе своих конкретных этнографических случаев.
Как формулируются методологические инновации? Что считается «передним краем»? Кто судьи передового — и, в частности, передового поля? Как тематическая новизна связана с новизной методологической, начиная с формирования полевого проекта в аспирантуре? «Цеховое» для российских этнографов сезонное деление времени на непродолжительное (как правило, летнее) «время в поле» и «время дома» разрушается — так же как климатические изменения не соблюдают подобного деления пространства. «Год в поле», не менее нормативный и «цеховой» для западных социальных и культурных антропологов, сейчас ставится под вопрос именно в рамках этой академической традиции. Прекарность исследователя после аспирантуры, часто на временных университетских контрактах, разрывает это длительное время на «лоскутную этнографию» (Günel, Varma & Watanabe 2020). Кто трудоустроен настолько безопасно, что может позволить себе саббатикал для исследования длительностью в год? Как в таком случае соотносятся проблемы безопасности исследователя в поле (Pollard 2009; Huang 2016) и безопасности рабочего места в самой академии? Как «время семьи» соотносится с временем академической карьеры, при том что среди прекарно трудоустроенных подавляющее большинство — женщины (Bothwell 2018; Lundquist and Misra 2015)?
В каком смысле автоэтнография (т. е. исследование самих себя, когда поле «всегда с тобой» [Соколовский 2004]) является здесь выходом? Что такое время автоэтнографии как исследовательского инструмента, когда аспирант-этнограф расстается с руководителем на год или больше, но они находятся в постоянной связи (Cerwonka & Malkki 2007?) Является ли выходом здесь антропология антропологической оптики? «Сенсорная этнография» (Pink 2009; Nakamura 2013) подвергла критике привилегированное отношение к «зрению» — визуальности во включенном наблюдении и оптике как метафоре концептуализации. Что такое запах, вкус, стыд (Рахманова 2018), отвращение (Bubandt 1998), восхищение как этнографический источник — и как инструмент, и как контекст исследования?
Мы предлагаем обсудить меняющиеся условия полевой работы, антропологического письма, контекстов, вопросов этики и безопасности — как исследователей, так и изучаемых сообществ. Могут ли риски быть «устаревшими»? Может ли небезопасность оставаться в прошлом — как еще одно чуднóе обстоятельство полевой этнографии, которое при создании этнографического текста становится частью исследовательского архива? Как соотносится архив и голос? Как социокультурная антропология соотносится с историей в российском и сравнительном контекстах? Каковы этнографические методы, адекватные задачам современного исследования? Что возможно в контексте реалий академической жизни и ее институциональной специфики сегодня? Каковы уроки подвижнического ухода в поле путем устройства на работу на период более года в местную школу (Терёхина & Волковицкий 2018) или рабочим на фабрику (Пинчук 2021)? Какие еще здесь возможны ходы? Каковы варианты действий? Каковы препоны для длительного поля в российских академических учреждениях? Может ли рефлексия и критика исследовательской ситуации в антропологии стать частью новой антропологической традиции? Или же она формирует новые, но лишь отдельные «области изучения» в русле антропологии науки и антропологии университетской бюрократии — включая антропологическое «включенное наблюдение» за научными коллективами «в поле» и «дома» (Бучатская 2024)?
Одна из задач конференции этого года — инициировать обсуждение рабочего манифеста «новой этнографии», написанного с позиции исследователей, не только определяющих, кто и что находится «в поле зрения» науки, но и трудящихся «в поле», которое создают и формируют чужие «зрения» и взгляды.