Публикации

Актуальность статьи обусловлена необходимостью осмысления исторического опыта международных отношений в центрально-азиатском регионе в контексте противостояния «великих держав» за сферы влияния. Объектом исследования являются отношения России и Великобритании с самопровозглашенным государством Йэттишар (также фигурирующим в исследовательских трудах как Кашгария), существовавшим в 1864—1877 гг. в Восточном Туркестане. В качестве предмета исследования выступают торговые договоры, заключенные с этим государством Российской и Британской империями, соответственно в 1872 и 1874 гг. Целью исследования является историко-правовой анализ содержания договоров. Автор предпринимает попытку ответить на вопросы, в какой степени эти договоры свидетельствовали о признании двумя империями Йэттишара в качестве субъекта международных отношений, и как заключение этих договоров отражало противостояние империй в Центральной Азии — в рамках так называемой «Большой игры». Основными методами исследования являются формально-юридический, историко-правовой и сравнительно-правовой подходы, наряду с которыми автор использует юридико-антропологический и общеисторический исследовательский инструментарий. Полученные результаты до некоторой степени отражают и современные подходы России и западных держав в выстраивании правоотношений со своими партнерами в Центральной Азии, учет ими политической ситуации, политико-правовых и культурных традиций стран и народов региона.

.

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регоны Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.
Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Об авторе

В монографии представлены междисциплинарные исследования на стыке логики и права. Авторов книги объединяют методологические подходы, разработанные известным русско-аргентинским правоведом и философом Е.В. Булыгиным, к девяностолетию со дня рождения которого приурочена монография. Издание будет полезно тем, кто интересуется вопросами нормативности права, логикой норм и нормативных систем, деонтической логикой, а также проблемами теоретической юриспруденции. Книга содержит новаторские подходы к пониманию природы и механизма действия норм права, является первым коллективным русскоязычным исследованием творчества Е.В. Булыгина.

Теоретические знания о праве ценны и значимы, пока они актуальны и конкурентоспособны. Понимание права требует не только изучения того, что есть право, но и того, чем право не является.  Поэтому достаточно важным представляется выявление критериев определения того, что в праве «настоящее», а что симулякр. Однако выявление критериев «настоящего» в праве осложняется в условиях кризиса авторитетных инстанций определения общей истины. Под последним понимаются условия, в которых научное сообщество теряет научный консенсус по поводу того, что может быть истинным. Происходит это по причине появления множества производителей истины и утраты эталона, с которым можно соотнести представления об истине. Если в эпоху господства классической научной рациональности картина мира была одна, то в условиях постклассики можно сказать, что у каждого своя картина мира. Данная ситуация осложняется также и стремительным развитием информационных технологий, которые создают своего рода конкурентную среду для различных концепций истины относительно общественно значимых фактов. В результате проведенного исследования автор приходит к выводу, что, законодательство, в основе которого лежит не подлинная правовая коммуникация (которая всегда имеет диалогическую или полилогическую) структуру, а псевдоправовая (монологическая, имитирующая диалог), которая строится не на принципе признания за личностью ее суверенного статуса, а отношении к личности как к объекту властного манипулирования, не имеет ничего общего с правом, а является симулякром. Только настоящая диалогическая коммуникация между властью и обществом, которая выстраивается на основании признания человека в качестве суверенной личности, обладающей правами и обязанностями, способна порождать право.

В статье на конкретных примерах анализируется применение правителями центральноазиатских государств нетипичных источников при принятии судебных решений, которые либо несоответствовали основной правовой системе их государств, либо вообще не являлись источниками права. Автор рассматривает случаи в Бухарском ханстве XVI и XVII вв. и в Казахской степи первой трети XIX в. и делает вывод, что правители, вынося судебные решения, прибегали к таким источникам, желая продемонстрировать свою политическую позицию в глазах собственных подданных или правителей соседних государств.

Работа представляет собой вступительную статью к публикации перевода книги Н.С. Тимашева "Введение в социологию права"

Концепция выдающегося российского правоведа Н . С . Тимашева обычно относится исследователями политико-правовых идей к области социологии права . Однако эта классификация сужает те перспективы, которые эта концепция открывает в плане плюралистического подхода к праву – здесь социология является лишь одной из многочисленных перспектив для анализа права, наряду с психологией, политологией, этикой и другими социальными науками . В настоящей работе отстаива- ется тезис, что концепция Тимашева представляет собой одну из наибо- лее оригинальных теоретико-правовых конструкций XX века . По раз- ного рода причинам Тимашев не стал позиционировать эту концепцию в области теории права или философии права . Название его основного труда («Введение в социологию права») не соответствует содержанию этого труда, в котором обсуждаются важные проблемы теоретической юриспруденции и в котором Тимашев попытался сформулировать ме- тодологическую базу для обсуждения дополнительных аспектов (кол- лективная психология, этнология и антропология, этика и проч .) этих проблем теории права .

В статье анализируются сведения о реалиях туркменской жизни накануне и во время Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 гг., которые приводит в своем романе «Под боевым огнем» В. П. Череванский — крупный российский государственный деятель, ученый и известный писатель второй половины XIX — начала XX в., сам являвшийся участником этого похода. Помимо основной сюжетной линии, в произведении описываются особенности внутренних отношений между различными родоплеменными подразделениями и их предводителями, позиция туркмен в отношении соседей: Бухары, Хивы, Персии, — их отношения с Россий- ской и Британской империями в процессе присоединения Средней Азии к России. Наряду с вымышленными (или выведенными под вымышленными именами) персонажами в романе действуют реальные исторические деятели: начальник Ахал-Текинской экспедиции генерал М. Д. Скобелев, полковник Н. Г. Петрусевич, военачальник текинцев Тыкма-сардар, ученый-востоковед А. Вамбери, британский журналист Э. О’Донован и др. Личное знакомство В. П. Череванского со своими героями позволило ему достоверно описать туркменские реалии в «экстремальный» период их жизни — накануне и во время присоединения Ахалтекинского оазиса к России, «оживив» сведения о них, известные по работам его современников и исследователей, и при этом не выказывая характерного для современных ему западных и некоторых российских литераторов ориенталистских воззрений.

В настоящей работе рассматриваются методологические основания учения Ганса Кельзена о справедливости, связь этого учения с ключевыми идеями чистого учения о праве. Автор также анализирует типичные критические доводы, которые в отечественной теории права выдвигаются против предложенного в чистом учении о праве подхода к справедливости. Показывается, что чистое учение о праве не исключает рассмотрение права как социального явления и не отрицает связь между моральными установками людей и тем, как они ведут себя в рамках процессов создания и применения права.

.

Постановка проблемы о пределах релятивизма в праве требует обозначить прежде некоторые общие философские рамки методологии релятивизма. Это также полезно по причине невысокой популярности релятивизма среди российских теоретиков права по сравнению с обилием публикаций на эту тему в зарубежной литературе. В данной главе мы обозначим основные разновидности релятивизма, выделяемые в зарубежной литературе. Попытаемся дать оценку как положительного, так и негативного потенциала каждого из них, а также обозначить пределы релятивизма в праве и возможность сочетания универсального и особенного в рамках постклассической методологии.  

В настоящей работе рассмотрены подходы Е.В. Булыгина к интерпретации некоторых проблемных вопросов правовой теории Ганса Кельзена. Среди этих вопросов такие как нормативность права, природа правовых норм, различие между нормами и нормативными предложениями, нормативные следствия судебных решений, описание процесса правоприменения в терминах логики, полнота и непротиворечивость права и прочие. Особенное внимание аргентинский правовед уделяет отграничению методологических принципов юспозитивизма в чистом учении о праве от тех элементов трансцендентализма, которые Кельзен воспринял из философии Канта. Демонстрируется значимость данных Е.В. Булыгиным интерпретаций и критических замечаний для лучшего понимания кельзеновской философии права в современном теоретическом правоведении. 􏰬 􏱯􏱟􏱆 􏱝􏱄􏱣􏱅􏱃􏱁􏱆 􏱝􏱇􏱝􏱁􏱬􏱼􏱆􏱈 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱃􏱆􏱽􏱣 􏱠􏱱 􏱣􏱟􏱆 􏱱􏱝􏱂􏱠􏱀􏱈 􏱁􏱝􏱾􏱬􏱆􏱄 􏱩􏱀􏱉􏱆􏱇􏱅􏱠 􏱵􏱀􏱁􏱬􏱉􏱅􏱇 􏱅􏱇 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱣􏱆􏱸􏱣 􏱠􏱱 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱣􏱆􏱂􏱽􏱠􏱄􏱝􏱄􏱬 􏱁􏱆􏱉􏱝􏱁 􏱽􏱠􏱈􏱅􏱣􏱅􏱐􏱅􏱈􏱂􏰼 􏱅􏱣􏱈 􏱆􏱐􏱠􏱁􏱀􏱣􏱅􏱠􏱇 􏱅􏱈 􏱆􏱸􏱝􏱂􏱅􏱇􏱆􏱞 􏱠􏱇 􏱣􏱟􏱆 􏱆􏱸􏱝􏱂􏱽􏱁􏱆 􏱠􏱱 􏱿􏰔 􏱤􏱆􏱁􏱈􏱆􏱇􏲀􏱈 􏱽􏱀􏱄􏱆 􏱣􏱟􏱆􏱠􏱄􏱬 􏱠􏱱 􏱁􏱝􏱾􏰔 􏱯􏱟􏱆 􏱝􏱀􏱣􏱟􏱠􏱄 􏱈􏱣􏱀􏱞􏱅􏱆􏱈 􏱝􏱁􏱈􏱠 􏱣􏱟􏱆 􏱠􏱄􏱅􏱉􏱅􏱇􏱈 􏱠􏱱 􏱣􏱟􏱆 􏱝􏱇􏱝􏱁􏱬􏱣􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱣􏱄􏱝􏱞􏱅􏱣􏱅􏱠􏱇 􏱅􏱇 􏱳􏱄􏱉􏱆􏱇􏱣􏱅􏱇􏱝􏰔 􏱢􏱇 􏱣􏱟􏱆 􏱦􏱝􏱈􏱅􏱈 􏱠􏱱 􏱝􏱇􏱣􏱟􏱄􏱠􏱽􏱠􏱁􏱠􏱉􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱝􏱽􏱽􏱄􏱠􏱝􏱃􏱟 􏱣􏱠 􏱁􏱝􏱾􏰼 􏱝􏱇 􏱝􏱣􏱣􏱆􏱂􏱽􏱣 􏱅􏱈 􏱂􏱝􏱞􏱆 􏱦􏱬 􏱣􏱟􏱆 􏱝􏱀􏱣􏱟􏱠􏱄 􏱣􏱠 􏱃􏱠􏱇􏱈􏱅􏱞􏱆􏱄 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱃􏱆􏱽􏱣􏱅􏱠􏱇 􏱠􏱱 􏱁􏱠􏱉􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱽􏱠􏱈􏱅􏱣􏱅􏱐􏱅􏱈􏱂 􏱦􏱬 􏱩􏰔 􏱵􏱀􏱁􏱬􏱉􏱅􏱇􏰼 􏱅􏱞􏱆􏱇􏱣􏱅􏱱􏱬􏱅􏱇􏱉 􏱅􏱣􏱈 􏱈􏱣􏱄􏱆􏱇􏱉􏱣􏱟􏱈 􏱝􏱇􏱞 􏱾􏱆􏱝􏱷􏱇􏱆􏱈􏱈􏱆􏱈􏰔 􏱯􏱟􏱆 􏱝􏱀􏱣􏱟􏱠􏱄 􏱃􏱠􏱇􏱃􏱁􏱀􏱞􏱆􏱈 􏱣􏱟􏱝􏱣 􏱅􏱣 􏱅􏱈 􏱽􏱠􏱈􏱈􏱅􏱦􏱁􏱆 􏱣􏱠 􏱝􏱽􏱽􏱁􏱬 􏱁􏱠􏱉􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱽􏱠􏱈􏱅􏱣􏱅􏱐􏱅􏱈􏱂 􏱾􏱅􏱣􏱟􏱅􏱇 􏱝􏱇􏱣􏱟􏱄􏱠􏱽􏱠􏱁􏱠􏱉􏱬 􏱠􏱱 􏱁􏱝􏱾􏰔

􏰧􏰆􏰆􏰉􏰑􏰃􏰰􏰇􏰭􏰬 􏰡􏰃􏰋􏰋􏰒􏰉􏰑􏰨􏰅􏰆􏰘 􏰏􏰉􏰪􏰻􏰉􏰪􏰘 􏰓􏰔 􏰕􏰔 􏰖􏰗􏰂􏰘􏰁􏰇􏰆􏰃 􏰌 􏰇􏰆􏰑􏰅􏰨􏰏􏰨􏰅􏰑􏰃􏰰􏰇􏰇 􏰆􏰅􏰌􏰉􏰑􏰉􏱑 􏰨􏰘􏰻 􏰏􏰨􏰉􏰯􏰂􏰅􏰒􏰆􏰘􏰻 􏰄􏰉􏰏􏰨􏰉􏰋􏰉􏰄 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰄􏰉􏰍 􏰑􏰅􏰉􏰨􏰇􏰇 􏰝􏰃􏰆􏰋􏰃 􏰤􏰅􏰂􏰙􏰐􏰅􏰆􏰃􏰔 􏰣􏰨􏰅􏰪􏰇 􏰳􏰑􏰇􏰻 􏰄􏰉􏰏􏰨􏰉􏰋􏰉􏰄 􏰑􏰃􏰌􏰇􏰅 􏰌􏰃􏰌 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏰑􏰇􏰄􏰆􏰉􏰋􏰑􏰙 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰃􏰼 􏰏􏰨􏰇􏰨􏰉􏰪􏰃 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰄􏰘􏰻 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰼 􏰨􏰃􏰐􏰂􏰇􏰊􏰇􏰅 􏰒􏰅􏰷􏰪􏰗 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏱑 􏰒􏰇 􏰇 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏰑􏰇􏰄􏰆􏰘􏰒􏰇 􏰏􏰨􏰅􏰪􏰂􏰉􏰷􏰅􏰆􏰇􏰭􏰒􏰇􏰼 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏰑􏰇􏰄􏰆􏰘􏰅 􏰋􏰂􏰅􏰪􏰋􏰑􏰄􏰇􏰭 􏰋􏰗􏰪􏰅􏰯􏰆􏰘􏰻 􏰨􏰅􏰽􏰅􏰆􏰇􏰍􏰼 􏰉􏰏􏰇􏰋􏰃􏰆􏰇􏰅 􏰏􏰨􏰉􏰰􏰅􏰋􏰋􏰃 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰏􏰨􏰇􏰒􏰅􏰆􏰅􏰆􏰇􏰭 􏰄 􏰑􏰅􏰨􏰒􏰇􏰆􏰃􏰻 􏰂􏰉􏰁􏰇􏰌􏰇􏰼 􏰏􏰉􏰂􏰆􏰉􏰑􏰃 􏰇 􏰆􏰅􏰏􏰨􏰉􏰑􏰇􏰄􏰉􏱑 􏰨􏰅􏰊􏰇􏰄􏰉􏰋􏰑􏰙 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰃 􏰇 􏰏􏰨􏰉􏰊􏰇􏰅􏰔 􏰀􏰋􏰉􏰯􏰅􏰆􏰆􏰉􏰅 􏰄􏰆􏰇􏰒􏰃􏰆􏰇􏰅 􏰨􏰗􏰋􏰋􏰌􏰉􏱑􏰃􏰨􏰁􏰅􏰆􏰑􏰇􏰆􏰋􏰌􏰇􏰍 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰄􏰅􏰪 􏰗􏰪􏰅􏰂􏰭􏰅􏰑 􏰉􏰑􏰁􏰨􏰃􏰆􏰇􏰊􏰅􏰆􏰇􏰩 􏰒􏰅􏰑􏰉􏰪􏰉􏰂􏰉􏰁􏰇􏰊􏰅􏰋􏰌􏰇􏰻 􏰏􏰨􏰇􏰆􏰰􏰇􏰏􏰉􏰄 􏰩􏰋􏰏􏰉􏰐􏰇􏰑􏰇􏰄􏰇􏰐􏰒􏰃 􏰄 􏰊􏰇􏰋􏰑􏰉􏰒 􏰗􏰊􏰅􏰆􏰇􏰇 􏰉 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰅 􏰉􏰑 􏰑􏰅􏰻 􏰳􏰂􏰅􏰒􏰅􏰆􏰑􏰉􏰄 􏰑􏰨􏰃􏰆􏰋􏰰􏰅􏰆􏰪􏰅􏰆􏰑􏰃􏰂􏰇􏰐􏰒􏰃􏰼 􏰌􏰉􏰑􏰉􏰨􏰘􏰅 􏰤􏰅􏰂􏰙􏰐􏰅􏰆 􏰄􏰉􏰋􏰏􏰨􏰇􏱑 􏰆􏰭􏰂 􏰇􏰐 􏰱􏰇􏰂􏰉􏰋􏰉􏰱􏰇􏰇 􏰤􏰃􏰆􏰑􏰃􏰔 􏰜􏰅􏰒􏰉􏰆􏰋􏰑􏰨􏰇􏰨􏰗􏰅􏰑􏰋􏰭 􏰐􏰆􏰃􏰊􏰇􏰒􏰉􏰋􏰑􏰙 􏰪􏰃􏰆􏰆􏰘􏰻 􏰓􏰔 􏰕􏰔 􏰖􏰗􏰂􏰘􏰁􏰇􏰆􏰘􏰒 􏰇􏰆􏰑􏰅􏰨􏰏􏰨􏰅􏰑􏰃􏰰􏰇􏰍 􏰇 􏰌􏰨􏰇􏰑􏰇􏰊􏰅􏰋􏰌􏰇􏰻 􏰐􏰃􏰒􏰅􏰊􏰃􏰆􏰇􏰍 􏰪􏰂􏰭 􏰂􏰗􏰊􏰽􏰅􏰁􏰉 􏰏􏰉􏰆􏰇􏰒􏰃􏰆􏰇􏰭 􏰌􏰅􏰂􏰙􏰐􏰅􏰆􏰉􏰄􏰋􏰌􏰉􏰍 􏰱􏰇􏰂􏰉􏰋􏰉􏰱􏰇􏰇 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰃􏰔

􏰬 􏱯􏱟􏱆 􏱝􏱄􏱣􏱅􏱃􏱁􏱆 􏱝􏱇􏱝􏱁􏱬􏱼􏱆􏱈 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱃􏱆􏱽􏱣 􏱠􏱱 􏱣􏱟􏱆 􏱱􏱝􏱂􏱠􏱀􏱈 􏱁􏱝􏱾􏱬􏱆􏱄 􏱩􏱀􏱉􏱆􏱇􏱅􏱠 􏱵􏱀􏱁􏱬􏱉􏱅􏱇 􏱅􏱇 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱣􏱆􏱸􏱣 􏱠􏱱 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱣􏱆􏱂􏱽􏱠􏱄􏱝􏱄􏱬 􏱁􏱆􏱉􏱝􏱁 􏱽􏱠􏱈􏱅􏱣􏱅􏱐􏱅􏱈􏱂􏰼 􏱅􏱣􏱈 􏱆􏱐􏱠􏱁􏱀􏱣􏱅􏱠􏱇 􏱅􏱈 􏱆􏱸􏱝􏱂􏱅􏱇􏱆􏱞 􏱠􏱇 􏱣􏱟􏱆 􏱆􏱸􏱝􏱂􏱽􏱁􏱆 􏱠􏱱 􏱿􏰔 􏱤􏱆􏱁􏱈􏱆􏱇􏲀􏱈 􏱽􏱀􏱄􏱆 􏱣􏱟􏱆􏱠􏱄􏱬 􏱠􏱱 􏱁􏱝􏱾􏰔 􏱯􏱟􏱆 􏱝􏱀􏱣􏱟􏱠􏱄 􏱈􏱣􏱀􏱞􏱅􏱆􏱈 􏱝􏱁􏱈􏱠 􏱣􏱟􏱆 􏱠􏱄􏱅􏱉􏱅􏱇􏱈 􏱠􏱱 􏱣􏱟􏱆 􏱝􏱇􏱝􏱁􏱬􏱣􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱣􏱄􏱝􏱞􏱅􏱣􏱅􏱠􏱇 􏱅􏱇 􏱳􏱄􏱉􏱆􏱇􏱣􏱅􏱇􏱝􏰔 􏱢􏱇 􏱣􏱟􏱆 􏱦􏱝􏱈􏱅􏱈 􏱠􏱱 􏱝􏱇􏱣􏱟􏱄􏱠􏱽􏱠􏱁􏱠􏱉􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱝􏱽􏱽􏱄􏱠􏱝􏱃􏱟 􏱣􏱠 􏱁􏱝􏱾􏰼 􏱝􏱇 􏱝􏱣􏱣􏱆􏱂􏱽􏱣 􏱅􏱈 􏱂􏱝􏱞􏱆 􏱦􏱬 􏱣􏱟􏱆 􏱝􏱀􏱣􏱟􏱠􏱄 􏱣􏱠 􏱃􏱠􏱇􏱈􏱅􏱞􏱆􏱄 􏱣􏱟􏱆 􏱃􏱠􏱇􏱃􏱆􏱽􏱣􏱅􏱠􏱇 􏱠􏱱 􏱁􏱠􏱉􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱽􏱠􏱈􏱅􏱣􏱅􏱐􏱅􏱈􏱂 􏱦􏱬 􏱩􏰔 􏱵􏱀􏱁􏱬􏱉􏱅􏱇􏰼 􏱅􏱞􏱆􏱇􏱣􏱅􏱱􏱬􏱅􏱇􏱉 􏱅􏱣􏱈 􏱈􏱣􏱄􏱆􏱇􏱉􏱣􏱟􏱈 􏱝􏱇􏱞 􏱾􏱆􏱝􏱷􏱇􏱆􏱈􏱈􏱆􏱈􏰔 􏱯􏱟􏱆 􏱝􏱀􏱣􏱟􏱠􏱄 􏱃􏱠􏱇􏱃􏱁􏱀􏱞􏱆􏱈 􏱣􏱟􏱝􏱣 􏱅􏱣 􏱅􏱈 􏱽􏱠􏱈􏱈􏱅􏱦􏱁􏱆 􏱣􏱠 􏱝􏱽􏱽􏱁􏱬 􏱁􏱠􏱉􏱅􏱃􏱝􏱁 􏱽􏱠􏱈􏱅􏱣􏱅􏱐􏱅􏱈􏱂 􏱾􏱅􏱣􏱟􏱅􏱇 􏱝􏱇􏱣􏱟􏱄􏱠􏱽􏱠􏱁􏱠􏱉􏱬 􏱠􏱱 􏱁􏱝􏱾􏰔

􏰧􏰆􏰆􏰉􏰑􏰃􏰰􏰇􏰭􏰬 􏰡􏰃􏰋􏰋􏰒􏰉􏰑􏰨􏰅􏰆􏰘 􏰏􏰉􏰪􏰻􏰉􏰪􏰘 􏰓􏰔 􏰕􏰔 􏰖􏰗􏰂􏰘􏰁􏰇􏰆􏰃 􏰌 􏰇􏰆􏰑􏰅􏰨􏰏􏰨􏰅􏰑􏰃􏰰􏰇􏰇 􏰆􏰅􏰌􏰉􏰑􏰉􏱑 􏰨􏰘􏰻 􏰏􏰨􏰉􏰯􏰂􏰅􏰒􏰆􏰘􏰻 􏰄􏰉􏰏􏰨􏰉􏰋􏰉􏰄 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰄􏰉􏰍 􏰑􏰅􏰉􏰨􏰇􏰇 􏰝􏰃􏰆􏰋􏰃 􏰤􏰅􏰂􏰙􏰐􏰅􏰆􏰃􏰔 􏰣􏰨􏰅􏰪􏰇 􏰳􏰑􏰇􏰻 􏰄􏰉􏰏􏰨􏰉􏰋􏰉􏰄 􏰑􏰃􏰌􏰇􏰅 􏰌􏰃􏰌 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏰑􏰇􏰄􏰆􏰉􏰋􏰑􏰙 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰃􏰼 􏰏􏰨􏰇􏰨􏰉􏰪􏰃 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰄􏰘􏰻 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰼 􏰨􏰃􏰐􏰂􏰇􏰊􏰇􏰅 􏰒􏰅􏰷􏰪􏰗 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏱑 􏰒􏰇 􏰇 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏰑􏰇􏰄􏰆􏰘􏰒􏰇 􏰏􏰨􏰅􏰪􏰂􏰉􏰷􏰅􏰆􏰇􏰭􏰒􏰇􏰼 􏰆􏰉􏰨􏰒􏰃􏰑􏰇􏰄􏰆􏰘􏰅 􏰋􏰂􏰅􏰪􏰋􏰑􏰄􏰇􏰭 􏰋􏰗􏰪􏰅􏰯􏰆􏰘􏰻 􏰨􏰅􏰽􏰅􏰆􏰇􏰍􏰼 􏰉􏰏􏰇􏰋􏰃􏰆􏰇􏰅 􏰏􏰨􏰉􏰰􏰅􏰋􏰋􏰃 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰏􏰨􏰇􏰒􏰅􏰆􏰅􏰆􏰇􏰭 􏰄 􏰑􏰅􏰨􏰒􏰇􏰆􏰃􏰻 􏰂􏰉􏰁􏰇􏰌􏰇􏰼 􏰏􏰉􏰂􏰆􏰉􏰑􏰃 􏰇 􏰆􏰅􏰏􏰨􏰉􏰑􏰇􏰄􏰉􏱑 􏰨􏰅􏰊􏰇􏰄􏰉􏰋􏰑􏰙 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰃 􏰇 􏰏􏰨􏰉􏰊􏰇􏰅􏰔 􏰀􏰋􏰉􏰯􏰅􏰆􏰆􏰉􏰅 􏰄􏰆􏰇􏰒􏰃􏰆􏰇􏰅 􏰨􏰗􏰋􏰋􏰌􏰉􏱑􏰃􏰨􏰁􏰅􏰆􏰑􏰇􏰆􏰋􏰌􏰇􏰍 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰉􏰄􏰅􏰪 􏰗􏰪􏰅􏰂􏰭􏰅􏰑 􏰉􏰑􏰁􏰨􏰃􏰆􏰇􏰊􏰅􏰆􏰇􏰩 􏰒􏰅􏰑􏰉􏰪􏰉􏰂􏰉􏰁􏰇􏰊􏰅􏰋􏰌􏰇􏰻 􏰏􏰨􏰇􏰆􏰰􏰇􏰏􏰉􏰄 􏰩􏰋􏰏􏰉􏰐􏰇􏰑􏰇􏰄􏰇􏰐􏰒􏰃 􏰄 􏰊􏰇􏰋􏰑􏰉􏰒 􏰗􏰊􏰅􏰆􏰇􏰇 􏰉 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰅 􏰉􏰑 􏰑􏰅􏰻 􏰳􏰂􏰅􏰒􏰅􏰆􏰑􏰉􏰄 􏰑􏰨􏰃􏰆􏰋􏰰􏰅􏰆􏰪􏰅􏰆􏰑􏰃􏰂􏰇􏰐􏰒􏰃􏰼 􏰌􏰉􏰑􏰉􏰨􏰘􏰅 􏰤􏰅􏰂􏰙􏰐􏰅􏰆 􏰄􏰉􏰋􏰏􏰨􏰇􏱑 􏰆􏰭􏰂 􏰇􏰐 􏰱􏰇􏰂􏰉􏰋􏰉􏰱􏰇􏰇 􏰤􏰃􏰆􏰑􏰃􏰔 􏰜􏰅􏰒􏰉􏰆􏰋􏰑􏰨􏰇􏰨􏰗􏰅􏰑􏰋􏰭 􏰐􏰆􏰃􏰊􏰇􏰒􏰉􏰋􏰑􏰙 􏰪􏰃􏰆􏰆􏰘􏰻 􏰓􏰔 􏰕􏰔 􏰖􏰗􏰂􏰘􏰁􏰇􏰆􏰘􏰒 􏰇􏰆􏰑􏰅􏰨􏰏􏰨􏰅􏰑􏰃􏰰􏰇􏰍 􏰇 􏰌􏰨􏰇􏰑􏰇􏰊􏰅􏰋􏰌􏰇􏰻 􏰐􏰃􏰒􏰅􏰊􏰃􏰆􏰇􏰍 􏰪􏰂􏰭 􏰂􏰗􏰊􏰽􏰅􏰁􏰉 􏰏􏰉􏰆􏰇􏰒􏰃􏰆􏰇􏰭 􏰌􏰅􏰂􏰙􏰐􏰅􏰆􏰉􏰄􏰋􏰌􏰉􏰍 􏰱􏰇􏰂􏰉􏰋􏰉􏰱􏰇􏰇 􏰏􏰨􏰃􏰄􏰃􏰔

В коллективной монографии исследованы философские и правовые основания релятивизма, определены механизмы и пределы его воздействия, сфокусировано внимание на релятивизации правопорядков и сосуществовании параллельных нормативных систем, дана оценка российской государственно-правовой реальности. Авторами актуализированы семиотические подходы к релятивизму, ценностные дискурсы, проблемы истины и другие феномены, эволюционирующие в контексте релятивизма. 

Книга посвящена малоизученному направлению философско-правовой мысли, является первым коллективным исследованием релятивизма в праве на постсоветском пространстве. Монография ориентирована на преподавателей, аспирантов, студентов и всех интересующихся современными теоретическими исследованиями права.  

В статье анализируется сообщение И. С. Унковского, российского посла в Джунгарском ханстве в 1722–1723 гг., о судебном разбирательстве у ойратов, непосредственными участниками которого стали члены русской дипломатической миссии. На основе анализа данного сообщения автор предпринимает попытку реконструкции основных элементов судебного процесса в Джунгарском ханстве, включая его этапы, статус участников, методы сбора доказательств и пр. Также суд, описанный И. С. Унковским, сравнивается с правовым регулированием процессуальных отношений у ойратов, зафиксированных в их основном своде законов «Их Цааз» (1640) и дополняющих его указах Галдана-Бошугту-хана 1670-х гг. Кроме того, анализируются особенности судебного разбирательства с участием иностранцев и выясняются причины, по которым русские участники оказались в более выгодном процессуальном положении, чем другие иностранцы.

В статье анализируются нормы памятников традиционного монгольского права XVI–XVIII вв., посвященные регулированию суда и процесса. Целью исследования является анализ конкретных институтов процессуального права в позднесредневековой Монголии, а также их эволюции в течение рассматриваемого периода в разных регионах Монголии. Для достижения этой цели поставлены следующие задачи: 1) анализ норм процессуального права в монгольских правовых сводах конца XVI–XVIII вв.; 2) выявление сходств и различий в регулировании суда и процесса; 2) соотнесение содержания процессуальных норм исследуемых сводов с политической ситуацией; 4) прослеживание эволюции конкретных процессуальных институтов, проявившихся в этих памятниках, от более ранних к более поздним. Источниковую базу исследования составили правовые памятники, представляющие собой позднесредневековые монгольские ко- дификации — «Уложение Алтан-хана» (Южная Монголия, ок. 1588 г.), «Восемнаднать степных законов» (Халха, конец XVI – начало XVII в.), «Их Цааз» (Джунгарское ханство, 1640 г., и указы Галдана Бошогту-хана 1670-х гг.), «Халха Джирум» (Халха, XVIII в.). При исследовании автор опирался на исторические и юридические методы — источниковедческий, структурно-функциональный, сравнительно-исторический, формально-юридический, историко-правовой, сравнительно-правовой. Отмечается неравномерное развитие регулирования процессуальных отношений на разных этапах. Какие-то аспекты оставались без изменений в течение всего рассматриваемого периода, другие подверглись весьма значительным изменениям. Это нашло отражение также в большей или меньшей детализации разных норм, посвященных организации и деятельности судебных структур, методам и средствам получения доказательств и пр. Значительные изменения в монгольском процессуальном праве, касающиеся статуса органов, осуществляющих правосудие, были связаны с политическими процессами — централизацией власти в Джунгарском ханстве, адаптацией князей Халхи к новым условиям — зависимости от империи Цин. Именно в этом направлении были сосредоточены усилия законодателей — составителей анализируемых сводов. Практически неизменный набор доказательств, использовавшихся в традиционном монгольском суде, позволяет сделать вывод, что это направление во многом базировалось на нормах традиционного степного права и, соответственно, в меньшей степени привлекало внимание законодателей на предмет внесения изменений в действовавшие правоотношения.