Публикации

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений.
В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.
Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Существуют две традиции обоснования действительности права – метафизическая и антиметафизическая. В начале ХХ в. антиметафизическая традиция была дополнена психологическим реализмом, получившим развитие в рамках Упсальской школы и психологической школы Л.И. Петражицкого. Можно проследить единую линию рассуждений о действительности права – от Л.И. Петражицкого (и его учеников) и А. Хэгерстрёма (и его учеников, включая А. Росса) до Э. Паттаро – в рамках направления, которое может быть названо континентальным, или психологическим, правовым реализмом. Данное направление в теории права характеризуется установкой на исследование права в контексте фактов психофизической реальности, идеей о психической природе права, указанием на авторитетно-мистический характер и объективацию правовых переживаний, а также на несводимость права к поведенческому аспекту и др.

Термин «Упсальская школа правового реализма» обозначает теоретико-правовую позицию ученых из Упсалы – А. Хэгерстрёма и его наиболее последовательных учеников, А.В. Лундстедта и К. Оливекроны; она выделяется в рамках более общего направления скандинавского правового реализма, представляющего, в свою очередь, часть континентальной реалистической традиции. Философские основания Упсальской школы правового реализма включают в себя отрицание субъективизма и метафизики, натурализм, нонкогнитивизм. Данная школа уделила особое внимание вопросам о возможности научного знания о праве и построения ценностно-нейтральной теории, поиску надежных методологических оснований для науки о праве. Отрицание субъективизма и метафизики привело к утверждению, что существует и может быть предметом научного познания только одна реальность – пространственно-временная, психофизическая. Поскольку правовые понятия не имеют непосредственного соответствия в фактах такой реальности, они признаются иллюзиями и даже магическими формулами, которые, однако, основываются на реальных психологических фактах и оказывают воздействие на сознание людей.

В рамках Упсальской школы право с реалистической точки зрения предстает как машинерия принуждения, как порядок, основанный на действии организованной общественной силы, в рамках которого нормы права выступают как независимые императивы и мотивы поведения, оказывающие внушающее, связывающее волю воздействие на сознание и поведение людей. Действительность права обусловливается силой организованного общественного принуждения и рассматривается как сложное явление внутреннего мира людей. Являясь комплексным фактом психики, действительность права представляет собой психологическое самообязывание, возникающее в результате систематического действия машинерии физического принуждения, а также под влиянием культурных, социальных и даже биологических факторов.

История Монголии XVII – начала XX в. нашла освещение большей частью в записках русских путешественников, тогда как их западные коллеги в данный период бывали в этой стране не так часто. Тем ценнее представляются их сведения о различных аспектах жизни монголов, в том числе об их политической и правовой культуре. Анализируются материалы путешественников, побывавших в Монголии в разные периоды и с разными целями, – миссионеров Т. Перейры и Ф. Жербийона, Э.Р. Гюка и Ж. Габе, Ф.А. Ларсона, дипломатов Л. Ланга, Д. Белла и Г.И. Унферцагта, К. де Бурбулон, У.В. Рокхилла, Ч.У. Кемпбелла, инженера Р. де Батца, ученого С. Гедина, путешественников А. Мичи и В. Меньяна. Одни авторы в своих записках описывают реалии XVII–XVIII вв., другие – XIX и, наконец, начала ХХ в., освещая, таким образом, важные этапы истории Монголии – от попадания под власть империи Цин до возникновения предреволюционной ситуации, приведшей к созданию независимого Монгольского государства. Во всех анализируемых материалах можно обнаружить сведения о политическом устройстве и правовых традициях монголов. В зависимости от целей пребывания в Монголии и личностных особенностей (занимаемое положение, уровень образования и др.) каждый путешественник освещает те или иные вопросы политико-правовых аспектов жизни монголов. Во многих случаях информация иностранцев о государстве и праве монголов носит лапидарный характер, поскольку они не ставили задачей характеристику государственного устройства и правового положения Монголии. Тем не менее, их комплексное исследование, в т.ч. сравнительный анализ сведений различных авторов, позволяет сформировать представление о специфичном «западном» взгляде на монгольскую государственность и право.

рии, принимавших участие в присоединении прикаспийских регионов Средней Азии к России, — Кавказ- ского наместничества, Оренбургского генерал-губернаторства и Туркестанского края. Автор приходит к выводу, что на степень эффективности среднеазиатской политики Российской империи во многом влияли личные отношения глав регионов, их амбиции и претензии на ведущую роль в реализации этой политики. В отличие от оренбургского генерал-губернатора Н. А. Крыжановского, осознававшего, что значение его региона в присоединении Средней Азии к России все уменьшается, кавказский наместник великий князь Михаил Николаевич и туркестанский генерал-губернатор К. П. фон Кауфман не собирались уступать друг другу первенство в присоединении к России Восточного Прикаспия, из-за чего вступали в постоянные конфликты и допускали действия, противоречащие политике соседнего региона, в результате чего позиции России среди туркмен оказались поколебленными. При этом центральные власти Российской империи не только не стимулировали соперничество между регионами (как полагают некоторые исследователи), но и, напротив, всячески старались скоординировать их действия, превратить их в партнеров.

В статье анализируется отражение статуса Казахского ханства в российской посольской документации конца XVI — начала XVIII в. Российские власти были склонны рассматривать ханство как вассальное по отношению к Московскому царству, что находило отражение в титуловании казахских правителей, классификации их владений, представлении о правах и обязанностях по отношению к сюзерену. Однако более глубокое изучение посольских документов убеждает, что власти Московского царства отдавали себе отчет в том, что в действительности Казахское ханство не находилось в вассальной зависимости от Москвы, а его правители, в свою очередь, стремились к выстраиванию равноправных отношений с русскими государями. Лишь формирование российской имперской идеологии в начале XVIII в. привело к существенному изменению формата русско-казахских отношений.

Автор рассматривает проблемы освещения роли Церкви и церковного права при преподавании истории государства и права России в соответствии с современными учебными курсами. По его мнению, слишком краткое и схематичное раскрытие этого аспекта не позволяет студентам в полной мере понять и оценить специфику развития отечественной государственности и права в различные периоды истории России. Сравнивая современные учебники и учебные пособия по истории государства и права России с изданиями, на основе которых строилось преподавание во второй половине XIX — первой половине XX вв., автор приходит к выводу, что ранее ситуация была совершенно иной, и авторы учебников гораздо более подробно и объективно рассматривали Церковь и церковное право в системе государственности и права дореволюционной России. Автор формулирует ряд предложений по исправлению ситуации, отмечая некоторые важные направления взаимодействия Церкви и государства и влияния церковного права на развитие светского, которые, по его мнению, следует рассматривать в рамках преподавания курса истории государства и права России, опираясь при этом как на опыт предшествующего преподавания, так и на новые исследования и публикации источников.

В параграфе рассматривается процесс реформирования традиционного суда кочевников Туркестанского края в 1870-е гг. Проект реформы был предложен туркестанским генерал-губернатором К.П. фон Кауфманом, однако в силу ряда причин встретил возражения в центральных органах власти. Автор прослеживает процесс согласования спорных моментов реформы, попытки принятия компромиссного решения по нему и фактического регулирования процессуальных отношений в традиционных судах Туркестана в рассматриваемый период.

Расправа Чингисхана со своими влиятельными родственниками — Сача-бэки и Тайчу, предводителями рода кият-джуркин, нашла отражение в многочисленных источниках — монгольских, китайских, персидских. Анализ их сведений позволяет обнаружить в них расхождения не только фактического, но и в значительной степени идеологического характера, в результате чего в ранних источниках присутствует, можно сказать, завуалированное осуждение расправы Чингисхана над родичами, в сочинениях же имперского и постимперского периода поступок Чингисхана трактуется как расправа верховного правителя с изменниками. Современные исследователи также объясняют действия Чингисхана по‑разному. Одни склонны приписывать расправу над вождями кият-джуркинов его кровожадности и стремлению избавиться от могущественных конку- рентов в борьбе за трон. Другие полагают, что Сача-бэки и Тайчу возглавляли сторонников «старого строя», противостоявших имперским амбициям Чингисхана. Во многом эти разногласия исследователей объясняются именно разными оценками данного события в источниках. Автор полагает, что расправа Чингисхана с Сача-бэки и Тайчу фактически положила начало формированию судебной компетенции хана как носителя власти в условиях создания новой, имперской, государственной идеологии. Анализ сообщений позволяет сделать некоторые наблюдения по поводу начальной стадии развития суда и процесса в Монгольской империи, в котором сочетаются элементы традиционного (нашедшего отражение даже в степном фольклоре) и имперского права.

Монография профессора права Ноттингемского университета К.С. Черчеля «О юриспруденции государственного коммунизма: право и неудача революции», вышедшая в 2018 г., отличается от книг и статей, написанных в первые годы после падения социалистических режимов в странах Центральной Европы, когда интеллектуалы этих стран восторженно принимали западные идеалы, кляня недавнее социалистическое прошлое и его идеологическое наследие. К.С. Черчель пытается переосмыслить историю авторитаризма в Румынии, своей родной стране, обращаясь к изучению питавшей его формально-юридической идеологии. Идеи советского правоведения кардинальным образом не отличались от дискурса о праве, характерного для эпохи модерна, — в перспективе этих идей формальная и процедурная определенность правил (режим законности) противостоит содержательной правомерности исключений из действия правил во имя некоторых «высших начал». Такие «высшие начала», обусловливающие легитимность закона, по-разному формулировались в западном и коммунистическом правовых дискурсах, но оба они, тем не менее, были основаны на этой дуалистической парадигме понимания права.

Анализ межвоенных философско-правовых идей К.С. Черчель помещает в достаточно интересную перспективу психоанализа, доказывая, что все теоретические попытки объяснения права через его соотношение с государством были своего рода психологической защитой классической юридической мысли от революционных потрясений первых десятилетий XX в., психологическим механизмом замещения и вытеснения из сознания тех социальных фактов, которые подрывали сами основы этой мысли и демонстрировали триумф политического насилия над юридическим порядком. Анализ послевоенного правового и государственного строительства в Румынии, демонстрирует, как широкие дискреционные полномочия позволяли создавать систематические исключения из действия правил во имя народа, страны и государства, что оказалось весьма полезно для набиравшего силу авторитаризму.

В 2018 г. вышла в свет монография Ф. Фельдбрюгге «История российского права: от древних времен до Соборного уложения царя Алек- сея Михайловича 1649 г.». Работу профессора Фельдбрюгге отличает иссле- довательская глубина и методологическая корректность. Ему удалось проблематизировать использование ключевых понятий юридического языка, задействованных в исследовании средневекового российского права. Важным представляется и учет отличий средневекового правового мышления от современного. Ф. Фельдбрюгге на исторических примерах показывает, что в средневековом обществе юридическое находилось во взаимосвязи с иными регулятивными механизмами и не выделялось в отдельный блок представлений в синкретическом мышлении средневекового человека. Автор рецензируемой монографии отстаивает функциональный подход, согласно которому первичными признаками права выступают сложившиеся процедуры урегулирования спо- ров. Эти процедуры затем могут фиксироваться в документах и гарантироваться организованной политической властью, что объясняет включение в число юридических тех норм и институтов, которые формировались в рамках церкви, общины, торговых союзов и проч., не имея при этом официальной поддержки или признания со стороны средневекового государства.

Рецензия на новую работу, посвященному участию русского флота в присоединении Средней Азии к Российской империи. 

В статье анализируются отношения Российской империи с казахами в начале 1730-х гг. — на первом этапе вхождения Младшего жуза в состав России. Этот период характеризуется неопределенностью отношений между имперскими властями и казахскими вассалами, отсутствием целенаправленной политики России в Казахской степи. Одним из последствий подобного подхода стало нападение казахов в начале 1732 г. на экспедицию российского полковника И. Г. Гербера, направлявшегося с дипломатической миссией в Хиву и Бухару. Сначала казахские правители представляли это событие как результат действий своих непокорных подданных, но позднее приняли на себя ответственность за нападение. По мнению автора, этот эпизод стал одной из причин активизации имперской политики в Казахстане и учреждения Оренбургской экспедиции, руководство которой получило широкие полномочия по взаимодействию с казахами. Постепенная интеграция казахов в политико-правовое пространство Российской империи осуществлялась посредством фронтирной модернизации, со временем приведшей к радикальным изменениям в политическом, правовом и социальном устройстве казахского общества.

Вопрос о ценностных основаниях права обычно рассматривается в идеалистическом плане – как вопрос о том, какими идеями, целями и представлениями человек подвигается на правомерное поведение либо удерживается от неправомерных поступков. Такая постановка вопроса корректна, но она не исчерпывает собой проблематику ценностей в праве. Этимологически исходным смыслом самого термина «ценность» является цена, стоимость, экономическое значение некоего объекта. И уже в лингвистически вторичном смысле «ценность» указывает на идеальное измерение этого объекта в плане достижения неких це-лей. В этой перспективе ценностные основания не обязательно означают высшие цели – такими основаниями для права могут быть вполне прагматичные соображения, в том числе экономической выгоды. Вопрос о ценностях в праве может обсуждаться двояко: и как вопрос об экономической цене того или иного поступка, и как вопрос о высших, конечных целях этого поступка. Между этими двумя аспектами нет непроходимой границы, поскольку с практической точки зрения поведение человека определяется, как правило, обеими аспек-тами. В настоящей работе кратко рассматриваются методологические вопросы изучения ценностных оснований права в русле экономическо-го анализа права.

В 1877 г. туркестанский генерал-губернатор К. П. фон Кауфман ввел местное самоуправление в столице края Ташкенте в рамках реализации реформы городского самоуправления Александра II на вновь присоеди- ненных к России территориях. Принципы организации и деятельность Ташкентской городской думы вызвали противоречивые мнения и оценки как современников, так и последующих исследователей. Целью статьи является анализ условий организации местного самоуправления в Ташкенте, его соответствия как общеимперским принципам, так и местным особенностям (на основе многовековых традиций местного самоуправления в Средней Азии), оценок сторонников и противников проекта К. П. фон Кауфмана. Для этого изучаются позиция самого туркестанского генерал-губернатора, основные правовые организации местного самоуправления в Российской империи в целом и в Туркестане в частности, мнения современников – российских имперских чиновников, представителей туркестанской администрации и самих членов Ташкентской городской думы. Также привлекаются исследовательские работы советских, российских и зарубежных специалистов XX – начала XXI в. К наиболее критикуемым аспектам изучаемой реформы относятся непропорциональность представительства населения «российской» и «туземной» частей Ташкента, чрезмерно активное вмешательство генерал-губернатора в деятельность Городской думы, а также свобода расходования им муниципальных средств для финансирования проектов, далеко выходивших за рамки ташкентского городского самоуправления. Однако реформа,проведенная К. П. фон Кауфманом в сфере местного самоуправления, носила лишь декларативный характер и отражала внешнее следование курсу реформ, осуществлявшихся в Европейской России. Ташкентская городская дума виделась ему дополнительным инструментом для реализации собственных проектов в Ташкенте и Туркестанском крае в целом, что нашло отражение в подготовленных им правилах, представлявших собой адаптацию Городового положения 1870 г. к среднеазиатским реалиям. Неудивительно, что организацию и деятельность Ташкентской городской думы в период руководства К. П. фон Кауфмана Туркестаном оценивали негативно не только изначально настроенные на критику представители центральных властей, но и местные чиновники, в целом относившиеся к Кауфману и его деятельности с большим пиететом.

Прослеживается эволюция оценки личности и деятельности первого туркестанского генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана в отечественной дореволюционной, советской и современной историографии. Использование не только общеисторического, но и политико-антропологического подхода позволяет лучше понять, почему поначалу авторы сведений о Кауфмане старались идеализировать его, обращая больше внимания на личные качества, а затем превратили его в некую «схематичную» фигуру в череде глав туркестанской администрации, олицетворявшую успехи России в этом регионе. Анализ особенностей политической ситуации и личного отношения отдельных авторов к туркестанским властям в начале XX в. объясняет причины формирования негативного образа К. П. фон Кауфмана на страницах ряда газет того времени, а также в исторических трудах первых десятилетий советской власти, «нейтральное» отношение к нему во второй половине XX в. и, наконец, попытки «реабилитации» Кауф- мана в постсоветской российской исторической традиции. Автор приходит к выводу, что, несмотря на значительный интерес к Кауфману начиная с 1880-х гг. и до настоящего времени его личность оказывает- ся весьма противоречивой, а деятельность слишком масштабной, чтобы можно было создать его полноценную и однозначную биографическую характеристику, особенно с учетом меняющегося отношения к политике Российской империи в целом и на ее центрально-азиатском направлении в частности.

В статье анализируется политика Российской империи в отношении местной валюты двух имперских протекторатов в Средней Азии — Бухарского эмирата и Хивинского ханства в начале XX в., конечной целью которой было распространение обращения российского рубля на протектораты. Целью исследования является анализ на данном примере степени эффективности применения экономических инструментов продвижения России как континентальной империи в Среднюю Азию, выявление проблем, связанных с восприятием российских политических, экономических и правовых ценностей местными властями и населением — то есть степенью аккультурации правящей элиты и хозяйствующих субъектов Бухары и Хивы. Также рассматриваются позиции различных ведомств Российской империи в вопросе «монетного объединения» России с ее протекторатами, их противоречия в процессе разработки и реализации соглашений о фиксации курса бухарской и хивинской таньги по отношению к российскому рублю. Анализ проводится на основе соответствующих правовых памятников, иных документальных источников и свидетельств современников.