29.06/09.07.1697, вт., День Петра и Павла. Тезоименитство П. П. в Пиллау.

П. в Пиллау. В Кенигсберге была пальба и огненная потеха по случаю дня святых Петра и Павла[1], всенощная, литургия, обед у Ф.Я.Лефорта, приходили от курфюрста Фридриха III с поздравлениями, были «огнестрельные потехи и верховые и водяные ракеты, которые устроены от московских бомбардиров, зело изрядные и удивлению достойные»[2]. В это день в Пиллау была «государю от депутатов этого города учинена досада, о которой писано тогда же к курфюсту (Фридриху III – Е.А.)»[3].

Письма и бумаги П.: Фридриху III письмо: «Min Her. Понеже твои посланные твои сегодня, по поздравлении от тебя, не толко чтоб приятно поступили, но, досадя мне, так что я от тебя, яко искреннего друга своего, николи таких протифных слоф не слыхал и еше хуждьше, что не сказався и не прият ответа, к тебе ушли, что сим объявляя тебе, любезному другу своему, не яко любоф мешая, но не сумнителному приятелю пиша, дабы меш такими непотребными служители ссора напрасна не вчелась, о чем не сумлеваюся никогда. Piter»[4]*. 

Комментарий.

* Происшедшее описывал И.В.Хойш в письме от 02/12.07  из Пиллау, куда поехал посмотреть, как П. отметит свой день ангела. В 10 вечера П. вышел из крепости и, проходя мимо стула, на котором устроился смотреть фейерверк ганноверский дипломат, П. сказал ему по-немецки: «Добрый вечер». Фейерверк был с гербом святого Петра, надпись: «Да здравстуют союзники, да убудет полумесяц, да завянут лилии!», все продолжалось около часа. Камер-юнкеры, приставленные к царю, рассказали Хойшу, что перед полуднем к П. приехал канцлер фон Крейзен с дворянином и поздравлял П. «Поначалу он был хорошо принят, но замечено было, что царь находит его приветствие слишком долгим и оно утомило его». Потом было застолье, «сильно пили и после того, как все встали, царь предложил господину фон Крейзену большой бокал вина за здоровье его светлости курфюрста Бранденбургского. Другие говорят, что он хотел принудить его выпить штрафной бокал за то, что тот совершил ошибку, не выполнив его приказа перед тем, как садиться за стол. Но канцлер отказывался под тем предлогом, что он больше не может. Царь сказал: «Курфюрст добрый и честный человек, а ты лживый черт», взял его за руку и вытолкал за дверь комнаты. Боясь худшего, господин Крейзен быстро сбежал по ступенькам и вернулся <…>. Потом царь вышел в другую комнату и написал своей рукою письмо <…> курфюрсту (Фридриху III – Е.А.) <…>, приказав тотчас отправиться с ним и вручить его в собственные руки под страхом потерять голову <…>. Очевидно это было объяснение с его светлостью курфюрстом, содержащее только жалобы на действия канцлера Крейзена. Несомненно, действия царя являются проявлением той вспыльчивости, на которую кроме него, пожалуй, никто не способен. Однако полагают, что можно было лучше приспособиться к манерам и характеру этого государя. Кроме того, у канцлера было тем больше шансов попасть в эту историю, поскольку замечено было, что царь испытывал к нему некоторую неприязнь. К тому же этот приветливый человек почти постоянно смеется, так что он, несомненно, имел случай оказаться не по нраву царю, поскольку говорят, что этот государь не выносит того, чтобы кто-либо смотрел на него, не отрываясь, считая, что над ним насмехаются. Подобную слабость и впечатлительность можно связать лишь с малоприятными гримасами и судорогами руки, которые он делает постоянно и которые являются следствием болезни, вызванной волнением, пережитым при известии о том, что сестра хотела отравить его. Можно быть уверенным в том, что царь не хотел обидеть его светлость курфюрста в лице его канцлера и только гнев склонил его к этому безрассудному буйству, поскольку  с его светлостью курфюрстом Бранденбургским его связывает настоящая дружба. Знаки последней он выказал несколько дней тому назад в случае со своим канцлером, который является одним из его послов. Когда тот - неизвестно по какой причине - задел концом своей трости одного из матросов на корабле и царь узнал об этом, то приказал своему канцлеру (Ф.А.Головин – Е.А.) явиться, грубо словесно оскорбил его и пригрозил примерным наказанием, говоря: «У меня есть почтение ко всему, что принадлежит Черному Орлу, то есть его светлости курфюрсту Брандернбургскому, а ты позволяешь себе дурно обходиться с этими людьми». Мне рассказали, что канцлер (Ф.А.Головин – Е.А.) бросился царю в ноги, чтобы испросить себе прощение и что он смог получить его только благодаря заступничеству остальных. После отъезда канцлера Крейзена развлечения не прекратились и продолжались они до тех пор, пока послы не начали танцевать с другими дворянами. Царь также вернулся в общество и казался в добром расположении духа. Однако в тот вечер он порой ужасно ворчал на послов и - особенно на господина [Ф.Я.] Лефорта, неизвестно, по какой причине»[5].

[1] Гизен. Журнал. 1. С. 37.

[2] ПДС. 8. Стб. 876; ПЖПВ. 1697 г. С. 13-14; Ф.Лефорт. Сборник. С. 341.

[3] Бантыш-Каменский. Обзор. 4. С. 25.

[4] ПБП. 1. № 172. С. 178.

[5] «Царь, без сомнения, находится тут». С. 204.