10/21.09.1717, вт. П. в Берлине.

10/21.09, вт.

В Шёнгаузен прибыла Екатерина, ввечеру к ней приезжала королева София-Доротея, которая ее и встречала, вечером была ассамблея. Тогда же в Берлин приехал Карл-Леопольд Мекленбургский с супругой и была ассамблея[1]*. 

Письма и бумаги П.: 1. Запись расходов: в Берлине дано человеку, который привел от короля Фридриха-Вильгельма I большую собаку[2]; 2. А.Д.Меншикову письмо о приезде в Берлин «третьева дни <…> и отсель, по двух или по трех днях от сего числа, паки поедем в свой путь», напоминает о поставке лошадей по дороге, о высылке к Сойкиной горе галиота, да и к Березовым островам шняву «в запас, ежели мы поедем водою», осмотреть дорогу от Сойкиной горы, как ехать, в том случае, если на море погода не допустит ехать, получено 25.09[3]; 3. Кн. П.А.Голицыну письмо в Ригу о подготовке подвод в Курляндии и Лифляндии, «понеже мы отсель по двух или трех днях поедем к своим краям»[4]; 4. Б.П.Шереметеву письмо-приказ поставить подводы от бранденбургской границы через всю Польшу, о том, что А.Г.Головкин писал, чтобы гданьский магистрат «дал для нашей езды Фриш-гафом три яхты. Также пошли в Елбин (Эльбинг – Е.А.), чтобы и они дали три яхты и несколько ластовых судов для поклажи и послали немедленно на Курш-гаф» и что об этом пространнее объявит доноситель поручик П.В.Мурзин[5].

Комментарий.

* О пребывании П. и Екатерины в Берлине сохранились ядовитые воспоминания старшей дочери Фридриха-Вильгельма I Вильгельмины Байретской, которая по ошибке относит визит царственной пары к 1719 г. На нее, 8-летнего ребенка, П. произвел тяжелое впечатление («исцарапал поцелуями все мое лицо» «Я стукнула его и отбивалась изо всех сил, говоря, что не терплю такой фамильярности и что он лишает меня чести. Он громко посмеялся над этой фраза и долго разговарил со мной» или в другом переводе: «Он обнял меня и, пытался насильно поцеловать, при чем оцарапал мне лицо». Екатерина же, по одежде и манерам, показалась ей «немецкой странствующей артисткой» (или «актрисой, занятой в немецких пиесах»), которая вела себя как простолюдинка, многократно целовала руки королеве и плохо говорила по-немецки. Все остальное мемуаристка воспроизводит, вероятнее всего, по рассказам окружающих: страх королевской семьи, знавшей, как разрушительны бывают для дворцов посещания русского царя и его свиты. Поэтому король Фридрих-Вильгельм I заранее вывез из дворца наиболее ценные вещи и дорогую мебель. Мемуаристка описывает матросский наряд П., приводит традиционную легенду о попытке отравления его в детстве, о «припадке конвульсий» прямо за столом (за который, наверняка, девочку не посадили) и т.д. Впрочем, довольно правдоподобно в мемуарах говорится, что во время припадка царь стал опасно размахивать ножом, что вполне вероятно и уже не раз фиксировалось в источниках. Мемуаристка пишет, что П., не церемонясь, выпросил у короля какой-то дорогой шкаф и античную эротическую статуэтку, причем с угрозами заставил Екатерину целовать ее.[6]).

[1] ГСВ. 1. С. 624; Шиппман. Петр. С. 284-285..

[2] Сб. выписок. 2. С. 84.

[3] КПБ. 85. Л. 120, 121-122.

[4] Рескрипты и указы. III. С. 437; КПБ. 85. Л. 123.

[5] КПБ. 85. Л. 124.

[6] Вильгельмина Байретская. Эпизод. С. 169-172; Искюль. Визит Петра. С.193; Шиппан. Петр. С. 289-291.

.