29.08.1722, ср. П. был в лагере под Дербентом.

Поутру П. был в лагере под Дербентом, в палатке Ф.М.Апраксина проводил «консилию» со всем генералитетом, решено идти к речке Милюкент «для печения хлеба и сушения сухарей и для корма лошадей»[1]*. «В  обозе при Дербени» П. записал в «Собственноручном журнале»: «Был генералной конзили что делать, на котором все согласно положили письменное мнение, что итить назад, понеже провианту толко на месяц имели»[2]. П. ужинал у кн. Д.К.Кантемира[3].

Письма и бумаги П.: 1. Мнение П. в адрес Военного совета о ситуации и планах на будущее[4]; 2. Ф.М.Апраксин (наверняка с позволения П.) назначил полковника А.Т.Юнгера комендантом Дербента, велено быть с ним подполковнику фон Лукею с 2 батальонами солдат и 72 гренадерами[5]; 3. Запись расходов: дано в церкви на подаяние 1 руб.; после литургии «дано в кошельке», да подходившим «за поднос калача»[6].

Разные письма и бумаги: П.И.Ягужинский – П. об исполнении указов царя и, в частности, указа не отдавать с фабрик учеников и работников из крепостных людей по требованиям их помещиков[7].

Комментарий.

* В приложении к журналу 1722 года даны мнения генералов и офицеров. Мнения подали 28.08 полковники Ю.И.Фаминцын, С.И.Блеклый, А.Т.Юнгер, И.Г.Безобразов, Фрезер, Зыков, А.Д.Астафьев, Василий Приклонский и Скот, бригадир В.Д.Корчмин, майор гвардии А.И.Румянцев, генералы: кн. И.Ф.Барятинский, кн. Д.К.Кантемир, кн. Г.Д.Юсупов, генерал-майоры кн. Ю.Ю.Трубецкой, И.И.Дмитриев-Мамонов, М.А.Матюшкин, П.А.Толстой, Ф.М.Апраксин, сам П. от 29.08[8]. Затем была составлена сводная «Выписка из поданных мнений»[9]. Суть дела в том, что было неясно, что происходит с провиантом для армии – от эскадры транспортных судов Н.П.Вильбоа, бывшей еще в море, не получали известий. П., как и многие генералы, считал, что армия не может двинуться к Баку, пока не будет получено надежное известие от Н.П.Вильбоа, а когда он прибудет, то все равно надо принять решение, исходя из количества провианта, учитывая расход его на армию и на оставленные «в транжаментах» гарнизоны. Если же будет недостаток провианта, то отряд в Баку следует отправить на судах Н.П.Вильбоа, а остальной армии возвращаться. Было решено ждать известий от Н.П.Вильбоа до тех пор, пока провианта не останется на три недели, необходимые для возвращения войск. Решили вернуться на Сулак и там учинить консилию, кому идти в Астрахань, а кому зимовать на Сулаке. Если от Н.П.Вильбоа не придут известия, то, несомненно, придется вернуться и уже из Астрахани отправить в Баку отряд с провиантом[10]. Сам П. писал «в обозе при Дербени»: «1. Ни в какие движения армеи отважитца, кажетца, невозможно, пока прибудет сам или надежное известие будет о капитане [Н.П.] Вильбоу, а когда прибудет, тогда немедленно резолюцию взять по числу привезенного с ним провианта, сколь далече может наша армия сей компанеи аванжировать». При недостатке провианта – повернуть назад, оставя гарнизон. Часть оставленных войск будет стремиться взять Баку, «дабы, конечно, сего лета, с помощию Божиею, сие место захватить, ибо не знаем будущаго года конъюнктур, каковы будут»[11]. В литературе причина отказа П. двигаться всей армией на Баку и намерение возвращаться в Астрахань (И.В.Курукин назвал главу об этом «Победное отступление»[12]) объясняется не только недостатком провианта, но и тем, что произошел катастрофический падеж лошадей, приведенных из России и не выдержавших тяжелого пути, бескормицы и жажды[13]. Современный азербайджанский исследователь Т.Т.Мустафазаде считает, что «внезапное прекращение начавшегося похода» было вызвано не только нехваткой провианта и падежом лошадей, но и тем, что П., «получивший известие о распрях в стане противника и не встретивший на своем пути организованного сопротивления, пришел к выводу, что экспедицию в дальнейшем можно продолжать и малыми силами. Все это и послужило основанием для вывода основных сил русских войск из Прикаспия и возвращения армии в Астрахань». Вместе с тем, в противоречие с вышесказанным, исследователь считает, что продолжение похода на Баку было отменено из-за того, что бакинский султан Аллавердей, поначалу обещавший открыть русскому царю ворота города, переменил свое мнение и готовился к сопротивлению. К тому же Хаджи-Давуд собрал 10-тысячное войско и намеревался напасть на русскую армию при переправе через реку Самур. В итоге, «движение в сторону Баку становилось рискованным». Кроме того, «в спешном возвращении Петра из Прикаспия, вероятно, немаловажную роль сыграл и резкий протест османского двора, заявившего, что если царь со своей армией не уйдет с этих земель, Османская империя примет адекватные меры, вплоть до выдвижения своих армий на Украину»[14]. Несомненно, турецкий фактор играл свою роль во всем, что тогда происходило в Прикаспии. Еще в августе 1721 г. А.П.Волынский торопил П. с началом похода, полагая, что отделившиеся от Ирана владетели, «конечно, будут искать протекции турецкой, что им, по моему мнению, прямой резон есть»[15]. Вместе с тем, петровская дипломатия в Константинополе добилась заверений Высокой Порты о невмешательстве в конфликт, ибо И.И.Неплюев, согласно инструкции П., представил вторжение русской армии как понятную и даже одобряемую на Востоке «сатисфакцию», «поход мести» за разграбление русских купцов в Шемахе восставшими против шаха бунтовщиками. Этому был, в сущности, посвящен манифест 15.07.1722, в котором сказано, что вторжение на территорию персидского шаха – «великого друга и соседа <…>, нашего приятеля» связано исключительно с желанием наказать «возмутителей и бунтовщиков», и что турецкие подданные в местах появления русских могут ничего не опасаться. Понятно на Востоке было и личное участие в походе русского императора, который, пылая гневом, «сами намерены идти с нашим непобедимым войском на оных бунтовщиков»[16]. Эта дипломатическая дымовая завеса какое-то время действовала. Кроме того, Турция выжидала результатов ожесточенной борьбы за власть шаха-шиита с пришедшими из Афганистана суннитами и в прикаспийские дела пока не вмешивалась. Поэтому кажется, что расчетливый П., поступавший обычно с оглядкой и двойным запасом прочности, при решении судьбы похода учитывал, прежде всего, прагматическую сторону дела - возможную нехватку провианта, падеж лошадей (без кавалерии воевать, особенно на Востоке, было трудно). По-видимому, Т.Т.Мустафазаде прав, полагая, что П. понимал, что для продолжения завоеваний в распавшейся стране достаточно ограниченного контингента русской армии: позже двухбатальонный отряд полковника П.М.Шипова легко занял Решт, да и персы (точнее, объявивший себя в октябре шахом царевич Тахмасп) были готовы заключить мирный договор на любых условиях. 

[1] ПЖПВ. 1722 г. С. 75.  

[2] КПБ. 101. Л. 299 об.

[3] Цвиркун. Димитрий Кантемир. С. 331, 342.

[4] РГАДА. Ф. 9-2. Оп. 2.  Ч. 1.Д. 30. Л. 207-209; КПБ. 101. Л. 362; ПЖПВ. 1722 г. С. 158-159.

[5] ПЖПВ. 1722 г. С. 127; о Юнгере – коменданте см.: Лаптева. Дербент в составе Российской империи. С. 107 и далее.

.

[6] Сб. выписок. 2. С. 115, 143.

[7] ЗА. 2-3. С. 174, 567.

[8] ПЖПВ. 1722 г. С. 158-159, 138.

[9] ПЖПВ. 1722 г. С. 162-165; Цвиркун. Димитрий Кантемир. С. 289-292.

[10] ПЖПВ. 1721 г. С. 158-159.

[11] КПБ. 101. Л. 362.

[12] Курукин. Персидский поход Петра Великого. С. 69.

[13] Лысцов. Персидский поход Петра I. С. 123-124.

[14] Мустафазаде. Из истории русско-турецких отношений. С. 17; см. Маркова. Россия, Закавказье. С. 27. 

[15] Соловьев. Соч.: в 18 кн. Кн. IX. С. 364.

[16] Голиков. ДПВ. 9. С. 133; Курукин. Персидский поход Петра Великого. С. 57, 59; Мустафазаде. Из истории русско-турецких отношений. С. 18.