01.01.1722 пн. Обрезание Господне. П. в Москве.

П. в Москве, празднование Нового года, был в Кремле, кушали в Ответной палате (у кн. Д.К.Кантемира – в Грановитой палате[1]) и были у Марии Яковлевны, вдовы Г.Д.Строганова[2]*. В Успенском соборе П. слушал проповедь, произнесенную Феофилактом (Лопатинским), которая ему очень понравилась и которую он приказал напечатать[3]. Согласно письму А.В.Макарова проректору школ и типографии архимандриту Гавриилу, по воле государя надлежало ее напечатать и перевести на немецкий язык[4]. П. участвовал в торжественном шествии, под звон колоколов и ружейную пальбу, через трое триумфальных ворот, причем во вторых воротах его приветствовал речью Феодосий[5].

Ф.В.Берхгольц сообщал, что около 11 часов в дом, где в Немецкой слободе остановился герцог Карл-Фридрих, прибыл камергер С.Г.Нарышкин, доложил, что пора ехать ко двору для поздравления Их величеств с Новым городом, и они отправились «в старый дворец, называемый Кремль». П. был на обедне, потом прошел во дворец, где его приветствовали гости, с которым П. здоровался, поговорил с «иностранными и здешними министрами, все сели за стол». За обедом П. говорил с герцогом Карлом-Фридрихом, А.Д.Меншиковым, Ф.Ф.Кинским «и прочими вельможами». «Казалось, он был в довольно хорошем расположении духа», рассказывал герцогу Карлу-Фридриху, что в окнах комнаты, в которой они обедали, слюдяные стекла, как и в других окнах. «Сначала на государе был кафтан на собольем меху, но когда ему стало жарко, он приказал подать себе другой, встал и тут же при всех надел его, причем я заметил, что рукава и спинка снятого им кафтана были не на собольем, а на простом меху. Башмаки на Е.в. были из оленьей шкуры, шерстью вверх как на самой ноге, так и на подошвах. У фаворита государева Василия были точно такие же сапоги**. Говорят, такая обувь очень тепла, но вид ее как-то странен. Около 3 часов император молча встал из-за стола (когда он встает, никто не смеет делать того же), побыл некоторое время у императрицы и по всегдашнему почти обыкновению своему, не сказав никому ни слова, уехал потихоньку домой»[6]. Б.К.Растрелли писал в 1732 г., что он по указу П.  сделал рисунок, «чтоб в ней (так!) репрезентовать персону или фигуру Е.в., стоя над подстолбником, украшен барелив всякими торжественными украшеньми; видев рисунок, указал мне сделать из онаго образец моделю, который тотчас сделал и апробовал в некоторое время, в силу Е.в.; в 1724 г. в декабре велел мне сделать больше и указал при мне г. Синявину (У.А.Сенявин – Е.А.) выдать мне к тому делу надобные материалы»[7].

Комментарий.

* В литературе существует пущенный П.В.Долгоруковым слух о многолетней близости П. с М.Я.Строгановой и внебрачных от этой связи детях, удостоенных титула баронов (Долгоруков П.В.. Записки. С. 218-219, 221-222; Петр Великий и Строгановы. С. 41).

** Скорее всего, речь идет о В.П.Поспелове, денщике П. 

[1] Цвиркун. Димитрий Кантемир. С. 338.

[2] ПЖПВ. 1722 г. С. 23. О связи П. с М.Я.Строгановой упоминает П.В.Долгоруков (Долгоруков. Записки. С. 218-219, 221-222).

[3] ПСПВПИ. 2. С. 91.

[4] ОДДСС. 2-1. Прил. XXXV.

[5] Катифоро. Житие. С. 430-431.

[6] Берхгольц. Дневник. 1. С. 279-280.

[7] РИО. 108. С. 239, 245.